Вальдшнеп неожиданно возник из-за спины. Прямо над головой он плавно и по-совиному бесшумно проплыл, пересекая узкий прогал. Мгновение, и вершины молодого березняка скрыли его от меня. Судорожно вскинутое вверх ружье — и запоздалый дуплет стал салютом первому, увиденному в этом году вальдшнепу. Выстрелы вдогонку на эмоциях, от восторга души, с нетерпением ожидавшей всю долгую холодную зиму прилета этой замечательной таинственной птицы и открытия весенней охоты! Теперь, считай, весна пришла окончательно.
За пару мгновений я успел разглядеть широкие крылья, взъерошенные перья и как в полете вальдшнеп вертит низко опущенной головой с длинным клювом, будто выглядывает, выцеливает что-то внизу, на потемневшем за зиму ковре из опавших листьев.
Похоже, охота у меня сегодня не состоится. Место оказалось не лучшим. За три года, что я не бывал здесь, березовый мелятник сильно вытянулся, загустел и своими вершинами закрыл простор голубого неба. Даже если сильно повезет, шансов в найти упавшую от меня метров за десять-пятнадцать птицу в кустах почти никаких. Вся надежда на молодого русского спаниеля Ареса. Он уже примчался на выстрел, обежал вокруг, посмотрел вопросительно на меня и унесся обратно. Его хозяин и мой друг Хромов, с кем мы забрались в это место, тоже подал голос, «поинтересовался»: «Ну как? Есть?» «Да нет, — отвечаю, — считай, это был салют».
Голоса солистов птичьего хора, славящего весну, устроили такую какофонию, что я не расслышал в нем слабого «ци-ци» налетевшего вальдшнепа-молчуна и не был готов к достойному опытного охотника выстрелу.
Вальдшнеп летел без характерного хорканья — вот ему и повезло при нашей встрече. Но в душе моей, полной весеннего восторга и ликования, сожаления об упущенном шансе не было и тени.
До слуха донеслась тихая редкая дробь по сухому ковру березовых листьев, будто начинается дождик — кап, кап, кап… Непонятно, на чистом, набирающем вечернюю густоту темно-голубом небе ни облачка. Но, тем не менее, кап, кап...
Я шагнул на звуки, поднял голову вверх, и вдруг прямо на лицо, почти в рот, — кап… и на куртку, на плечо — кап… еще и еще… Внезапно понял. Свинцовая дробь при выстреле посекла, перебила тонкие, совсем голые веточки березок, и они «заплакали». Началось сокодвижение — еще одна примета весны. Подумалось — завтра надо взять с собой банки, наполнить их березовым соком. Скоро появятся листочки на ветках, и березы не смогут угостить своим необычным напитком.
А в округе разгорается пальба: одиночные выстрелы и дуплеты. Порой и целые очереди — четыре-пять выстрелов подряд. Это разгоряченные первой охотой отчаянные мазилы выпускают из пятизарядки весь комплект. Иногда слышно — выстрелы, раздающиеся один за другим, перемещаются, как эстафета, с одного конца поляны на другой. Знать, приехала теплая «компашка» друзей-охотников, расположились по линии и салютуют пролетающему вальдшнепу. Скорее всего, одному ему, ошалевшему от вспышек и грохота снизу и свиста зарядов дроби рядом.
Внезапно вдоль заброшенной старой лесной дороги, над прозрачными голыми вершинками, пронеслись, кувыркаясь и как бы играя, четыре темных силуэта. Птицы гонялись друг за другом, сшибались в воздухе и, закладывая замысловатые виражи, быстро скрывались из виду.
Пришло в голову сравнение: групповой воздушный бой. Не сразу разобрался, кто это. Когда понял, что это вальдшнепы, стрелять было поздно. Сценка удивила и позабавила. Видел такое представление впервые. Ясно, жизнь кипит, самцы не поделили подруг.
Бах! Бах! — дуплет приятеля, и почти сразу стонущий лай Ареса. С некоторой долей зависти кричу: «Володя! Ну как?!» В ответ с досадой: «Как-как! Мимо! Вон Арес ругается!» Нехорошо, конечно, завидовать, но от неудачи друга на душе отлегло, я подобрел. Мы сравнялись — счет равный: ноль-ноль.
Певчие птицы постепенно смолкают. Утонувшее за лесом солнце в напоминание об ушедшем пригожем дне разожгло алую зарю. Над погружающимся в густую тень лесом приподнялся острый блестящий серп луны. С востока, с темно-синего бархата неба, путаясь в березовых ветвях, как в неводе, прислала мне свой волшебный свет первая и самая яркая звезда — Венера.
Вальдшнепы будут тянуть долго по темноте, но для охоты осталось всего минут десять — пока можно разглядеть мушку ружья. Надежда на удачу в душе еще живет, хотя и так понятно — охоты, в полном смысле этого слова, сегодня не получилось. Подошел приятель: «Ну что? Заканчиваем, пока совсем не стемнело? До машин еще идти и идти по темну».
И верно, пора, но нет желания расставаться с весенним лесом, с его неповторимым букетом запахов талого снега, прелой листвы, свежести и чего-то такого, совсем неуловимого, чего в городе нет и в помине. Глуховатое клокотанье в овражке за спиной напомнило, что в темноте придется перейти вброд с риском зачерпнуть воду сапогами, довольно бурный, коварный ручей. А дальше предстоит неблизкий путь напролом до шоссе на Ковров через полный неожиданностей, почти враждебный в ночи неприветливый еловый лес. Невольно вспоминаешь строки В. Гриднева:
Охотника поймешь тогда,
Когда пройдешь неоднократно
Надежды полный путь туда
И горемычный путь обратно…
И мы шли обратно, натыкаясь на колючие ветки, спотыкаясь о корни и бурелом, увязая в грязи и поименно матеря на все лады жадных до денег арендаторов угодий, вздувших непомерно цены; законы, разрушившие общества охотников и заставляющие нас мыкаться по непригодным для охоты местам. А неутомимый Арес шлепал в ночи лапами по воде и радовался весне.