Река Рожек петляет по пойме, а с обеих сторон подступает лес. Заболоченная пойма буквально кишит болотной и водоплавающей дичью. Брат говорил: «Напишу пейзаж, поймаю щуку, убью утку, как Левитан». Я только отслужил в армии и к тому времени вернулся домой. Отец, агроном по профессии, работал директором плодово-ягодного питомника, и жили мы на краю районного городка среди бесконечных садов, плантаций и полей.
До поймы реки Рожек надо было добираться через лес по дороге восемнадцать километров. Володя сразу же попросил у отца лошадь с телегой, и уже утром они с Димой выехали в путь. Вечером они пришли пешком, а через некоторое время пришла и лошадь, за которой волочился по пыли передок от телеги. Брат невразумительно объяснил, что на них напал гигантский колхозный бык.
Но от своей идеи побывать на реке Рожек он не отказался и теперь стал уговаривать меня съездить с ними. Я ни в каких быков не верил, смеялся над братом и опрометчиво согласился, полагая, что во второй раз отец лошадь не даст. В принципе так оно и было, если бы не вмешалась мать. Достаточно было одного ее слова и строгого взгляда в сторону отца, и мой отец, бывший командир противотанкового дивизиона, который одну столицу защищал и три столицы брал, дал согласие.
На всякий случай, вдруг брат не обманул меня, и в тех местах вправду водится какой-то сумасшедший бык, я взял свою бельгийку-бескурковку 12 калибра. Один патрон зарядил пулей, а в другой засыпал семь граммов черного пороха и доверху набил войлочными пыжами. Патроны вставил в стволы и положил ружье на дно телеги.
И вот мы втроем, набросав свежескошенной травы в телегу, тронулись в путь. Лежу на сене, смотрю на голубое небо и временами проваливаюсь в сон. Ребята сидят спереди и о чем-то своем разговаривают. Я проснулся оттого, что внезапно наступила какая-то тишина. Я сел в телеге и осмотрелся кругом. По всей видимости, мы уже въехали в пойму реки Рожек. Я посмотрел вперед и увидел Володю с Димой метрах в двадцати, которые замахали руками и закричали, показывая руками на что-то, что находилось сзади, за моей спиной. Я медленно оглянулся и увидел несущееся стадо коров, от которого отделился и скорой рысью, мотая головой и издавая какой-то львиный рык, ко мне приближался бык. Но это был не якутский бычок, а натуральный российский бык-производитель во всей своей красе. Такой мог не только разнести в клочья телегу, но при желании даже опрокинуть легковой автомобиль. В мозгу, как молния, проскочили слова моего покойного друга ветеринара Миши Галицкого: «А в колхозе два бычка, как иду на работу, то кажется, последний раз свежим воздухом дышу».
Первое, что мне пришло в голову, – это бежать, и судорожно вцепившись руками в траву, я вдруг ощутил под рукой ружье, которое я положил на дно телеги. Теперь я почувствовал себя лучше, но не намного, и принялся изо всех сил нахлестывать Сивку, желая уйти от погони. Но отец знал, какую лошадь нам давать: лениво помахивая хвостом, Сивка даже не ускорил шаг. А между тем, мамонт, кем мне теперь казался бык, стремительно приближался. Ну все, конец... Бык наклонил лобастую голову, нацелив на меня рога, изо рта его клубилась пена, громоподобный рев сотрясал воздух вокруг. Судорожно вцепившись в ружье, не спуская глаз с быка, я ждал развязки. Краем глаза заметил корчившихся от смеха двух пастухов, которые, видимо, давно уже привыкли к такому поведению своего питомца.
Меж тем дистанция между нами неуклонно сокращалась – десять метров... пять... три. Ружье давно приложено к плечу, и я стреляю, стараясь целиться в морду, из правого ствола, который заряжен холостым патроном. Грохот выстрела, и дальше происходит то, чего я никак не ожидал... Бык с размаху вспахивает носом землю и валится, как подкошенный, набок. Меж тем Сивка идет, как шел, как будто вся эта история с выстрелом и прочим его не касается. Бык лежит на боку неподвижно. И к своему ужасу я замечаю, что изо рта и носа у него течет кровь. «Убил. Перепутал патроны и убил», - мелькнула у меня страшная мысль. Только люди, рожденные сразу после войны, могут понять всю трагедию моего положения. В те времена жизнь племенного быка ценилась чуть ли не выше человеческой, и я запросто мог попасть в тюрьму в результате этой «корриды». Лихорадочно переламываю ружье, выдергиваю патрон – пуля на месте. Может, я вместо холостого, взял еще один боевой?
Пастухи сразу же после выстрела перестали смеяться и с криками бежали к месту происшествия. Сивка как шел, так и идет, дистанция между нами все больше и больше увеличивается. Вот уже скоро будет метров четыреста. Находясь в состоянии шока, я смотрю, не отрываясь, на быка. Брат давно уже сидит рядом, что-то говорит мне, по всей видимости, успокаивая. Вдруг я замечаю, что бык медленно поднял голову, повернулся на живот. «Живой, - подумал я, - пронесло...» Бык пробует встать, но ноги его не слушаются. Медленно встает, стоит, но вдруг, как пьяный, валится на бок. Опять встает. Мы уже далеко. Бык, мотаясь из стороны в сторону, медленно бредет к стаду.
Наверное, можно и не говорить о том, что привычку нападать на проезжающих мимо этот бык оставил навсегда. Что уж он там понял своим животным сознанием, как воспринял произошедшее с ним – не знаю. Лично я теперь могу похвастаться, что вполне понимаю, что чувствуют тореадоры, выходя один на один с такими монстрами, как этот.