На тропе, которая шла по ключу Олений от низовий реки Куманькучи к перевалу в бассейн Кунхилока, у нас был путик самоловов на соболя. Сначала мы пытались ловить здесь зверьков капканами, однако постоянные ветры не позволяли ставить их, как говорят камчадалы, «на полу». Ловушки заносились поземкой, и их надо было проверять чуть ли не ежедневно.
Капканы выставляли на ветвях деревьев способом, который в литературе называется бабочкой. Но он неуловист, к тому же требует большого количества приманки: рыбы, оленьей требухи или птиц. Сравнительно крупные куски приманки, предназначенные для соболя, привлекали других животных, и часто в ловушки попадали вороны, кедровки, ястребы и даже орлы. Пришлось переориентироваться, да и время поджимало: все шло к запрету использования капканов, захватывающих добычу за конечности. Тенденция к гуманизации способов убийства зверей требовала иных подходов.
Гуманизация добычи животных не порождение зеленого движения, а скорее способ давления на экономику нашей страны, в частности со стороны компаний, монополизировавших международную торговлю пушниной. Это вылилось в требование запретить покупку пушнины в России. Пушные монополисты добились того, что наша страна была внесена в черный список государств с негуманным способом добычи пушных зверей.
Европейские «гуманитарии» для реализации своей программы привлекали самые разно-образные способы борьбы с пушной торговлей. Например, зеленые применяли метод порчи меховых изделий на людях, опрыскивая их манто и воротники из баллончиков со стойкой эмалевой краской. Как правило, занимались этим подростки — «тинейджеры-зеленята». Несколько случаев их поимки сотрудниками правоохранительных органов вылились в крупные судебные процессы с компенсацией нанесенного ущерба. И рассчитываться пришлось не конкретным лицам, а организациям, пославшим вредителей. В результате этот способ борьбы поутих.
По всей вероятности, в дело дискриминации производства нашей пушнины внесли свою лепту и производители искусственного меха. Безусловно, искусственные меховые изделия могут быть и красивыми, и даже теплыми, но они никогда не заменят натуральной меховой одежды. Да и неизвестно, как на наш организм воздействует одежда из искусственных синтетических материалов. Не все чувствуют себя комфортно, надев что-то из «пластика» взамен натуральной ткани. Не случайно прежде многие северные народы носили одежду из оленьих шкур волосом к телу. Мех согревал и одновременно играл роль естественного очистителя тела. Известно, что олений волос гигроскопичен и способен собирать выделения человеческой кожи. Позже, при вымораживании кухлянки (одежда. — Ред.) и ее выколачивании она вновь восстанавливала свои первоначальные свойства.
Итак, Россия, применяя те или иные способы добывания пушных зверей, оказалась среди «негуманных» стран. А вот Китай — совсем другое дело. Китай, несмотря на истребление миллиардов воробьев, считается «гуманным»: мол, их истребили вынужденно, не погибать же китайцам с голоду!
Если обратиться к тому, что человек вынужден убивать миллионы, миллиарды живых существ, чтобы самому жить, то тут критерии зеленых вообще не поддаются критике с позиции здравого смысла. Если нельзя убивать, то почему можно ловить рыбу, беспозвоночных, разных там креветок и прочих? Потому что они не теплокровные и у них нет души? Но это ненаучно, как и то, что страдающие от боли животные посылают в космос флюиды и тем самым навлекают на нашу планету всякие там кары — климатические, небесные, космические…
Чего же добились ревнители гуманных способов добычи пушных зверей? Только одного: за свой труд наш охотник стал получать в пять-десять раз меньше, хотя и прежде охотника грабили на все 90 %. Раньше шкурка соболя шла на аукционах в среднем по 200–250 долларов, а порой и больше. Отдельные лоты были максимум до 800–900 долларов, а сейчас — около 50. В некоторые годы меньше или чуть больше. Словом, дело сделано...
Путик по ключу Оленьему «открыл» в свой предпоследний охотничий сезон Анатолий Клещенко — писатель, поэт-переводчик, известный не только на Камчатке. Последние годы он работал в системе госохотнадзора нашей области и нередко в период отпуска выезжал на промысел соболя. Призрачная возможность заработать делала охотниками многих людей, в том числе и писателей. Ключ Олений тянулся до верховий на четыре километра. В нижней половине его пойма была сравнительно широкой, с полянами, сквозными перелесками от одного борта долины к другому. Во время миграции соболи из предгорий переходили вниз к каменно-березовым лесам, пересекая пойму ключа определенными маршрутами. И везде на путях перехода зверьков были установлены капканы. Но из десяти ловушек только в одну-две регулярно попадались зверьки. Потребовалось несколько сезонов, чтобы выяснить если не причину, то хотя бы регулярность попадания в капканы именно в тех местах. Вот почему оценка наиболее удобной системы добычи того или иного вида животных в конкретной местности — процесс длительный. Не случайно именно такого рода знания передаются от охотника-отца к сыну и далее.
Вроде бы везде ловушки ориентированы на местность с учетом того, что именно здесь зверьки чаще переходят ключ. Но в одну попадаются, а в другую нет. Даже вскрытие пойманных зверьков, исследование содержимого их желудков ничего не дали. Представлялось сначала, что по одному месту идут голодные соболи, которые и лезут к приманке, а сытые на нее не реагируют. Но нет, причиной было что-то другое. Но это что-то в конкретных критериях оценить так и не удалось.
Безусловно, существуют отдельные способы постановки ловушек, когда зверьки попадаются хорошо, но эти способы применимы не везде. Ориентируясь на опыт коллег в других регионах, мы разработали такую ловушку, которая убивала зверя сравнительно быстро. И все же понять, почему ловушка, убивающая зверя за несколько секунд или минут гуманна, а за более длительное время нет, мы так и не можем. Все это от лукавого.
Мы сделали ловушку портативной, долго сохраняющей добычу от порчи птицами и мышевидными грызунами. После этого на путик можно было приходить только раз в неделю, а это громадная экономия времени.
Олений ключ был своего рода границей между предгорными угодьями Срединного хребта в ярусе преимущественно ольхового и кедрового стлаников (в сторону гор) и каменноберезняками (вниз по течению рек). В свое время нам удалось выяснить, что субальпийский пояс гор — место, где концентрируются соболи к периоду размножения. Мы его так и назвали Детскими яслями, садами. В зарослях кедровников по несколько лет сохраняются семена шишек, особенно когда мало мышевидных грызунов. В годы их высокой численности полевки — отличный корм для хищников. Здесь же стланики перемежаются каменистыми россыпями, где обитают сеноставки, сурки. Вблизи на плоских плато, долах и предгорных сухих тундрах живут суслики — евражки, как их называют у нас. Все это объекты охоты для соболя (интересно, что с точки зрения зеленых представляет собой соболь, который с добычей расправляется быстро, а значит, гуманно?).
Одна была беда у этого путика: он начинался далеко от избушки. До начала ключа надо было пройти километра три по местности, очень неудобной для охоты. Здесь соболи пересекали пойму Куманькучи по неопределенным маршрутам, и сориентироваться, чтобы ловить их, было достаточно трудно. Избушку вблизи ключа Оленьего строить не рискнули, хотя необходимый для этого лес был. Все дело в том, что в самом начале работы в этих местах один старожил ныне несуществующей деревни Еловка предупредил нас, что из самой Куманькучи и особенно из некоторых ее притоков не следует пить воду. Ничего не объяснил, просто сказал: «Кто там долго жил, всегда заболевал».
Подтвердилось это позднее, когда один из наших приятелей дважды пытался попасть в это место на охоту и останавливался с палаткой вблизи устья ключа Оленьего. Оба раза через семь — десять дней он был вынужден покинуть это место и уйти вниз по Рассошине к охотникам: начинали отказывать почки. Взяли пробы воды и обнаружили, что в роднике, где стояла палатка знакомого, оказалось высокое содержание мышьяка, причем в каких-то весьма активных формах. Предполагалось, что это соединение должно реагировать на добавление поваренной соли с дальнейшим образованием мышьяковистого или мышьякового натра.
В этом ключе был путик Анатолия Клещенко, и вполне вероятно, он пил из него воду. На второй год Анатолий, попав в это же место с одним из коллег-охотоведов, сначала простудился, а затем, видимо, подтравил себя водой. По крайней мере место, где он останавливался на отдых и кипятил чай, было в зоне высокого содержания арсенидов в воде. Отравление водой вместе с простудой буквально через день-другой после выезда из угодий привело его к смерти. Исследование внутренних органов показало, что печень, почки были подвержены сильному циррозу и что-то не в порядке было с легкими. По-видимому, к ежедневным двум-трем пачкам крепчайших сигарет «Невские» прибавилось отравление мышьяковистыми соединениями.
Через несколько лет мы переименовали путик и весь ключ Олений в Клещёвский. Быть может, новое название было неблагозвучным, но к нему быстро привыкли. Ребята, которые работали в той местности после нас, частенько спрашивали, где находится Клещёвский ключ. Они по радиоперехвату наших переговоров друг с другом знали, что это место очень удачное. Пришлось их предупредить, как когда-то это сделал дядя Паша Чурин, который сказал очень просто: «Не пейте там воду, она опасна для здоровья, а возможно, и для жизни».