С помощью одних лишь приборов и средств воздушного наблюдения успешно вести противопожарный контроль не удается. Вероятность же возгорания в засушливое лето, напротив, увеличилась из-за возросшей доступности заповедных мест. В такой ситуации необходима реализация государственной программы, направленной на изменение отношения к лесам. И к людям, населяющим их пределы...
ДМИТРИЙ И НЮРА
Их жилище в глубине мещерских лесов не вспыхнуло и не сгорело летом 2010 года лишь по случайности. Непрекращающаяся жара раскалила окрестности, угрожая катастрофой областного масштаба. Горели новые и новые участки лесных угодий Рязанского края, вызывая худшие опасения. Слава Богу, беды не случилось. Помогли подоспевшие пожарные команды, сорвавшие своими решительными действиями дальнейшее продвижение огненного вала.
Дмитрий Андреевич и Анна Петровна Клобковы живут на кордоне Глубокий Мещерского края с 1963 года. В уже далеком прошлом он — лесник, а она — член его бригады. Единственный. О событиях лихого 2010-го они вспоминают, так и не освободившись до конца от пережитого страха.
— Мы ведь на краю смерти стояли, Николаич! — торопились они на два голоса выплеснуть мне, едва я открыл дверь своей автомашины, накопившиеся переживания. — Задуй ветерок, и жизни нашей пришел бы конец: начался бы верховой. Его не остановишь!
— Ты должон помнить, Сергей, в прошлом дорога мимо самого нашего дома к «старому» мосту на Пру шла. А как «новый» построили в восьмидесятые, мы в отрыве от прежней жизни остались: машины нас с той поры стороной обходят. Куды нам деться из свово тупика! Если загорится, может, и успеешь позвать на помощь... Да крика твоего кто услышит?! Тайга кругом!
— Все тогда горело вокруг! — вторила мужу тетя Нюра, снова и снова вспоминая пережитое. — Заревом светило! «Сам-то» велел мне, что было в доме ценное, собрать в узел. С остальным пришлось бы проститься. А как простишься — оно не даром, чай, давалось! А козочек как спасать стали бы?! А Дружка — щенка нашего?! Он же дите сущее, ему и года нет от роду: и кот норовит его лапой обидеть, и петух клювом спробовать! Как нам их спасать, если у самих не было никаких надежд! Молитвы читала! Жизнь свою просмотреть успела заново! У Митрия Андреевича от волнений с желудком обострилось. Не спал ночами. И я от дыма просыпалась кажный час. Господь про нас не забыл, выручил и на этот раз.
НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ...
Не помню случая, когда бы дорогие моему сердцу обитатели Глубокого падали духом и жаловались на судьбу. Их душевная стойкость почти за сорок лет нашего знакомства была мне примером достойного отношения к жизни. Трудно поверить, но они, позабытые районными властями, живут в двадцать первом веке без электричества! Сосняки, которые Дмитрий и Нюра сажали в разные годы, выхаживая капризные саженцы, как своих деток, радуют глаз. А списков, в которых они бы значились как граждане — нет в помине! «Электрический» вопрос «утонул» в глубинах неведомо каких иерархий. И Дмитрий и Нюра продолжают зажигать по вечерам керосиновую лампу, окончательно потеряв надежду на «лампочку Ильича», на телевизор, электропилу и фонарь на столбе, чтоб не так было черно возле крыльца длинными ночами предзимья.
— Нам не в новость выживать. Всей жизнью своей приучены. Это в городе пенсионерам нет-нет, да и подбросят. Про нас забыли еще при Советской власти. А ноне — никакой! Раньше мы хоть покрепче с бабкой моей здоровьем были. Сейчас мне за восемьдесят, да и Анна Петровна не шибко от меня отстала. В деревнях окрестных асфальт к домам подведен, магазин с продуктами имеется, машины из городу кажный день подъезжают. А мы один на один с волками тута. Хлеб если кто из приезжих по милости захватит — так и то за счастье принимаем! Сухари сушим и храним. В прошлые годы, ты помнишь, было ружьишко. Без мясного не сидели. А теперь силам конец настал и глаз притупился.
За полвека, прожитых в лесу, они научились быть реалистами. Защищаться от напастей и бед. Не рассчитывать на милости природы. Проявлять терпение и монашеский аскетизм. Надеяться, что всевышний не оставит их без своей заботы, и Юра с Тамарой, давно живущие вдали от родителей, когда придет их час, проводят отца с матерью в последний путь достойно…
Дмитрий Андреевич и Нюра давно привыкли к превратностям судьбы. Но то огненное лето поставило их право на жизнь на самый край.
ПОСЛЕДНИЕ ИЗ «МОГИКАН»
Такой чрезвычайной обстановки Мещера не знала с лета 1972 года. В те годы многое в системе лесоустройства было в этих местах иным. Были фонды, штатная численность сотрудников, пусть не богатый, но парк транспортных средств, запас ГСМ. Структурно все, от ее руководителей до рабочих, относились к районным лесничествам. Сотрудникам выплачивалось жалованье, позволявшее в режиме всеобщей дефицитной сдержанности тех лет, уверенно сводить концы с концами, а что-то отложить и на «черный день». Они обеспечивались форменной и рабочей одеждой, оберегавшей от лишних трат домашний бюджет. Главным звеном структуры были лесники, живущие на кордонах. Список их обязанностей и забот включал конкретные действия, направленные на сохранность леса от порубок, его воспроизводство и обеспечение пожарной безопасности. Надлежащий порядок обеспечивался исключительно ручным трудом лесников, мало подкрепленным какой-либо материальной заинтересованностью. Жизнь на кордоне предполагала необходимость трудиться круглый год. А помимо этого, работать ежедневно в своем хозяйстве. «Уйти» из села на кордон мечтали не многие. Что станешь делать в лесной избушке, когда заноют зубы, что хоть на стенку лезь? А если аппендицит? А сердечный приступ? Ни телефона, ни рации, ни даже… голубиной почты!
Чтобы жить здесь, помимо одной решимости требовались мужество, воля, самоотречение. Превращение ежечасного труда в главное дело жизни. Те, кому это удавалось, имели право называться национальными героями. Нация не удостоила их этого звания. На моих глазах умирали те немногие кордоны, вокруг которых в начале восьмидесятых еще клокотала жизнь. Жители Глубокого — одни из последних «могикан» сегодняшней Мещеры.
На смену прошлым реалиям пришли нынешние, проявившись в резком сокращении местных производств и, как следствие, численности населения. Следить за огнем и бить в набат стало некому. Почти не осталось в здешних местах поселений. В деревнях, в основном, живут дачники. А еще, кажется, недавно были колхозы и лесхозы. Не стало кордонов лесников, оберегавших десятилетиями лесные пространства. Не живет никто и на известном кордоне «273», описанном К.Г. Паустовским. Не встретить на лесных тропинках вздымщиков-смолокуров, некогда собиравших янтарные соки сосновых стволов. Их нехитрая, на первый взгляд, работа состояла в том, чтобы, сделав надрез коры у комля, подставить под него приемник в виде жестяного конуса, а затем своевременно сдавать на приемный пункт живицу. Из нее потом и скипидар, и прочие химикаты для народного хозяйства производили. Необходимость их почти ежедневного пребывания в лесу обеспечивала пригляд от случайного загорания.
И пастухов на берегах реки Пра больше не увидеть. Пойменные луга, протянувшимися вдоль русла, создавали для молочного животноводства исключительные условия. Все лето тут выгуливались и паслись, набирая вес, стада. К августу луга вокруг реки выкашивались, уставляясь вереницами стогов. Теперь здесь обезлюдевшие, заросшие травой непроходимые пространства.
А еще почти у каждого лесопункта и поселения, разбросанных в окружающем лесном «океане», имелось свое озерцо. В иные лета определять непривычному глазу прикладное их значение на ум не приходило. Но не ради лягушат и карасей откапывались эти хранилища водных резервов. Пересохли те озерца летом 2010-го! А если где и сохранились, так были осушены до дна брезентовыми рукавами огнеборцев. На Глубоком сохранилось. Из его заросших кувшинками заводей «Уралы» пожарной команды закачивали в недра своих цистерн нагревшуюся за день коричневатую, как в большинстве мещерских озер, воду, чтобы, отъехав в глубь лесов, устремиться к эпицентрам огня и людского горя. А потом выплеснуть ее там, где горело, в надежде спасти еще несгоревшее. Случилось чудо, воды в том озерце хватило всем. Что-то в окрестностях сгорело, что-то уберегли. К концу августа пожары пошли на убыль...
ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ?
Сложившееся отношение к лесу отзывается тяжелыми и непредсказуемыми последствиями. У этой проблемы транснациональный характер: леса горят и в Хайфе, и в Калифорнии, и в Арагонских Пиренеях. Набат огненного колокола звонит и по нашим российским лесам, и по нашим душам. Нужно действовать! Иначе природа, устав ждать и надеяться, будет еще решительнее напоминать о себе. Многократно озвученной на самом высоком государственном уровне «модернизации» заждались мещерские леса. Пускай бы она проявилась, всего лишь в том, чтобы вернуть и восстановить нарушенные структуры и связи. Уже это одно дало бы пользу, создав предпосылки для большего.
P.S. Лето 2011 года вновь выдалось жарким. В конце августа на обмелевшей до дна Пре рядом с Глубоким от небрежно залитого туристского костра загорелся прибрежный торфяник. Дымный след был вовремя замечен с патрульного самолета. В результате четко организованных действий, подкрепленных средствами малой механизации, дальнейшее распространение огня было остановлено.
— Приехали быстро и работали по-стахановски. Молодцы! Могут, если захотят. Только не хотят, почему-то, — обобщил произошедшее дядя Митя. Его оценке можно доверять: бывших лесников, как и разведчиков, не бывает.
— Видать, урок прошлогодний на пользу вышел! Я их потом и молочком козьим за старания попоила, а Митрий Андреич свой запас распечатал и по стаканчику кажному налил. Да только они отказались от его угощения. Чайку брусничного попросили и поехали своей дорогой. А нам-то теперь как спокойно зажилось! — откликнулась, не удержалась его «боевая подруга», перекрестившись мимоходом на угол, где висели потемневшие образа и давно не зажигаемая хозяйкой лампадка…