Стоимость дикой пушнины всегда была больше того, что получал за нее охотник. На «мягком золоте» богатели не его добытчики, а те, кто его скупал. У охотников не было возможности повлиять на сложившуюся ситуацию, и пушнина уходила за назначенную скупщиком цену.
Исключением из этого правила считался самый ценный и легендарный объект пушного промысла — соболь. Закупочная цена на соболиные шкурки зависела от многих факторов, главным из которых был цвет меха, а точнее, его насыщенность черным цветом.
О реальной окраске соболя охотник узнает только тогда, когда берет добычу в руки (убегают почему-то всегда самые черные). Трудозатраты на добычу зверька любого цвета в среднем одинаковы, но темные, а тем более черные соболя на порядок дороже светлых. Охотники во все времена считали это несправедливым и пытались с этой несправедливостью бороться.
Одна из попыток удалась. Охотники изобрели предпродажный тюнинг соболиных мехов. Ставшая традиционной для большинства кряжей соболя правка шкурок на короткую широкую пялку позволяла спрятать дефекты меха так, что их обнаруживали только на меховой фабрике, а главное — соболь на короткой пялке выглядел темнее, чем был на самом деле. Вот и ссаживали соболей так, чтобы хвост доставал до ушей.
Дело это ответственное, при отсутствии опыта и невнимательности всегда был риск испортить ценную добычу, но зарубежные покупатели партий пушнины к таким соболям привыкли. Да и за нестандартно оправленную шкурку наши купцы обязательно сбавляли цену. Мне уже в этом тысячелетии пришлось в очередной раз убедиться, что короткая пялка может быть полезной.
Со́боля, причем действительно черного, в капкане постригли мышки. Плешину я вырезал, зашил так, как учили, и шов при правке шкурки спрятал. И приняли этого соболя как бездефектного, хотя при приемке шкурку и выворачивали, и щупали, и трясли. Это светлых, особенно когда их много, принимают быстро, а к черным внимание всегда повышенное. Самое интересное, что я себя обманщиком в то время не считал. Ведь промысел в нашей жизни — это игра со своими правилами, а правила в данном случае были соблюдены.
В короткий исторический период, когда численность соболя стала минимальной (конец ХIХ — начало ХХ века), спрос на соболиные шкурки многократно превысил предложение, и цена на них в соответствии с законами рынка взлетела. Зачастую одного соболя пытались приобрести сразу несколько купцов. Охотники пользовались ситуацией и устраивали самые настоящие аукционы «втемную».
Со́боля завязывали в мешок, оставив на виду его хвост, и в таком виде показывали купцам. Хвост же соболиный практически всегда черный, определить по нему цвет меха невозможно. Купцы, конечно, рисковали, а охотники имели возможность получать за соболей достойные деньги.
Вероятно, именно тогда родилось устойчивое мнение, что добыча соболей — весьма выгодное занятие, ведь даже средний по качеству зверек стоил больше, чем средний годовой доход всего крестьянского хозяйства. И хотя соболя́ давно подешевели, это мнение живет и крепнет. Скорее всего, в этот же период в русском языке появилось всем знакомое выражение про кота в мешке, ведь соболя-самца называют котом.
Были и попытки искусственного изменения естественного цвета соболиного меха на более темный. А. Черкасов, автор бессмертных «Записок охотника Восточной Сибири», писал, что при покупке соболей из первых рук нужно быть предельно внимательным, так как охотники иногда их искусно дымят.
О том, как соболей дымили, мне удалось узнать от старых таежников в 70-е годы прошлого века. Такой способ был широко распространен на юге и севере Иркутской области. Технология была несложной и использовалась эвенками с незапамятных времен для окраски небольших кусков кожи в черный цвет, что было необходимо для украшения национального костюма. Ну а с ростом спроса на шкурки черных соболей их стали красить-коптить не только эвенки, но и русские промысловики.
Возможно, одна из последних попыток чернения соболиных шкурок дымлением прошла в середине прошлого века в Братском районе Иркутской области, когда еще ни ГЭС, ни больших леспромхозов не было, а таежный промысел был естественной частью местной культуры природопользования. По осени деревенские мужики поголовно уходили в тайгу белковать. В первые послевоенные годы там сняли долгий запрет охоты на соболя.
После одного из сезонов два охотника, родные братья, сдали четырех соболей, принятых как «головка высокая», т.е. чернее некуда. В этой части соболиного ареала такие черные соболя встречаются, но не чаще, чем один на три сотни. Надо полагать, что осматривали их очень тщательно. Но соболя прошли и приемщика пушнины, и Иркутскую пушно-меховую базу, где, кстати сказать, работали профессионалы.
Обман раскрылся только на Московском пушно-меховом холодильнике, где пушнину готовили к аукциону. Всех соболей в советский период бирковали, т.е. при приемке к каждой шкурке привязывали квадратик белой прочной ткани, на котором писали данные о происхождении и качестве меха. Естественно, охотников быстро вычислили и арестовали. Всем стало ясно, что обманывать государство себе дороже.
Искусство дымления соболиных шкурок оказалось невостребованным и быстро забылось. В последней четверти прошлого века, когда черный рынок тоже ценил черных соболей, меха уже никто не дымил. Пушнину иногда красили, но примитивными способами.
Помню, когда мы, студенты-охотоведы, вернулись с промысловой практики, один из моих однокурсников накатывал свинцовой пулей на светлых соболях темную полоску по хребту, так как потенциальные покупательницы хотели мех именно с такой полоской…
Хотя искусство чернения соболиных мехов было забыто, красить шкурки не перестали. В начале второй половины ХХ века шли масштабные работы по расселению соболя. В бассейне Витима, откуда брали племенной материал для расселения, активно использовался местный метод окраски живых зверьков в черный цвет. Ведь от охотников принимали живьем только темных и черных зверьков. А в тамошней популяции таких только половина.
Поймать соболя живьем сложно, тем более в горной витимской тайге. Тяжело давались живые соболя, обычно после долгого преследования, причем ловцы таскали за плечами, кроме обычного груза, еще и обмет. Потом у этого обмета коротали морозные долгие ночи в ежесекундной готовности к действию. А в результате всех усилий в руки охотников в половине случаев попадал светленький или недостаточно темный соболек, который живым никому не нужен. Это было несправедливо, и охотники исправляли эту несправедливость подручными средствами.
Старый метод окраски меха дымлением по понятным причинам здесь не годился, но особо стойкая окраска и не требовалась. Живых соболей при приемке осматривали в цилиндре из проволочной сетки, мех в руках никто не мял. После этого зверьков в клетках везли на новое место жительства и выпускали, то есть вероятность раскрытия обмана почти отсутствовала. О том, что часть расселенных соболей была подкрашена, никто и не узнал.
Красили живых соболей простым и эффективным способом. Сначала делали запас тонких черемуховых прутиков и обжигали их на костре. Затем один охотник держал соболя, прижав его к себе от пояса до плеча, а другой бережно, чтобы не сделать зверьку больно, порол его этими прутиками, часто меняя использованный «инструмент» на новый. В процессе такой процедуры мех соболя приобретал желательную черную окраску. Естественно, об этом охотники никому не рассказывали, даже своим женам, но с коллегами опытом делились.
Тайна сохранялась, ведь живоотловом соболей занимались серьезные мужики. Мы уже никогда не узнаем, сколько из расселенных соболей было действительно черных, а сколько — вымазанных черемуховой сажей. Ведь большинство таежников, когда-то ловивших соболей для расселения, пребывают уже в «полях всегда счастливой охоты»…
Случалось, что зверьки успевали стряхнуть сажу с меха. На Алтае, например, по документам пришла партия черных соболей, но в действительности это было не совсем так. Мог произойти скандал с последующим уголовным делом, но участники выпуска подумали, оценили возможные последствия, плюнули на несоответствие и всех соболей выпустили как черных.
Время показало, что работы по реакклиматизации соболя помогли восстановить ареал вида, но ожидаемого улучшения меховых качеств в местах выпуска так и не последовало.
Даже там, где местных соболей вообще не было и выпускали только черных, впоследствии отмечалось и появление светлых, и общее осветление меха потомков реакклиматизантов. Разумеется, это следствие действия факторов среды, но на процесс осветления повлияло и то, что соболей выпускали не только черных, но и черненых.
Сейчас, когда окраска соболиных мехов освоена промышленностью, охотники, похоже, перестали их красить. На мой взгляд, соболиный мех красив независимо от его насыщенности черным пигментом — меланином.
К тому же одним женщинам идут темные и черные меха, другим, наоборот, светлые. Главное же назначение соболиных мехов — подчеркнуть красоту тех, кто их носит. Дамы будут их носить, а мы — добывать.