Сейчас, охватывая разом всю историю заповедников, могу утверждать, что наиглавнейшим фактором благополучия ООПТ являются люди. Какой видели дикую природу через десятки лет первые организаторы заповедников? Конечно, процветающей, ничем и никем не оскверненной. И это при том, что страна жила в революционных волнениях и военных тревогах.
Но государственным деятелям хватало мудрости оценить значимость сохранения природы для блага будущих поколений. Было принято тщательно продуманное положение о заповедности, разработана стратегия его выполнения и привлечены к работе неравнодушные ученые и лесники. Людям приходилось трудиться в условиях предельной напряженности, поначалу даже без денежного содержания и зачастую без понимания со стороны близких.
Но зацикленные (в лучшем смысле) на поставленной цели, они жили сознанием того, что завтра будет лучше, и были счастливы. Именно эти люди справились с задачей восстановления популяции кавказского зубра и ее сохранения во время боевых действий Великой Отечественной войны. Причем сделали это лучше, чем их последователи 90-х годов, когда за короткий срок из 1100 голов этих древних жителей нашей планеты осталось менее 200 (при этом 300 постоянно проживали вне заповедной зоны)...
За последние полвека индекс живой планеты (состояние популяций) сократился более чем на половину. И причины этого явления хорошо известны. Если они не будут срочно устранены, то человечество ждут непреодолимые испытания.
Единственными более-менее благополучными оазисами природы остаются биосферные резерваты. Их назначение — сохранение природного ландшафта с его биологическим разнообразием в первозданном состоянии, как эталон дикой природы. Впрочем, в полной мере сделать это уже не удастся. Слишком много необратимых процессов произошло за период современной заповедной истории.
Однако новый эталон может сформироваться в последующие сто лет, если для этого создать все условия и установить режим, максимально приближенный к абсолютной заповедности. При этом потребуется немало труда на формирование в общественном сознании мысли, что в природе, как и в музее, имеются закрытые от агрессивной внешней среды запасники. И не надо туда стремиться...
Идея абсолютной заповедности большей частью общества с рыночным мышлением воспринимается враждебно. Озираясь на национальные парки западных стран, эта группа людей говорит: «У них доступна дикая природа, ландшафты при этом невредимы, леса выглядят как парки и живность непуганая. А мы упускаем возможность извлекать прибыль из того, что не требует финансовых вложений».
Капитал при этом цинично «забыл», что и у нас существуют национальные парки с отлаженной индустрией туризма, с интересной рекреационной зоной (это относится и к ВПН «Западный Кавказ», включающий Кавказский заповедник, Сочинский национальный парк и Сочинский заказник). Не составляет труда направить поток экскурсантов в доступные аттрактивные урочища, где они смогут послушать космическую тишину, сфотографировать диких зверей. При этом пресс на заповедник снизится до минимума.
Достаточно посмотреть на карту нашего государства и увидеть, какую малую часть его территории занимают биосферные резерваты, чтобы осознать, что никаких финансовых потерь государство не понесет, если их оставить навсегда в покое. Ну а прибыль нужно получать от других отраслей экономики, всего лишь грамотно и эффективно ими руководя.
От сторонников освоения заповедной природы нередко слышишь аргумент, что дикие звери привыкают к человеку и это не мешает им жить и размножаться. В перспективе такое мышление может привести к тому, что человечество будет жить в каменных джунглях, вокруг которых останутся лишь скотоводческие фермы. В этом случае биологическое разнообразие сократится непредсказуемо. Да и само привыкание под большим вопросом.
Сегодня наметилось незначительное увеличение численности диких копытных в самом центре Кавказского заповедника. Но заслуга в этом не природоохранных учреждений, а того, что при подготовке к Олимпиаде природный комплекс три года охранялся силовиками. Это на порядок снизило браконьерство, свело на нет упоминание о трофейной охоте, сократило посещаемость людьми.
Знаю, со мной многие не согласятся, но осмелюсь сказать, что заповедная суть строго охраняемой территории стала меняться, когда в быт лесной охраны стали внедрять креативные излишества.
Прежде лесники могли полагаться только на свое здоровье и умение жить наедине с дикой природой. При этом они и научные экспедиции сопровождали, и солонцы закладывали, причем всегда вовремя, и умели обходиться без тяжелой техники и вертолетов, которые впоследствии наводнили глухие урочища посторонними людьми. Транспортным средством им служили надежные кони, всегда подкованные, прекрасно выезженные и сытые. Сбруя была ручного пошива, крепкая и удобная.
Такой образ жизни и работы отбирал только самых способных личностей, формировал собственную касту лесовиков. Назову их: Николай Мочалкин, Леонид Дроздов, Владимир Караниди, Андрей Марчукайтис, старик Мороз... Список можно умножить. У них и мышление было соответствующее — в нравственном согласии с дикой природой. Но не всех это устраивало. Таким профессионалам не навяжешь свою волю.
Позже стали появляться столичные новаторы — временщики по большому счету. Свою незаменимую значимость они подчеркивали эффектными прожектами, такими как охрана территории с мотодельтопланов. Ни одного такого рейда так и не состоялось, хотя подготовка к ним длилась не один год...
Сегодня Кавказский заповедник сражается за свое существование. Изменившийся после Олимпиады город Сочи стал экономически привлекательным. И хотя на географических конференциях уже открыто обсуждается тема спасения Западного Кавказа и постолимпийского наследия, а внимание заостряется на негативных последствиях (вымирание самшита колхидского и многое другое), кардинального стремления выправить положение у правительства не наблюдается.
В то же время его величество капитал находит очередные просторы для своего размножения. Как всегда, он обещает, что будет соблюдать природоохранное законодательство, бережно хранить и лелеять природу. Но проекты канатных дорог простираются до ледника Псеашхо, а автомобильные — до озера Кардывач.
А это самый центр Кавказского биосферного заповедника, и значит, прилегающие территории автоматически перестанут быть зоной покоя. Если это вопреки очевидному здравому смыслу получится, то на заповедности всего Западного Кавказа можно поставить крест.
Философы говорят, что если при стремлении к цели прилагаемые усилия не дают положительного результата, то нужно отпустить ситуацию, и тогда затруднения разрешатся сами собой. Возможно, это и срабатывает во многих жизненных случаях, но энтузиасты заповедного дела этой мудростью руководствоваться не могут.
Напротив, ими выработана концепция непрерывного и преемственного развития, которая, к сожалению, пока не заработала. На что же остается надеяться этой немногочисленной когорте альтруистов? Прежде всего на самих себя, на правоту своего дела. Хочу обратиться к управленцам соответствующего министерства. Не пора ли пристальнее взглянуть на человеческий ресурс, на кадры, от которых зависит успех в природоохранной политике больше, чем от задумок законотворцев?..
Однако положительные моменты в заповедном деле есть, и о них говорить надо. Тем более в преддверии предстоящего Года заповедников. Значительным государственным достижением без преувеличения следует считать увеличивающееся количество заповедников, нацпарков и спецзаказников. Например, после создания Земли Леопардов численность редких хищников подскочила более чем в два раза.
Уже благодаря этому Дальний Восток преобразился, перестав напоминать неуправляемое в природопользовании захолустье. Хотя, конечно, заповедников на необжитых просторах наштамповать несложно, их биотопы мало чем отличаются от таковых на сопредельных территориях. Народы, проживающие в непосредственной близости от них, и так относятся к природе трепетно. А вот обеспечить качество заповедника в густонаселенной зоне — совсем другое дело.
И здесь хочется вспомнить о грамотном подходе к охране природы Лабинского общества охотников. Его сотрудники глаз не спускают со своей территории, особенно следя за воспроизводственным участком, который фактически является заповедником. Критерии их работы — доверие и совесть. В кругу таких людей чувствуешь, что значит дух казачьего уклада, управляемого традициями и законами. Сразу вспоминается, как более полувека назад казаки ринулись в лобовую атаку на танки с шашками и тем изумили захватчиков.
Казалось бы, бессмыслица, но врагов-то не пропустили. А как они любили свою землю, как доверяли друг другу! Потому и не дрогнули в той битве. И с такими людьми не навести порядок в заповедниках?
Вся Адыгея знает инспектора Чарима, много лет прослужившего в рыбоохране. В одном из рейдов в него подло, в упор, выстрелили браконьеры и тяжело ранили. Никто бы не осудил, если бы Чарим из чувства самосохранения отступил от опасности. Но в нем вспыхнул дух воина и борца за правое дело.
В итоге злодеи получили свое. Чарим об этом рассказывать не пожелал: не принято это в культуре адыгов. Но обществу полезно знать, какого качества человеческий ресурс бродит по нашим тропам...
А энергичным новаторам переустройства биосферных резерватов необходимо, как молитву, повторять заповедь великого классика русской науки В.В. Докучаева: «Вековой опыт разных народов и государств и простой, но здравый смысл одинаково резко и одинаково согласно свидетельствуют, что только то прочно и устойчиво, только то жизненно и выгодно, только то имеет будущность, что сделано в согласии с природой».