Через 15 лет была основана Русско-американская компания, ставшая монополистом в деле освоения новых земель. Она чуть ли не ежегодно направляла за океан своих представителей, обладающих самыми широкими полномочиями. В их задачу входила не только закупка пушнины на основе примитивного бартера — стеклянные бусы, сережки, гребни, зеркала, пуговицы, табак, чай, «огненная вода»… — все, чем можно было удивить туземца, шло в оборот, но и основание новых поселений и факторий, и проведение научных исследований. Как правило, ими занимались капитаны судов, образованнейшие люди своего времени. Им приходилось составлять карты, собирать гербарии, выискивать образцы горных пород, описывать быт аборигенов, в том числе способы и орудия лова на диких животных.
Одним из исследователей Русской Америки стал морской офицер Лаврентий Алексеевич Загоскин (1808–1890 гг.). Воспитанник Морского кадетского корпуса, гардемарин, мичман, лейтенант… Путешественник оставил после себя книгу «Пешеходная опись русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Лаврентием Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 гг. с меркаторскою картою, гравированную на меди» в 2-х частях. Мы предлагаем фрагменты из этой книги, связнные с тематикой нашего журнала.
Вот как, например, Загоскин описывает охоту на оленя. «Все прибрежье Нортонова залива питает неисчислимые стада оленей, которые забегают и на остров Св. Михаила… Нет ничего утомительнее в оленьей охоте, как отыскивать его след, и нет приятнее, как скрадывать его: забываешь жестокость стужи и неотвязчивость комаров. Олень лениво переступает, оглядывается, щиплет мох там и сям, — лежите не шевелясь; олень ест прилежно, — ползите, но всегда с подветра. Табун в ходу, — бегите к нему смело; табун встал, — будьте как вкопанные, имея ружье у ноги: вас легко сочтут за пень или кокору. Скрали в меру, выпалили, повалили или нет — не ваше дело: патрон в дуло, будьте готовы: табун, сделав круг и желая рассмотреть, часто набегает на человека, опять выстрел, и случалось из десятка перепятнать или повалить наполовину, прежде нежели остальные пойдут наутек. «Олень дикует», — говорят русские промышленники, когда тот начинает бегать кругом…
…Олень худо видит, но взамен того весьма чуток, и потому опытный стрелок никогда не ходит за большим табуном…
…При постоянном содержании двух стрельцов можно надеяться добывать в год до 100 оленей, то есть близ 500 пудов мяса. В 1842 г. посыланный мною стрелец в две недели добыл 5, а в 1844 г. в три недели 10 оленей. При правильном занятии этой охотой опытный стрелец воспользуется и туземным способом ставить в приличных местах петли и самострелы, как то делают тунгусы. Добытые оленьи шкуры по высокой своей цене в мене с туземцами далеко вознаградят содержание стрелков»
А вот как ценится оленина при мене.
«Приморские торговцы продают оленины по следующим ценам, прибавляя за каждую шкуру пушного зверя по одному листу или более табаку. Одна оленья матка или зимний бык за 2 бобра первого сорту; 2 пыжика за 6 бобров; один бык или матка за выдру первого сорту; весенний бык или матка, смотря по белизне лап, за одного или двух бобров; 6 зимних оленин и 2 пыжика за тулун (22 штуки) соболей; один зимний бык (из чукотских одеял, употребляемых на палатки) — за красную лисицу; 4 зимних оленины за одну сиводушку; 6, 8 и 10 оленин за чернобурую и черную».
На Аляске водятся практически те же самые животные, что на Камчатке и Чукотке. Загоскин не детализирует охоту относительно каждого вида животного, а описывает тот ее вариант, который наиболее поразил его воображение.
«Море и тундра составляют постоянное богатство туземцев Нортонова залива. Вот что придумал питомец Севера для удовлетворения своих нужд прихоти и вкуса: зимою, когда волк становится выходным и глубокие, не слегшиеся снега не дозволяют ему гоняться с успехом за оленями, он приближается к жилам (жилищам — В.Л.) и для своего пропитания высматривает собак. Туземец, считая собаку членом своего семейства и высоко уважая волчий мех, берет несколько тонких, плоских китового уса прутиков, около 2 футов длиною, заостряет их концы, свивает оборота в три и, обмотав маклячьим (тюленьем — В.Л.) жиром, бросает в разных местах вокруг своего жилища. Волк падок на жир: с голоду глотает два-три комка целиком; жир варится скоро, ус, выпрямляясь, колет его желудок и приводит к верной смерти. Наутро охотник по следам доходит до пропавшего зверя».
«Сверх стрел, употребляемых при промысле белуг и макляков и кидаемых с руки, поморцы имеют особые стрелы для птиц и оленей, которыми стреляют из луков. Птичьи стрелы делаются с тупыми носками различной формы, с целью если не убить, то оглушить птицу. Наконечник олений бывает из моржовой кости с зазубринами на одной стороне; самое же копьецо вставляется нынче железное, а прежде вставлялось обточенное из аспида. Для легкости полета стрелы к противному наконечника концу привязываются ястребиные или орлиные перья, которыми очень дорожат туземцы, так что за пару крыльев и хвост платят по цене двух бобров. Стрелы выделываются наиболее из лиственничного лесу, добываемого с Квихпака или из глубины Нортонова залива.
Длина древка близ 2 футов; костяного наконечника — 6 и 7 дюймов; кольца — 2 дюйма. Луки выгибаются из лиственницы или еловой крени. Для большой упругости в сгибы наружной их стороны подвязывают пластинки моржовой кости и перетягивают по длине китовыми кручеными нитками. Тетивы натягивают из круто свитого маклячьего ремня».
Про рыбу даже «страшно» читать: такое ее изобилие и разнообразие. И не только про рыбу.
«Первая морская рыба по вскрытию реки показывается чавыча, между 10-м и 15-м числами июня, за нею — красная нерка, лов вообще как морской, так и белой рыбы изобилен: зимою, осматривая морды чрез ночь, достают из каждой от 300 до 400 штук морских и горбоносых сигов весьма приятного вкусу; в то же время ловятся максуны, сырки, налимы, щуки и прочее. Нельма попадает и в морды и промышляется в изобилии особо сетями; о миногах мы упоминали. Окрестная тундра обоих берегов снабжает туземцев знатными запасами брусники; морошки и голубики собирается сравнительно менее, нежели в Нулато; малиной и княжиной лакомятся только в свое время дети. Некоторые запасают ягоды шиповника. Калину, рябину и смородину туземцы вовсе не употребляют, равно как и грибы различных сортов».
И все-таки интересно знать, как и каким образом рыбачили и охотились туземцы Аляски почти двести лет назад.
«На связку как решеток, так и морд туземцы употребляют еловые коренья и таловую кору. Диаметр морд бывает до 4 фут.; диаметр горла до 6, длина морды до полутора сажени. Во время изобильного хода рыбы к заднему концу морды привязывают так называемый хвост или рукав, который, в сущности, есть тоже длинная и узкая морда, в него рыба набивается из настоящей. Хвосты облегчают промышленника при вытаскивании добычи и сохраняют морду от поломов.
Смотря по назначению, для какого сорта рыб плетется морда, расстояние между драницами и тонкость их бывают различны.
Для миног морды плетут самые тонкие и частые; для имагнат и рыбы, родившейся в реке и возвращающейся осенью обратно в море, несколько реже; наконец, для рыб лососинного вида, нельм, сигов, налимов и других, служат одни морды, в которых толщина в диаметре около половины, а расстояние между ними до 2 дюймов.
Кускоквим далеко уступает Квихпаку в изобилии, разнообразии и крупности рыбы, и потому верховые жители его, принадлежащие к селениям, ближайшим к редуту Колмакова, занимаются усерднее добычею оленей и промыслом бобров, выдр и других пушных зверей, вообще доставляющих им пищу; из них одна лисица по особенно нестерпимому запаху ее мяса употребляется только в крайних случаях.
Промысловое и оборонительное оружие туземцев низовья обеих этих рек состоит их такого же размера луков и стрел, как у приморцев Нортонова залива, исключая, что луки для бобрового промысла выгибаются простые, из березы.
Промысел лисиц и соболей производится ловушками, которых устройство довольно сходно с клепцами и кулемами.
На лисиц, промышляющих вблизи селений, ставятся квадратные или круглые плетневые загородки, настораживая при входе в них сеть, в которую забежавшая лисица запутывается; впрочем, такие ловушки караулятся кем-либо из семьи.
Зайцы, кролики и рыси ловятся на оцеп или длинный шест, настороженный так, что попавшихся в раскинутую от него петлю поднимает на воздух.
Выдр стреляют из лука, ловят мордами, а иногда и просто руками: в последнем случае промышленник, догнав выдру и схватя ее за хвост, отделяет заднюю часть туловища от земли настолько, чтоб она оставалась на передних лапах до тех пор, пока другой рукою успеет распороть ей брюхо; выдра, таким образом приподнятая, не имеет возможности обернуться: иначе, остервеняясь, бросается и наносит смертельные раны.
Бобров промышляют трояко:
Луком и стрелами: в этом случае бьют бобра гуляющего, то есть такого, который по вскрытию речек, в первых числах апреля оставляет свою барабору (хатку — В.Л.) и, спустившись в большие реки, до осени не имеет постоянного на одном месте пребывания;
Бобр не в состоянии наготовить себе запасы на всю зиму и потому всегда оставляет нетронутыми вблизи растущий тальник. В оттепели он выходит и тогда, скраденный или подкарауленный, убивается просто палкой;
Промышленники осенью замечают жилые бобровые бараборы и с наступлением хороших зимних дней отправляются добывать их, как называют в колониях, из-под льда: бобр зимою пушистее и ость на нем гуще. Операция промысла весьма простая: перед бобровыми выходами выше и ниже его жилища прорубают лед и опускают ременные сети, в которых путаются бобры, желая пробраться к своему обыкновенному выходу. Если таких выходов не заметно во льду, то отыскивают отнорки из боковых коридоров и перед ними ставят ловушку.
Бобр, избавившийся каким-либо случаем из ловушки, становится осторожен: заметя западню, толкает в нее полено, и когда ту захлопнет, то перелезает через нее беспрепятственно…»
И вот результат того, как охотились в то время. Он поражает. Его даже трудно, с чем сравнить!
«С учреждением постоянного заселения в Нулато, то есть с 8 сентября 1842 года по 1 августа 1843 года, в этой артели скуплено 3125 бобровых шкур — количество, не доставляемое доселе не только которым-либо отдельным редутом, ниже полным отделом или округом. Со всем тем эти цифры еще не истинное выражение богатств верховых стран Квихпака. По крайности, 1000 бобровых шкур остались на руках туземцев, более 3000 соболей…».