Как только главный выбор состоялся, дальнейшие технические приготовления пошли уже без особенных трудностей. Нами, тремя охотниками из России, была выбрана фирма, имеющая угодья как в континентальном районе, так и в расположенном ближе к океану. Поскольку планировались к добыче серьезные звери, после детального обсуждения наших пожеланий с принимающей стороной продолжительность тура выросла по сравнению с первоначальными планами до 21 дня.
И вот глухой московской ночью авиалайнер уносит нас в незнакомую страну. Что ждет нас там?
В отличие от Намибии, где говорят на африкаанс, немецком и немного по-английски, и Камеруна, где из европейских языков преобладает французский, в Танзании английский язык основной. У каждого были свои предпочтения в смысле трофеев. Я поставил перед собой задачу добыть черного буйвола, льва, бегемота и черную антилопу (сейбла); если повезет со временем, то и крокодила. Максим хотел леопарда, буйвола, сейбла, крокодила и слона. Антон — леопарда, льва, буйвола, сейбла, крокодила и лошадиную антилопу (роана).
Первого буйвола мы нашли неожиданно. В конце очередного дня, уже после 18:00 (а темнеет здесь ровно в 19:00, причем, как и во всей Африке, в течение каких-нибудь 10–15 минут), Поль тройным стуком по кабине водителя заставляет остановить машину и заглушить мотор. Я срочно меняю в обойме патроны на более тяжелые, 450-грановые Norma PH, поставив двумя последними солиды — на всякий случай.
Время подгоняет, скоро стемнеет, и мы крадучись, временами ползком, смещаемся с Полем под ветер. Когда мы наконец позволяем себе медленно выпрямиться, прячась вдвоем за деревцом толщиной с руку, удается разглядеть это… стадо. Большинство лежит, сбившись в кучу, посередине один стоит и кормится. Мелкие ветки не дают «лейке» замерить дистанцию, передаю ее Полю, чтобы он померил через тот прогал, через который он уже 7 минут непрерывно разглядывает стадо в свой бинокль. «185 метров, будешь стрелять?» Для меня это не дистанция, единственное, что тревожит, — насколько брать превышение для этой незнакомой для меня пули? Двадцать сантиметров? Двадцать пять? «Хороший бык лежит вторым слева, но не спеши, его наполовину закрывает другой». Тренога на этот раз выставлена очень медленно и аккуратно, как в замедленной съемке. Выстрел! Второй патрон уже в патроннике, но Поль почти орет: «Не стреляй!», так как стадо все одновременно вскочило и заметалось, не понять кто где… Они отбегают на край поля, встают плотной группой в круг, постояв так и втягивая воздух и двигая ушами, наконец срываются и направляются в лес. Идем к месту. Находим место, где вскочил левый край, и я отмеряю до нашего дерева: 122 метра… Это дистанция практически прямого выстрела. Говорю об этом пиэйчу, он только пожимает плечами. Очевидно, пуля ушла выше холки лежащего быка, но мы все же находим след стада и двигаемся по нему; моя оптика на «х1» и карабин на предохранителе, нервы на взводе, пот градом, дыхание учащенное. Входим в лес, разглядываем каждую травинку, крови нет. Тропим километра три, и тут нас в ступор вгоняют хартебисты, вскочившие с земли. Но, вскинув в том направлении бинокль, Поль различает и несколько черных силуэтов. Это наше стадо буйволов, пробежав по лесу, параллельным курсом возвращалось в саванну. Пригнувшись, быстро перехватываем их и через какое-то время оказываемся опять за крайними кустами. Уже 18:45, и тот же самый буйвол не лежит, а стоит к нам вполоборота и смотрит в нашу сторону. Дистанция примерно та же, но измерять некогда, небо уже сереет. Навожу точно в плечо, но пока снимаю с предохранителя, стадо неожиданно, как говорят на флоте, делает «поворот все вдруг», и мой выстрел гремит точно в тот момент, когда и мой подопечный, мелькнув лощеным боком, показывает мне хвост. Делаем зарубку на дереве, чтобы разыскать это место завтра, и двигаемся к машине.
Рано утром, наткнувшись на свежий ход стада, мы незамедлительно спешились и начали тропить. Следы привели нас в такие дремучие заросли, которые простыми словами описать невозможно. Неколючих растений в Африке практически не существует: от жесткой травы до древовидных до 4–5 м высотой кактусов — все защищены колючками. Разница заключается только в длине и форме, от 1 до 20 см и от прямых, как стрела, до загнутых, как рыболовные крючки. Много рядов колючей проволоки, развешенной и набросанной спиралями вперемешку с «путанкой», дает лишь облегченное представление об африканском буше. Буйволам с их толстой кожей все нипочем, мне же с голыми коленками продираться оказалось, мягко говоря, несколько некомфортно. К тому же нашей задачей было продвигаться максимально скрытно и бесшумно, поэтому материться приходилось про себя. Но надо идти дальше.
Через несколько часов Поль наконец засек в бинокль следующую лежку. Беда была в том, что с наветренной стороны оставалось совершенно открытое пространство, а единственное направление, где был шанс скрытно подобраться, было подветренным. Мы перевидели к этому дню уже не одно стадо, и не в каждом присутствовали разрешенные к отстрелу быки, а тут даже в бинокль невозможно с полной уверенностью идентифицировать лежащие вповалку особи. И наконец, достигнув визуального контакта с медленно перемещающимся среди редких деревьев стадом, Поль попытался отыскать нужного быка. Он рискует своей лицензией, и его можно понять, для меня же это продолжение мучений. Моим израненным коленкам приходит новое испытание: мы должны ползти от одного муравейника к другому, немедленно замирая, если какой-либо буйвол поднимал от земли голову. В итоге Поль заявляет, что он не может достоверно кого-либо разглядеть среди деревьев с такой дистанции, и нам приходится отползти обратно и, совершив марш-бросок с большим охватом, зайти на ветер впереди смещающихся буйволов. Не знаю, как выдержало мое сердце, но мы сделали и это. Вот они уже появляются впереди между деревьями, спокойно двигаясь в нашу сторону и пощипывая свежую траву, торчащие уже из пепла, метров 120, вот 100… Карабин уже на треноге, и тут я боковым зрением замечаю выкатившуюся из кустов слева в 60 м парочку. Поль глядит вперед, и я шепотом обращаю его внимание на тех, которые теперь ближе и сбоку. Переведя бинокль на них, он немедленно дает команду стрелять. Ближний бык до середины корпуса скрыт от меня пригорком, поэтому выцеливаю по самому обрезу земли, в середину плеча. После выстрела на этом месте огромный столб пыли и пепла, в котором кувыркается что-то серое. «Стреляй еще!» Мгновенно перекинув на «х1», стреляю в это серое еще два раза, после чего стадо наконец понимает, откуда шум, и уходит. Мы бежим к месту падения зверя, и он несколько раз одергивает меня, чтобы я не высовывался впереди него. Теперь, вбежав на пригорок, я вижу поверженную махину.
Из больших зверей у меня еще оставался бегемот. На второй базе, расположенной прямо на берегу широченной реки с гнездящимися на пальмах пеликанами, трофейных гиппопотамов не было. Сколько дней мы ни пытались высмотреть достойного самца среди десятков самок и молодежи, болтающихся в воде, так ни одного и не высмотрели.
Дни сменялись другими, но казалось, что удача отвернулась от меня. В последний день перед отъездом, уже отчаявшись, я слышу диалог, сопровождаемый жестами молодого помощника моего трэкера. Показывает куда-то в сторону кустов, и мой Поль напрягается. Досылаю патрон в патронник, и начинаем подкрадываться. Наконец вижу в кустах движение. Первый бегемот, развернувшись, ложится отдыхать под куст, другой, судя по колышущейся растительности, сомкнувшейся следом за ним, удаляется. Крайний куст, который отделяет теперь нас от первого бегемота, растет в 5–6 м от его лежки. Но морда в траве, и определить половую принадлежность, не говоря уже про трофейные качества, скрытые в его закрытом рту, невозможно. Поль минут 40 разглядывает его в 10-кратный бинокль. Наконец он принимает решение: «Ты его видишь?» «Да, я вижу его глаза и часть морды». «Тогда стреляй». «Точно я могу стрелять?» — ошарашено переспрашиваю я, впервые видя неуверенность в глазах моего профи. «Да». И тут я забыл про все на свете. Точнее, я забыл про одну вещь, но самую главную в данной ситуации. Я забыл про «ближний ноль». Вместо того чтобы на этой дистанции целить выше предполагаемой точки попадания на размер высоты установки прицела над стволом, я целю почти на столько же ниже, с учетом пристрелки на 100 м. Выстрел сливается с ревом подскочившего зверя весом и размерами с легкий танк. Вижу кровь на разинутой, как чемодан, пасти, но не успеваю со вторым выстрелом. Зверь, с треском ломая кусты, влетает в воду. Начинается суматоха и со стороны остальных гиппопотамов, и «все смешалось в доме Облонских»… Мы, продираясь через кусты, выбежали на берег. Один из бегемотов, вынырнув, дал два полутораметровых кроваво-красных фонтана брызг. После второго выстрела душераздирающий рев оглушил окрестности, и бегемот, выбросив половину своего тела из воды, снова нырнул. Он выныривал еще три раза, и я стрелял ему в голову, но дистанция была уже от 100 до 200 м, и я всякий раз ошибался с превышением. А потом кончились захваченные с собой солиды. Теперь оставалось ждать. Если он ранен смертельно, то тело всплывет (до вечера крокодилы вряд ли его тронут), либо, если попал плохо, мы его не найдем никогда. Вернувшись через несколько часов к вечеру, мы его нашли. Гигант успокоился возле двух камней, торчащих из воды. А потом было, как у Корнея Чуковского: «Ох, нелегкая это работа из болота тащить бегемота!».
Охота удалась. 21 день в Африке — это по-взрослому. Новая страна, новые эмоции, интересные люди. Спасибо Черному континенту!