Ехали долго, наконец-то добрались до домика егеря; рядом стоял рубленый дом для охотников. Вечерело. Расположились, поужинали, легли спать.
На другой день встали часиков в 6 утра, позавтракали, снарядились и пошли охотиться. Солдату приказали к нашему возвращению, к 16 часам, сварить большую кастрюлю гречневой каши. Ничто не предвещало неприятностей…
У егеря в хозяйстве был конь громадного размера, весом, наверное, 700–800 килограммов. За всю свою жизнь ни до этого, ни после я таких коней никогда не видел. Вел он свободный образ жизни. Гулял возле дома, по тайге, сам пасся, иногда пропадал на два-три дня, потом снова возвращался домой.
И вот однажды конь прибежал домой окровавленный и стал жаться к егерю. Егерь осмотрел его и увидел, вдоль крупа с обеих сторон зияли глубокие кровавые борозды, оставленные когтями или тигра, или медведя.
Конь во время нападения наверняка ударил задними копытами нападавшего, возможно, переломал ему ребра, тем самым спас себе жизнь. Егерь залечил раны коню, и жизнь пошла дальше своим чередом.
В тот день, когда мы приехали охотиться, конь ходил вокруг дома и попрошайничал у нас то кусок хлеба, то кусочек сахара. Мы его угощали.
Солдат к 16.00 сварил большую кастрюлю гречневой каши, понимая, что мы с минуты на минуту придем голодные, вынес кипящую кашу на улицу и поставил ее на крыльцо. На улице было -40. Зашел в домик. По его подсчетам, каша должна была остыть минут за 15. Выходит солдат на улицу через 15 минут и видит картину. Кастрюля — ПУСТАЯ! Стоит на том же месте, а рядом конь, который ждет, что солдат вынесет еще каши. Как конь мог съесть горячую кашу? Как?! Нам он этого «не сказал».
В тот день мы пообедали тем, что было в рюкзаках.
На другой день мы снова пошли на охоту, солдат снова варил кашу, но студил ее уже в прихожей.