Было это больше 20 лет назад в нашем Байкало-Ленском заповеднике. Мы, его научные сотрудники, изучали дальние окрестности нового научного стационара.
Ближние, в том числе теплое озеро на мысу с выводками горбоносых турпанов, лес с косулями, зайцами, изюбрихой и медведем, были нам уже знакомы. В тот день я и геоботаник Юрий Николаевич пробрались к истокам одного из безымянных притоков Байкала.
После подъема по ущелью мы оказались в просторном цирке, где нашли огромный кедр. Это был гигант, каких мы оба, несмотря на свой солидный опыт таежных скитаний, никогда не встречали. Обхват ствола на уровне груди был 5 с половиной метров, а ниже он резко расширялся перевернутой огромной чашей, края которой расползались во все стороны могучими корневищами. Огромная копна кроны выросшего на просторе таежного исполина была зеленой, живой.
Шнур, которым мы измеряли обхват ствола, оказался коротким, поэтому, чтобы услышать друг друга из-за дерева, мы кричали, как в лесу. Удивляли не только размеры кедра, но и то, что вырос он в поясе кедрового стланика, выше верхней границы распространения лесной растительности, вопреки законам природы. К тому же кедр явно влиял на настроение и самочувствие, причем положительно: уходить от него не хотелось. Но хочешь не хочешь, а возвращаться из маршрута необходимо, и уже знакомым путем: сначала вниз по ущелью, потом по лиственнично-сосновому лесу к Байкалу.
Этот лес под хребтом бадановый, потом мшисто-багульниковый, еще ниже рододендроновый и уже рядом с Байкалом, на последнем километре, разнотравный. Это разнообразие придает особую прелесть горной тайге, здесь не заскучаешь. Но ходить тут тяжелее, чем по равнине, тем более без тропы. Мой напарник, несмотря на хорошую погоду и положительные впечатления от маршрута, явно устал. Его распухшая за день гербарная папка и фотоаппарат давно перекочевали в мой рюкзак, но он все равно отставал, наша скорость снизилась. Шли мы рядом с сухим руслом ключа, в вершине которого побывали.
У Байкала много таких притоков, которые до него только в паводок добегают. По ущелью речка летит все лето с шумом или даже ревом, а на последнем отрезке пути по осадочным породам между подножием хребта и Байкалом уходит под камни.
Уже у самого Байкала попалась под ноги попутная тропинка. По ней мы и пошли. На очередном переходе, когда я оторвался метров на 40, Юрий Николаевич остановил меня свистом. Я обернулся, он жестом позвал меня к себе, да еще палец к губам приложил. Подойдя, я увидел медведя, стоящего на задних лапах слева от тропы, всего в 20 метрах от нас. Бурый, не мелкий, но и не огромный, лапы передние вниз висят, на нас смотрит. Мы стали негромко переговариваться.
– Как это я его не увидел?
– Да он из-за вон той колоды встал и тебе в спину смотрел.
– Не знал, что ты сзади идешь.
– Да, шли бы вместе – не увидели бы. А почему он не убегает?
– Не знаю, растерялся, наверное.
– А морда какая угрюмая! Не кинется?
– Они все с такими мордами, у них мимики нет лицевой. Если не дурак, убежит.
Мы были вооружены. Тогда научным сотрудникам выдавали кабурное оружие. Я от этого счастья отказался, и не зря. Наган в руках у Николаевича выглядел в этой ситуации как то несерьезно, а мое ИЖ-58 16 калибра было твердой гарантией того, что все кончится хорошо. Разумеется, для нас…
Тут медведь вышел из ступора – может, понял, что мужики с ним встретились серьезные и уже шкуру обсуждают, – и убежал. Примятая трава и раскиданный муравейник подтвердили нашу версию встречи: зверь, занятый своими делами, услышал нас первым и залег, спрятался. Но когда встал, пропустив первого человека, попался на глаза второму.
Ситуация была стандартная: убежавшие испуганные медведи не возвращаются, но ощущение близкой опасности растет. Оно заставляет быть предельно внимательным и наготове. И я увидел медведя там, куда особенно тянуло посмотреть. Он был в лесу, метрах в восьмидесяти, стоял на дыбах и глядел на нас.
– Николаич, вон смотри: в прогалине стоит!
– Да это вроде другой! Наш светлее и поменьше был.
От сомнений избавил бинокль. Точно: другой, причем намного больше первого. Стоит, лапой передней на ствол лиственницы опирается, зубы скалит; холка выше головы, уши прижаты. Ясно, что от такого надо подальше держаться! А он на все четыре опустился и к нам движется. Хорошо, что хоть не прыжками – есть возможность из леса на чистое место выбраться, на сухое русло ключа. Оно здесь широкое, метров 30–40, в упор из-за кустов мишка не подкрадется. Туда мы и выскочили в темпе, но без паники и стали обсуждать, как дальше жить. А он уже на берегу русла сухого, в 15 метрах всего, и к тому же выше нас больше чем на метр!
– Пошли, Николаич, дальше, только не торопись, медленно идти надо.
– А если кинется?
– Убью. Но ты из нагана сначала бахни – вдруг напугается?
– Куда стрелять? В воздух или в камни?
– В воздух, от камней рикошеты дурные. А потом мне помогай, в него бей.
За такими разговорами мы понемногу увеличивали дистанцию от зверя и приближались к близкому уже берегу Байкала. Медведь ломился по кустам параллельным курсом, но на камни сухого русла не спускался. Потом обогнал нас и остановился на чистом участке берега. Зверь подпрыгивал на одном месте и негромко, но очень внушительно ворчал.
– Чего он привязался?
– Не знаю, но чую, что останавливаться нельзя. Идем дальше медленно!
Мы снова прошли мимо медведя, и он снова обогнал нас.
– Чего он рожи корчит?! И так страшный – дальше некуда!
– Сам боится, вот и пугает.
– А отсюда его свалить можешь?
– Могу, но вроде еще не кидается. По-моему, разойдемся мирно.
Мы в третий раз прошли мимо медведя, который сначала пошел лесом на обгон, но потом исчез из поля зрения. Обстановка накалилась до предела. Казалось, что зверюга в любой момент может метнуться к нам из-за кустов.
– Николаич, у меня терпения уже нет! Вылезет еще раз – там же и положу!
– Терпи! Сам говорил, что он нас боится. А вдруг не свалишь сразу? Он же нас тогда за момент размажет. Может, ушел? Не вылезет больше?
На широкой прибойной полосе стало спокойнее, появилась уверенность, что медведь действительно отстал. Последний километр до обжитого и безопасного стационара можно было идти по хорошей лесной тропе над береговым обрывом, но в лесу было страшно, пришлось топать по галечнику берегового вала. Идти было неудобно, но зато мы увидели, что сегодня начался массовый вылет байкальских ручейников. Мириады маленьких серо-коричневых бабочек буквально роились над водой и берегом, ими были облеплены все камни.
Одни еще обсыхали, другие, закончив жизненный цикл, забирались в тень, под камни и коряги. Местное название этих бабочек-однодневок и одновременно их массового вылета – липачан. Это очень важное явление для всех, кто живет в Байкале и на его берегах, – много легкодоступной белковой пищи. Нас это не касается, но зато медведей мы насмотримся – все на берег вылезут. Да и хариуса поймать на мушку будет проблематично: он сытым и ленивым в это время становится. Очень эмоциональный и информативный маршрут закончился благополучно.
Разгадка необычного поведения медведя пришла вечером. Лишь только солнце ушло за Байкальский хребет, на берегу появились медведи: сначала светлая медведица с двумя темными сеголетками, потом почти черный крупный одиночный зверь, а вслед за ним и наши сегодняшние знакомые, парой. После мы увидели еще одного одиночку. И все это на трех километрах берега – семь медведей, из которых пятеро взрослых.
Медведица с медвежатами вышла километрах в двух от нас и уходила все дальше, а остальные крутились в районе устья сухого русла. Занимались они одним делом – ворочали камни и слизывали скопившихся под ними бабочек-ручейников. Поведение двух наших знакомых ярко свидетельствовало о том, что они пара, у которой время гона совпало со временем липачана.
Одиночные звери, судя по поведению самцы, кормились, не приближаясь к уже сложившейся паре ближе чем на 200 метров, но и не уходили. Шансов на шашни у них в этом случае не было: медведь, пугавший нас, был огромным, вдвое больше остальных, отнюдь не мелких особей.
– Наши-то вообще друг от друга не отходят. Манька хоть и тормозная, зато кобель у нее какой!
– Понятно, почему он на нас наезжал. Мы ее напугали и обидели, а она своему хахалю наябедничала. Вот он и изобразил рыцаря.
– А давай их так и называть – Манька и Ейный Хахаль!
Так наши медведи получили временные имена. Звери больше недели на зорях кормились липачаном на берегу, иногда приближаясь к стационару метров на триста. Мы же в их сторону не ходили вообще. Манька по характеру была вполне мирной, а вот Ейный Хахаль, шибко здоровый, был нервным.
Первый липачан появился только на отдельных участках, но уже через пару дней он был практически везде. Наша знакомая медведица с детками сместилась еще дальше, за мыс; медведи-самцы тоже начали удаляться от пары на километр и больше, а затем и вовсе перестали выходить на этот участок берега. Зато появились новые медведи. Все они были заняты своими делами, но их было столько, что маршрутное обследование территории пришлось временно прервать.
Явление массового вылета липачана на заповедном берегу повторяется ежегодно, со всеми его последствиями. Медведи выходят на берег в сумерках и всю ночь гремят камнями, в пасмурную погоду это происходит и в дневные часы.
А огромный кедр мы считаем самым большим деревом в заповеднике, ведь более крупных пока не найдено.