И тогда точно так же солнце клонилось к горизонту и так же мычало гонимое с пастбищ к ночной стоянке стадо. Так было при авторе «Записок охотника». Так было, есть и будет, покуда жив на земле человек, созданный Богом и поставленный Им, «чтобы возделывать землю, из которой он взят» (Быт. 3:23).
Я спустился с высокого берега около Акулова к речке Устье. Пустил в сочную, цвета темного бразильского изумруда береговую траву Люсю. И пяти минут не прошло, как «полетел коростель. Я ударил; он перевернулся на воздухе и упал» (здесь и далее взятые в кавычки слова — цитаты из рассказа И.С. Тургенева «Касьян с Красивой Мечи». — Авт.). Упал на противоположный берег неширокой речки около василькового цветка, выделяющегося на темно-зеленом фоне.
Всегда имейте в ягдташе мелкие камешки, господа! Они необходимы, чтобы послать ушастика «к месту, где упала убитая птица», если он не увидел места падения сам. Камешков в ягдташе не было. Я послал собачку жестом. Люся, сносимая стремительным течением чистейшей, наполняемой родниками Устьи, обследовала все водное пространство перед нами, под этим берегом, под тем, попробовала зубками водяную траву — так она делает всегда, когда не может найти то, что ищет, — и вышла на берег.
Что же делать?
Гильза! У меня есть стреляная гильза! Конечно, это не лучший вариант. Летает она плохо. И все же я добросил ее до противоположного берега, но упала она в стороне от василькового цветка. Люся все прекрасно поняла, переплыла речку, вышла на противоположный берег, немножко поискала в траве за водой и… вернулась назад.
Конечно, будь у меня в ягдташе камешки, мне бы удалось направить мою маленькую собачку в нужную точку, к васильковому цветку. Но камешков не было, а на том низком берегу, под которым расположилось Якшино, на несколько километров протянулся заливной луг.
Вы помните, как в детстве нас всегда тянуло на тот берег? Так же тянет охотника с подружейной собакой на тот луг, на другой. Да и битого коростеля забрать надо...
Мостика не было. Я сел в машину и через Борисоглебский доехал до Якшино. Жители подсказали мне, где брод. Луга оказались на острове. Я перешел и вместо угодий с сочной травой, некогда служившей кормом для тучных ярославских коров, попал в зеленый ад, где «проклятая земля… терния и волчцы произрастит она» (Быт. 3:17,18). Как писал архимандрит Никифор в своем капитальном труде «Библейская энциклопедия», «трудно решить, какие именно виды растений разумеются под сими словами». Но, попав на остров, я сразу понял: это и есть «терния и волчцы». Как же омерзительны они! Какие отвратительные, полупрозрачные, грязно-желтовато-белые семена облепили их жирные колючие стебли! Какие-то вьюны ярко-красными усами оплетали их и душили, при этом погибая сами. Они делали местность настолько труднопроходимой, что моя Люся, рыже-пегая стрела Люся, начала чистить шпоры, что ей совершенно несвойственно. И над всем этим кошмаром под палящим солнцем не было ничего живого — ни птиц, ни насекомых. Такие блюдца-котловинки Люся старательно обыскивала, но никакой дичи поднять на крыло ей не удавалось. Даже мелких птичек не привлекали плоды-семена, обильно производимые мерзкими растениями.
Посреди острова, словно оазис в пустыне, росло два куста. Они подарили нам тень и отдых, так как «жара все не унималась».
Любой путь на земле имеет свой конец. Все неприятное в этой жизни когда-нибудь заканчивается. В изнеможении, сняв ягдташ, жилет и положив рядом ружье, «я лег на спину… Удивительно приятное занятие — лежать на спине… и глядеть вверх!» Но надо продолжать путь. Прошел немного вниз по течению. Вот и васильковый цветок.
— Люся, шерш! Подай!
Домой возвращался я «с одним коростелем». Стоп! Почему я написал про одного коростеля в кавычках? Это ведь не слова Ивана Сергеевича, написанные им в 1851 году. Это написал я. Написал через 163 года. Написал о результате моей охоты на открытии по болотно-луговой дичи в июле 2014-го.