Хотя скорее это был просто гром среди ясного неба: пробный, неуверенный что ли, робкий, почти ласковый и приятный на слух. Надо же, подумалось, начало апреля – гром?..
Со стороны погромыхивания натягивало довольно большую, в полгоризонта тучу, и вскоре начался дождь. Он то затихал, когда в небе появлялись просветы, то снова принимался, и вокруг становилось мрачно и неуютно. Истосковались по весне, по теплышку все, намаялись за зиму, зачерствели, посуровели и люди, и сама природа. А теперь помаленьку оттаивали, пробуждались. Дождь все шел и шел. Хорошо это или нет, лето покажет, а пока дождем смыло остатки снега на открытых местах, оставался он лишь кое-где в лесу, смыл он и плесень на земле, траве и прошлогодней листве, до блеска отмыл асфальт на дорогах там, где он еще был, и как ни странно, укрепил землю. Правда, не на столько, чтобы везде можно было, свернув, съехать с асфальта. Остальное доделают солнце и ветер, в природе все продумано. Дождем как бы смывалась та последняя, изрядно полинявшая, поднадоевшая за полгода картина зимы. Природа и все живое требовали перемен. И в эти перемены вносил свою лепту этот весенний дождь.
Весна словно умывалась, вступала в новые права, осваивалась. Небольшие водоемчики, канавы и лужи наполнились водой, разлились большие и малые реки на радость водоплавающим. Деревья оживали, выпрямлялись, наливались соком, жизненной силой. Оживились, засуетились и защебетали, потянули и затоковали, зачуфыкали, захоркали, закрякали и закурлыкали все от мала до велика птицы. Все живое радуется весне, продолжению жизни, ожидаемому теплу и солнцу. Потом, позже, полопаются почки и появятся нежно-зеленые, клейкие, облегчающие боль в суставах, если их умело наложить, молоденькие березовые листочки. Появятся подснежники и ландыши, первые весенние грибы. Запоют непрерывную песню лягушки на лужах, майские жуки начнут свой хоровод в макушках с молодой листвой деревьев. Засуетятся птицы, хлопоча и беспокоясь о потомстве, запоет соловей, отнерестятся щука и окунь, плотва и лещ, зацветут дуб и черемуха, забушует сирень, зацветут сады и земля приготовится принять в себя все, что сможет родить.
А пока от леса, ельников еще тянуло холодом, и обещанное потепление все не приходило. Буйствовало половодье, на рассвете крякали селезни, днем в полях, выбрав благоприятную в погоде паузу, кувыркались чибисы, а на озере далеко было слышно, как переговаривались на льду отчаянные любители подледной ловли. Воистину, бедой ворошат, и этот экстрим вовсе не оправдан. Видимо, запасаются впечатлениями до следующего льда, бедолаги.
Похоже, что воды этой весной куда как больше, оно и лучше для земли-матушки. Вынужденное безделье, вызванное непрекращающимся монотонным дождем и статусом пенсионера, было прервано звонком приятеля – начали выдавать путевки. Внучка, услышав содержание разговора по телефону, запрыгала: «Ура! Будем патроны заряжать!» Ну конечно же, будем, а как иначе, обязательно будем, милая.
Ни на секунду не отходя, называя капсюля «пимпочками», поначалу путая древесноволокнистые и прокладки, удивительно быстро приноравливается, неназойливо подает мне и то и другое, называя навойник «грибком», рвется вставить их сама. Прогнать не могу, понимая, чем закончится, тем более что, усердно следя и практически участвуя в процессе, замечает мою ошибку, когда вместо того, чтобы засыпать порцию пороха, я в пустую гильзу, оснащенную только капсюлем, захочу почему-то вставить прокладку. Действо в два приема длится два дня. «Ну вот, теперь все вальдшнепы наши, правда, деда?» В августе внучке было пять лет. Когда пять лет было ее маме, ситуация была аналогичной, только вот вместо «пыжи», та говорила «жипы»…
Пока заряжались, латали патронташ, помаленьку готовились к предстоящему, лечили лапу легашу, обдумывали места предстоящей тяги, потихоньку распогодилось. Да только ненадолго. И в назначенный час опять непогода. Пока шли до заветного места, вдруг ни с того ни с сего поднялся ветер, зашумел макушками деревьев, накрыл тучей и опять заморосил противный, теперь совсем уже неуместный дождик. Может, пройдет, подумалось. Достав из чехла «тозовку», я все же решил зарядиться. Но быстро стемнело, и поэтому внезапно появившегося лесного кулика, заставшего меня при вытаскивании патрона из ствола, когда я, разочаровавшись в погоде, решил уходить, я сумел успешно промазать. Оно и к лучшему, попадание было бы противоестественным. На то она и охота.
А дождь все моросил и не думал прекращаться. Зато нынче бог миловал пока от палов весенних и от пожаров, думал я, уже сидя в машине и прислушиваясь к легкому шуму по крыше кузова, не торопился уезжать. В прошлом году заметил: там, где прошел пал, в местах, обычно неплохих для тяги, над черными, вызывающими в душе чувство, близкое к отчаянию, выгоревшими пятнами, вальдшнеп не тянет, стараясь облетать. Да и проходить и останавливаться в таком месте неприятно, тревожно как-то, и хочется скорее покинуть его. Алан, наконец-таки улегшийся на подстилке на заднем сиденье, принялся зализывать ранку на лапе. Ничего, впереди еще две недели. Только вот как быть с дождиком? Завтра ведь засобираюсь опять. А может, пусть идет? Может, природа сама решает, чего и сколько давать, пытаясь исправить и на ошибки наши. Давно бы пора прислушаться.