в своей статье «Охота – страсть моя» («РОГ» № 44, 2011).
Для меня, как человека русского (следовательно православного, т.к. исповедование православия всегда было признаком русского этноса), слово «страсть» имеет ясно выраженный негативный смысл: в переводе со славянского «страсть» означает страдание. В православии словом «страсть» определяется такое состояние человека, когда он полностью порабощен грехом (грех – нарушение человеком воли Божьей) и творит этот грех уже не потому, что хочет этого, а потому, что не может не творить, т.е. когда грех полностью владеет человеком. «Страсть достойна порицания как неестественное движение души», – писал святой Максим Исповедник. Поэтому-то я и не согласен с тем, что такое благородное увлечение человека, как охота, привычно именуется «страстью». Хотя, исходя из того, что грех – это извращение естественной природы человека, я склонен согласиться, что есть люди, для которых охота является страстью, кто забывает обо всем ради охоты и для кого охота – страдание. Со слов Юрия Никифоровича, в начале своей охотничьей карьеры он испытал действие страсти.
Но это не главное. В своей статье Юрий Никифорович выражает несогласие с моим утверждением, что охота на пещерного медведя носила религиозный характер (по его мнению, это «не доказано») и что неандертальцы могли спокойно прожить без охоты на крупных млекопитающих. Я, правда, имел в виду именно хищных млекопитающих, в частности пещерного медведя. Вот на это я и хотел ответить.
Почему в наиболее острый момент истории нашей охоты я отвлекаюсь на такие древние вопросы? Видя сегодняшние реалии, когда к власти опять пришла «Единая Россия», принявшая антиохотничий закон «Об охоте», когда съезд РОРС прошел под лозунгом «одобрям», считаю, что нам остается, скорее всего, лишь обсуждать особенности неандертальской охоты да копить деньги на один день пребывания в частных охотничьих угодьях.
Скажу сразу, что я ведь пишу журналистскую статью, а не научный труд, поэтому могу не давать ссылки на цитаты из научных трудов. Но все же постараюсь придерживаться фактов и указывать их источники.
К сожалению, о доисторических временах (бесписьменных) мы можем узнать только на основе артефактов и их интерпретации. Поэтому несколько миллионов лет истории рода homo нам известны мало. Но мы можем уверенно говорить, что они жили за счет охоты и собирательства. И именно охота повлияла на эволюцию нашего вида. Как это ни покажется странным, но оседлость человечества произошла ранее перехода от присваивающей экономики к производящей на 1500–2000 лет
(А.Б. Зубов. «История религий»). То есть сперва люди стали жить оседло, а потом занялись земледелием и скотоводством. Это, по мнению профессора А.Б. Зубова, обусловлено религиозными факторами (почитание предков, их захоронения в жилищах). Как показывает изучение отхожих мест тех времен, в переходный период люди стали питаться хуже, чем во времена, когда занимались кочевой охотой. Это и понятно, ведь люди охотились в окрестностях своих поселений, и постепенно они оскудевали. Когда люди занимались кочевой охотой, они могли передвигаться за мигрирующими стадами дичи или просто уходить на другое место, когда выбивали дичь в окрестностях временных поселений. Но ведь и скотоводство началось с охоты: животных надо было сначала поймать, а потом приручить. Понятно, что с развитием общества роль охоты в добывании пищи ослабевала, но история оседлой жизни людей насчитывает 12–14 тысяч лет. Этот период крайне мал по сравнению с общей историей человечества и даже с историей homo sapiens (35–45 тысяч лет). Но и в позднейшие времена охота играла большую роль, особенно в истории народов, не сильно затронутых цивилизацией. Естественно, что в обществе Рима или Византии охота была скорее развлечением для богатых и подспорьем для остальных. Да, война и охота на протяжении тысячелетий были уделом мужчин. Хотя и женщины могли охотиться в силу тех или иных причин. Например, для девушки из диких татар не было страшнее наказания, чем быть отданной замуж за «черного татарина», ведь тогда ей пришлось бы ухаживать за скотиной, а не охотиться. И бывали случаи, когда она кончала жизнь самоубийством, только бы этого не случилось. (Л.Н. Гумилев. «Древняя Русь и Великая Степь»).
Продукция охоты долгое время была международной валютой – например, мягкая рухлядь для Руси. Так что роль охоты в истории рода homo крайне велика. Это часть нашей общей истории и тот источник, который многие тысячелетия поддерживал жизнь людей.
Вернемся теперь к неандертальцам. Начнем с того, что это были люди, несомненно, религиозные. Говорит об этом то, что своих умерших они хоронили. Более того, хоронили либо в позе эмбриона, либо в позе сна, что говорит о том, что они были уверены в воскресении мертвых (сошлюсь на ту же работу А.Б. Зубова, там он это, на мой взгляд, достаточно аргументированно доказывает). Где же жили неандертальцы? В Европе, на Кавказе, Переднем Востоке вплоть до Тянь-Шаня и на Иранском нагорье. В Северной Африке неандерталец встречался, но явно он туда пришел. Приблизительно 200 тысяч лет назад в Европе произошло оледенение. Каково было жить около ледника? По мнению
Л.Н. Гумилева, неплохо: над ледником постоянно стоял антициклон, солнце днем пригревало, а ночью было холодно, с ледника текли реки талой воды, т.е. были реки и озера, а в них была рыба, на лугах паслись олени, быки, мамонты, носороги. Были и мелкие млекопитающие. Давайте признаем, что неандертальцы имели достаточно развитую культуру. Они производили орудия труда из нестойких материалов – кости, дерева и др. Обрабатывали и камень. Об этом говорил в своих лекция Л.Н. Гумилев, который участвовал в раскопках стоянок неандертальцев в Крыму. Охотниками и рыболовами они были прекрасными. Приходится признать, что древние люди были более искусными охотниками, чем мы со своими ружьями, электронными манками и прочим. Дичь водилась в изобилии, и неандертальцы, прекрасные охотники, могли не только прокормить себя, но и позаботиться о немощных сородичах, чему есть археологические подтверждения. Более того, они имели свободное время, которое позволяло им изготовлять такие вещи, которые не нужны в повседневной жизни. Например, погребальные одежды. Они были знакомы с символикой: в погребениях встречаются остатки цветов, что дает возможность установить время года, когда было совершено погребение. Но вот в одной могиле ребенка нашли рисунок цветка на глиняной табличке. Это дает право предположить, что похороны проходили в зимнее время, и мать, не имея возможности положить живые цветы, положила туда символ цветка. Понятно, что это всего лишь допущение, но вполне вероятное.
Так вот и ответьте мне на вопрос: почему при возможности добывать пропитание относительно безопасными способами, т.е. охотой на травоядных, они охотились на пещерного медведя? А это был тот еще медведь! В холке он достигал двух метров. Те, кто охотился на медведя, поймут. И вот для чего им надо было рисковать жизнью, излавливая (как предполагает А.Б. Зубов) этих чудовищ? Чтобы потом съесть? Нелогично. А ведь неандертальцы не глупее нас были. Более того, в отличие от многих современных людей, они знали, что в утробе матери находится не плод, а живой человек, и хоронили его, как обычного человека (захоронение в Ла Феррассе, Дордонь, Франция). Более того, после трапезы, неандертальцы сохраняли в пещерах черепа медведей. Л.Н. Гумилев говорит, что неандертальцы были склонны к коллекционированию этих черепов. Но это только в наше время у людей появилась склонность к собирательству чего-либо без смысла. В те же времена все было наполнено смыслом.
А.Б. Зубов предполагал, что подобная охота имела религиозное значение. Пещерный медведь своей мощью символизировал Бога. Охота на него была принесением в жертву Богу своих сил, здоровья, а иной раз и жизни. В пещере Драхенлох, в Швейцарских Альпах, были найдены черепа и кости множества медведей. Они были ориентированы ко входу в пещеру, т.е. уложены со смыслом. В то же время по полу пещеры были разбросаны кости горных козлов, серн, оленей, зайцев (что говорит о достатке другой животной пищи и о прекрасных охотничьих навыках неандертальцев). Подобные находки были и в других пещерах. В отдельных случаях черепа медведей были уложены на поставленный в пещере необработанный камень. Сразу же проглядывается аналогия с алтарем, упоминаемым в Библии. Понятно, что все это допущения и предположения, но имеющие некоторую степень вероятности.
Также мы можем сказать, что и охота кроманьонцев на мамонтов носила религиозный характер, и Бога символизировал уже не хищник, а травоядный зверь, но очень сильный. А потом богом стал человек, во всем совершенный (в Египте это фараоны первых династий), и об этом мы знаем уже из письменных источников. Строительство пирамид и гробниц было делом добровольным, за отдельную плату, ведь участие в жизни фараона в этом мире давало надежду на разделение его посмертной участи.
Как видим, охота имела не только вид игры, о чем говорит Юрий Никифорович, но и могла иметь более глубокий, религиозный, смысл. И первобытное общество было благодаря охоте не только царством необходимости, но и царством свободы, которую давала добычливая охота.
Человек и охота
Начну с того, что мне льстит внимание такого человека, как Юрий Никифорович Тундыков, который откликнулся на мою писанину («Почему мы охотимся, или охотник не киллер» («РОГ» № 34, 2011) в своей статье «Охота – страсть моя» («РОГ» № 44, 2011).