Вот обыкновенные булыжники, торчащие из-подо мха, расположены в форме шкуры медведя, оленя; вот камни, выложенные на ровных сухих полянах в виде больших овалов… Кто же так старательно подбирал камни и укладывал их в определенном порядке? Зачем и когда? И каков возраст этих творений, если камни впечатались в сухую почву?
В первом случае люди сушили на солнце шкуру добытого на охоте большого медведя, шкуры оленя, лахтака. Во втором женщины растягивали только что сшитые белые замшевые покрывала для юрты, придавливая камушками.
А какие изящные получались из твердого камня ножи, скребки для выделки кожи, ледорубы или тесаки для обработки дерева! С каким знанием дела была изготовлена граненая игла из твердой желтой кости длиной не менее 16–18 сантиметров с проушиной, извлеченная с трехметровой глубины берегового разлома школьниками, проходившими производственную практику в оленеводческой бригаде в конце восьмидесятых годов! К большому сожалению, найденные школьниками артефакты сохранить не удалось... А вот цепочками уложены разноцветные камни в виде кочующего оленьего вьючного каравана. В конце каждой длинной цепи обязательно присутствует крупный белый камень. Что это? А это дети древних кочующих оленеводов в своих играх изображали вьючный караван. Впереди каждого каравана ехала сама хозяйка, восседавшая на высоком белом олене. Дети всегда были детьми и во все времена любили играть в то, что видели вокруг.
Можно найти камни, сложенные правильными кругами, круг не замкнутый, а с разрывом, внутри круга плоские камни плашмя, на этих плоских камнях кучки мелких белых и черных камней. Это дети в играх изображали свои жилища. Разрыв в каменном круге — это двери. Внутри юрты на кожаных скатертях, а может, в деревянных тарелках лежат куски мяса (темные камни) и сала (белые камушки). Иногда продолговатыми камнями могут быть изображены люди, застолье. Если вокруг стола много продолговатых камешков, стало быть, обедало много гостей. У детей в древности набор игрушек был ограничен.
Уже никто не кочует по некогда девственной, богатой зверем, птицей и рыбой тайге, по равнинной тундре, где можно было видеть лавины передвигающихся оленьих стад, а весной — сплошной блестящий ковер крыльев гусиных стай, летящих на север на гнездовье. И только каменные караваны продолжают в веках свой долгий путь без хозяев. А в каменных «юртах», будто в ожидании своих хозяев и гостей, в деревянных нинах (корытцах) парит ароматное жирное мясо.
В северо-восточной части побережья Охотского моря встречаются глубокие ямы, вырытые на каменных россыпях небольших сопок. Глубина обычно составляет около двух метров, диаметр бывает разным. Это «наблюдательные пункты» хоныл — таежных пиратов, свирепствовавших в здешних местах две-три тысячи лет назад. Размеры и количество ям, видимо, зависели от численности воинов в деревянных доспехах, сидевших в каменных окопах с луками и копьями в ожидании очередного оленного каравана.
Об этих наблюдательных пунктах и хозяевах каменных окопов рассказывалось в легендах и сказках народов Севера, передаваемых из поколения в поколение. Следы повсеместной деятельности древних людей говорят о заселенности нашего края в далеком прошлом. Оленеводы издревле кочевали по сезонным маршрутам, и можно определить, в какое время года хоныл устраивали свои засады. По стоянке любой давности можно определить, в какое время года оленеводы стояли в этом месте — зимой, весной, летом или осенью. Если сруб на старых пнях высоко, значит, зима была снежной; если пни короткие, стало быть, в ту зиму снега в тайге выпало мало.
На высоких скалистых террасах морского побережья, обычно на берегах уютных бухточек, попадаются глубокие ямы, заросшие травой, в которых еще сохранились кости крупных морских животных, белухи или кита. В этих ямах древние зверобои хранили мясо. Как они добывали морского зверя? Я думаю, очень просто, сетями, как и мы, их потомки. Древние охотники били нерпу на лежбищах деревянными дубинками. Плели крепкие сети из кожи: нерпа, попадая в них, задыхалась.
Много лет назад, когда функционировал гижигинский колхоз, там выращивали голубых песцов, на корм пушным зверькам добывали белух — это крупное млекопитающее, весом более двух тонн, никакие сети не выдержат! В Гижигинскую губу, в районе поселка Чайбуха, в мелкую морскую бухту впадает речка. Во время прилива бухта заполняется, а с отливом показывается дно. Колхозники замерили ширину перешейка бухты, наибольшую глубину воды во время приливов и по этим размерам сплели сети c большой ячейкой. Изготавливали крупные поплавки из пенопласта, вместо грузил использовали мешки, набитые мелкой галькой. Потом эту сеть собирали, грузили на платформу на палубе катера или сейнера и ждали подхода прилива.
С ним в бухту устремлялись косяки сельди или горбуши, а вслед за рыбой и белухи, часто в большом количестве. И когда белухи начинали кормиться в глубине бухты, катер, пересекая бухту, опускал сети, которые стопорили в обоих концах на берегу. С отливом стая белух оставалась внутри сети. В это время по большой воде нельзя было тревожить животных, тем более отстреливать. В бухте не должно быть никаких раздражителей белух. В противном случае испуганные животные могли разнести невод в клочья.
Почуяв неладное, белухи начинали плавать вдоль сети, ища лазейку, но к сети не прикасались. На полутораметровой глубине животные уже начинали садиться брюхом на дно. Почувствовав обмеление, все животные подплывали к берегу и обсыхали, расположившись плотным полукругом головами к берегу. Над головами огромных животных стоял сплошной фонтан воды, из-под хвостовых стеблей далеко в сторону летел ил, животные шумно дышали, подходить к ним со стороны хвоста было опасно. За один замет зверобои могли добыть до десяти животных — восемнадцать тонн мяса и жира.
Так могли промышлять белух и древние зверобои. И вообще, мне кажется, добывать морзверя и птицу, ловить рыбу древнему
человеку было намного легче, чем нынешнему охотнику или рыбаку, вооруженному «до зубов». Водоплавающей и боровой дичи было несметное количество. Птицы и звери не боялись
человека, как сегодня птицы не боятся медведя или оленя. Древний охотник добывал зверя столько, сколько ему требовалось, чтобы утолить голод, сшить одежду, утеплить жилище. Реки были полноводными, и рыбы было много. Климат был мягким, зимы теплыми.
Похолодание наступало на протяжении тысячелетий, климат посуровел. С каждым веком численность популяций зверя, рыбы и птицы сокращалась. С каждым тысячелетием Охотское море становилось мельче, площадь его сокращалась, море «сжималось» на десятки, сотни километров.
Если осмотреть устье реки Большая Гарманда, а потом высокие скалистые террасы морского берега, то можно сделать вывод, что река впадала в бухту, глубоко врезающуюся в сушу. (То же самое можно сказать о Гижиге, Вархаламе, Малой Гарманде, Наяхане, Авеково, впадающих в Гижигинскую губу и Наяханскую губу, залив Шелихова). Высокая морская терраса без разрывов тянется по суше по обоим берегам Б. Гарманды и вдается в сушу на расстояние 20 километров, вплоть до урочища Ханькан. Если судить по террасам моря, то ширина морской бухты была два километра. В устье реки Гижига морская терраса углубилась в сушу на 25 километров, до самой Cтарой Гижиги, ширина высохшей морской бухты была в пределах трех километров. Некогда в этих живописнейших бухтах тихо плескалась голубая прозрачная вода. Многие реки, большие и маленькие озера тоже оставили свои прежние берега. Это нетрудно определить по очертаниям нынешних и старых берегов.
Очень много в тундре высохших больших озер. Древние рыбаки плели мордуши из ивняка, кололи рыбу костяными острогами. На нерестилищах кету и горбушу ловили петлями из гибкой ивы или корней лиственницы. Стоящая в реке рыба не обращает внимания на тихо плывущий по течению шест, в конце которого — подвижная петля, принимая его за плывущую палку, кустик или траву. Петлю без резких движений заводят на голову рыбины, и, когда петля минует спинной плавник, то есть проходит толстую часть тела рыбы, рыбак делает сильный рывок на себя за шест, и эластичная петля затягивается на хвосте. Хвостовой плавник не дает рыбе выскользнуть из петли. Рыбу ловили и сетями, сплетенными из шерсти медведя, — вяжут же сети и делают лески из конского хвоста.
Древние охотники, скорее всего, добывали медведя кожаными петлями и кололи копьями в берлоге. Но кожаную петлю медведь мог перегрызть. Чтобы избежать этого, группа охотников прижимала вершину упругого тонкого дерева вниз и на небольшой высоте пропускала ее под толстый сук другого, рядом стоящего дерева. Толстый сук не давал нагнутому дереву вернуться в исходное положение. За вершину нагнутого дерева охотники привязывали ремень и ставили петлю на звериной тропе. От мощного рывка попавшего в петлю зверя вершина дерева соскальзывала из-под сука и, как сжатая пружина, выпрямлялась, увлекая за собой вверх зверя, который зависал на дереве, либо оставался стоять на задних конечностях, не в силах вырваться.
Древний охотник мог ставить петли на крупного зверя и над береговым обрывом. Испуганный зверь мог сорваться или броситься в обрыв и зависнуть. Охотники могли строить пасти с тяжелым грузом на медведя, зайца, росомаху, ставить волосяные петли на куропатку.
Чем лечились древние люди? Травами. Тем же мухомором и красной глиной — при расстройстве желудочно-кишечного тракта. Медведь лечит раны, полученные в драках, смолой стланика, лечебное свойство ее наверняка знали и древние люди. При простудах курили лекарственные сушеные травы. В качестве чая использовали иван-чай, шиповник, бруснику, шикшу, листья морошки, нэчак, традиция эта жива и поныне.
Посуду делали из глины и песка, с последующим обжигом, или из наростов на деревьях (эти «корзины» — ачали — боятся только огня, структура нароста такова, что и топором не расколешь).
Древние люди заготавливали впрок ламинарию, моллюсков, яйца птиц, съедобные корни, которыми питаются олени, медведи, грызуны. Знали они и методы консервирования пищи.
Мне кажется, древний человек на Охотском побережье не бедовал. Может быть, методы охоты, рыбалки были даже намного совершеннее нынешних.
Старики рассказывали, что раньше в пустынной, безлесной тундре, в районе скалы Нюлкандя, находили большие рога, когда-то сброшенные дикими северными оленями: они резко отличаются от рогов домашнего северного оленя, их легко распознать. Быки-производители сбрасывают рога в ноябре — декабре. Что привело лесного зверя в начале зимы на открытое морское побережье? Олени любят полакомиться соленой сочной травкой на приливных лугах, понятно, что в летнее время. Кроме того, в Северо-Эвенском районе дикий олень — большая редкость.
Недалеко от Нюлканди в море впадает речка с местным названием Корбэнрэчан (бычки — имеется в виду бычок оленя). Есть река Кор-бэнрэ (быки). Откуда и когда возникли эти названия? Возможно, после осеннего гона самцы дикого северного оленя из континентальной части района, а может, из колымских районов мигрировали на зиму к морю; а может, круглый год обитали на берегу моря, так же как снежные бараны на мысе Тайгонос. А потом, когда большие пожары уничтожили густые лесные массивы, образовав равнинную тундру на морском берегу, дикие северные олени ушли в районы Колымы, оставив в опаленной тундре свои рога, которые покрылись землей? А снежные бараны, недосягаемые для огня, остались в каменистых горах.
Не исключено, что равнинной тундры в северо-восточной части побережья Охотского моря тысячелетия назад не было, и глухая тайга подступала прямо к морю. А мамонты, останки которых попадаются в лесотундре? Мамонт — не олень, и скудной растительности тундры ему для прокорма недостачно. Значит, растительный мир был богаче. В устье реки Гижига, в болотистой тундре, попадаются пни, торчащие из-под земли комлями вверх. Я часто рассматривал их, подозревая, что это наносник. Но пришел к выводу, что это не так, скорее всего, когда-то здесь рос лиственный лес. Но когда?
Или взять тех же тритонов, обитающих в болотах Северо-Эвенского района. Их еще называют сибирскими углозубами. Попадаются экземпляры длиной 12−16 сантиметров. Каков их возраст, как протекают жизненные процессы этих существ? Старые эвены считали, что увидеть тритона — к несчастью. Рассказывают, что раньше олени, пасущиеся в тундре, разрушали гнезда ырики (лягушки), устроенные в кочках.
Тайны тайги и тундры, мне кажется, еще не разгаданы до конца. Я лишь собрал воедино личные наблюдения и рассказы старых оленеводов, проживших в тайге и тундре от первого до последнего вздоха.