Я пробежался, конечно, краем одного поля, но абсолютно безуспешно.
Косачей видел, однако поднимались они далеко, поэтому я даже не предпринимал попыток стрелять.
А между тем солнце уже клонилось к земле и пора было определяться с местом вечерки для утиной охоты.
Выбрал водоем, приехал, обустроился в прибрежных камышах и отстоял совершенно впустую.
Лишь сова бесшумно кружила надо мной в блеклых сумерках, прилетев на звуки духового манка, да с громким всплеском ныряли бобры, потревоженные шумом моих движений.
Коря себя за то, что не поехал на другое озеро, практически всегда дававшее возможность отстреляться по налетающей утке, я направился к автомобилю, надо было позаботиться о ночлеге и ужине.
Небольшой костерок наполнил уютом ясную октябрьскую ночь, а хлеб, сало и крепкий, душистый чай прекрасно насытили меня и скрасили горечь сегодняшних неудач.
Наведалась в гости довольно наглая лисица, бродившая вокруг меня на самой границе тьмы и света, отбрасываемого костром но, не дождавшись угощений, потеряла ко мне всякий интерес и скрылась среди высокой травы, сверкнув на прощание из темноты желтыми глазами.
Поужинав и тщательно затушив костер, я разложил сиденья в автомобиле, залез в спальный мешок и, прежде чем уснуть, долго размышлял о завтрашнем утре и своих охотничьих перспективах.
Ночь выдалась морозной, утром землю, траву и машину покрывал иней.
Чуда не произошло, утка так и не появилась, и зорьку я отстоял впустую, как и вечерку накануне. Налетела пара ворон, по которым я сделал один выстрел, но промазал, в результате чего серые разбойницы, громко ругаясь, поспешно улетели. По-прежнему стоял полный штиль, гладь водоема была словно зеркало, а над землей стелился густой туман.
И тут я услышал звуки, которые всегда приводят меня в трепет, а сердце заставляют выпрыгнуть из груди: где-то на противоположном берегу токовали косачи.
Упускать такую возможность никак нельзя, и я решил проверить место тока. Соблюдая максимальные меры предосторожности, подобрался близко к токовищу и принялся наблюдать за птицами в монокуляр.
Собралось их около двадцати штук. Чуть позже, когда косачи уже разлетелись, я нашел здесь полный набор признаков их присутствия: натоптанные дорожки, помет, перья.
Тогда я радостно, в голос рассмеялся, вспомнив, как когда-то давно искал свой первый в жизни тетеревиный ток, на что у меня ушло два года, и лишь на третий я смог обнаружить токующих косачей.
С тех пор дело пошло значительно лучше: помогало знание угодий и почти маниакальная настойчивость, с которой я искал токующих птиц. Ну а сейчас меня просто ждал подарок судьбы, и не я искал токовище, а оно само нашло меня. Что ж, остается лишь проверить этот ток весной и убедиться, что тетерева никуда не сместились.
Вот так мой осенний выезд на охоту, начавшийся чередой провалов и неудач, завершился невероятным везением и стал прологом к успешной весенней охоте…
Хрустит под ногами прошлогодняя трава, громко чавкает грязь, звенит весенний ручей, с плеском обмывая мои сапоги. За спиной величаво и неумолчно шумит вскрывшаяся ото льда река Аламбай.
Яркое апрельское солнце бьет в глаза, заставляет щуриться. Я иду проверять место случайно обнаруженного мною тетеревиного тока.
На встречающихся по пути разливах и лужах сидят утки, которые с громким кряканьем взлетают при моем приближении. Кружат в небе хищники. Щебечут маленькие пичуги, радуясь весеннему солнцу.
Возле воды видны первые яркие цветы мать-и-мачехи. Пасутся на отошедшем от снега поле журавли, оглашая округу своим криком. Весна вступает в свои права.
Мне нужно убедиться, что тетерева посещают обнаруженный мною ток, а также подготовить скрадок для охоты.
В душе нет ни малейшего сомнения относительно того, что сейчас на токовище я найду свежий тетеревиный помет, натоптанные дорожки и маленькие черные перышки — безусловные свидетельства того, что красивые лесные птицы устраивают здесь свои брачные танцы.
Но когда вместо поляны с токовищем я обнаруживаю весенний разлив размером с маленькое озеро, внутри что-то обрывается. С воды шумно взлетают два селезня, и я долго и задумчиво смотрю им вслед. Веселое настроение внезапно пропадает.
Еще раз внимательно осматриваюсь. Нет, ошибки быть не может, осенью ток располагался именно здесь. Что ж, отчаиваться рано, нужно продолжать поиски и верить в удачу, ведь ток мог просто сместиться немного в сторону.
Примерно через полчаса убеждаюсь в своей правоте, найдя вытоптанную косачами поляну. Беглый осмотр показывает, что ток действующий, активный, с множеством птиц. К тому же, судя по некоторым признакам, здесь происходят весьма ожесточенные схватки между тетеревами.
На одном участке токовища я обнаруживаю пять хвостовых лирообразных перьев.
Теперь нужно подумать о скрадке. Поскольку тетеревиный ток расположен в чистом поле, на котором любой построенный шалаш резко выделяется на местности и пугает птицу, лучше всего в качестве укрытия выкопать яму.
Конечно, можно не идти столь сложным путем, а отправиться на один из проверенных токов, поставить там палатку-скрадок под прикрытием мелкорослых берез и попивать чай внутри своего скрадка, пока камера фиксирует танцующих косачей.
Но спортивный интерес, жажда испытать себя, получить новый опыт и знания заставляют взяться за лопату. Такой подготовки к охоте на тетеревином току у меня еще не было.
Для начала обозначаю лопатой контуры будущего скрадка, затем аккуратно снимаю дерн, нарезая его небольшими квадратами (позже я уложу его по контуру ямы).
Земля уже оттаяла, поэтому копается легко. Извлекаемый из ямы грунт отсыпаю тут же по периметру, создавая небольшой и компактный вал. Чем выше вал, тем меньше приходится копать вглубь, да и извлекаемую землю убирать куда-то нужно. И сделать все нужно так, чтобы не оставлять на тетеревином току следов своей деятельности.
После того как по периметру сделан вал необходимой высоты, я отсыпаю излишек глины с тыльной части скрадка, а затем получившийся холм тщательно ровняю, делая его пологим, и слегка трамбую лопатой. Получившийся земляной вал обкладываю по периметру дерном, маскируя свежую землю.
Но его недостаточно, и мне приходится уйти на значительное расстояние от ямы, нарезать там дерна и притащить его к месту будущей засидки. С помощью мачете рублю несколько охапок сухой травы для дополнительной маскировки.
Для того чтобы прикрыть себя сверху, использую напиленные в отдалении ветви кустарника, втыкаю их в глину, отсыпанную с тыльной части скрадка, так чтобы они нависали над ямой. Все лишние веточки, которые могут мешать мне внутри скрадка, спиливаю ножовкой.
Следует упомянуть, что при копке ямы я сделал небольшой уступ-полочку в фронтальной части, чтобы иметь возможность положить на нее камеру, пауэрбанк и иную мелочь, а также подготовил приступок, используемый как ступеньку при спуске/подъеме в скрадок и как сиденье.
Оставалось лишь положить на него небольшой теплоизоляционный коврик, чтобы не сидеть на голой земле и не застудиться.
Все приготовления занимают примерно четыре часа, зато каков результат! Скрадок абсолютно сливается с местностью, не вызывает опасений у токующих птиц и не заметен для людского глаза.
Тем же вечером, надев костюм «леший» и маску, закрывающую лицо, я устраиваюсь в скрадке-яме и готовлюсь ждать тетеревов. Ружье не взял, и на это имеется несколько причин. Во-первых, вечерний тетеревиный ток не столь красочен и ярок, как утренний.
Он, безусловно, тоже интересен и красив, но нет в нем утренней магии, которую крайне сложно передать словами. Чтобы прочувствовать всю красоту этого действа, его нужно хоть раз увидеть своими глазами.
Во-вторых, утренний ток многочисленнее вечернего, и мне хочется посмотреть, сколько косачей соберется утром. Важно ведь не просто добыть птицу, но и насладиться прекрасным зрелищем, произвести красивый добычливый выстрел и получить от проведенной охоты истинное удовольствие.
Провожу контрольную проверку на вечернем току, убеждаюсь, что петухи присутствуют и скрадка моего не пугаются. Со спокойной душой отправляюсь на вальдшнепиную тягу. На ток я вернусь через несколько часов.
Ночь ясная и звездная: если бы не лужи и разливы, мог бы обойтись без фонаря. Луч света выхватывает из темноты селезня с уткой, которые с громким кряканьем поднимаются с воды и улетают в темноту. Кружит потревоженный мною чибис, заводит свою «космическую» песню.
Легкий ветерок мягко касается лица, приносит запах сырой земли и прошлогодней прелой травы. Скрадок я отыскиваю не без труда, пару раз даже чертыхаюсь, шаря лучом фонаря по полю, но в 2:30 все же забираюсь в него, заряжаю ружье и принимаюсь ждать, вслушиваясь в звуки ночи.
Токование птиц начинается, как и полагается, в полной темноте. Токовик прилетает в 3:30 и начинает созывать сородичей громким чуфыканьем. Поначалу он это делает неуверенно, с длинными паузами, однако вскоре на его призыв слетаются другие птицы. Шумно хлопая крыльями, они садятся рядом с моим скрадком, поэтому я сижу, не шевелясь, боясь их спугнуть.
Слетевшиеся птицы начинают токовать, а потом затихают, и пауза длится не менее получаса. От долгой неподвижности у меня затекают ноги и спина, однако пошевелиться нельзя: птицы рядом и настороженно молчат.
В начале пятого утра косачи возобновляют токование и на этот раз расходятся не на шутку. Некоторые находятся буквально на расстоянии вытянутой руки от меня, ходят по самой бровке ямы, то и дело перелетают над скрадком, то есть над моей головой. Гвалт и крики стоят невообразимые. Бормотание и чуфыкание, громкое хлопанье крыльев и схватки соперников буквально оглушают.
Выждав некоторое время, я осторожно разминаю затекшие ноги и спину. Раздухарившиеся петухи, к счастью, ничего вокруг себя не замечают. Я в центре тока, хотя планировал расположиться на его краю.
Пытаюсь снять токующих птиц, но мешает трава — не дает видеокамере сфокусироваться на тетеревах. Будь я в шалаше, могли бы получиться прекрасные кадры, но я на уровне земли, а подняться над ямой — значит, выдать себя. Промучившись, некоторое время с камерой, я откладываю ее в сторону и решаю сосредоточиться исключительно на наблюдении и охоте.
Спустя примерно час-полтора птицы смещаются в сторону от центра токовища, создав тем самым все необходимые условия для выстрела. Теперь я вижу не только сходящихся в схватках матерых косачей, расставивших крылья, распушивших хвосты и раздувших свои воротники, но и внимательных, постоянно вытягивающих шеи сторожевиков.
Я уже давно решил для себя, что не следует трогать птиц, составляющих ядро тетеревиного тока, поэтому в качестве объекта охоты выбираю сторожевых косачей, топчущихся на краю ристалища и не принимающих участия в баталиях.
Аккуратно кладу стволы ружья на земляной вал, тщательно выцеливаю долговязого сторожевого петуха и плавно жму на спуск. Видимо, из-за того что стволы лежали на земле, выстрел выходит глухим, нераскатистым. Сраженный дробью косач падает, хлопая крыльями по земле, и медленно затихает.
После выстрела приходится провести еще несколько часов в засидке, пока тетерева не разлетятся с токовища. Только после этого я вылезаю из сырого и холодного скрадка, выпрямляюсь в полный рост и с удовольствием разминаю затекшие конечности. Я замерз, устал, но удовольствие от удачной охоты и наблюдения за токующими тетеревами с лихвой перекрывают все неудобства.
Поднимаю с земли свой трофей. Рука ощущает приятную тяжесть. Набухшие красные брови, иссиня-черные перья и белая оторочка крыльев лесной птицы в очередной раз вызывают восхищение.
Как я и предполагал, с утра тетеревов собралось больше, нежели вечером: 20 косачей, а также несколько тетерок. Ток был настолько страстным, что мой выстрел совсем не напугал птиц. Они не то что не взлетели после выстрела, но даже не сделали паузы в своих игрищах.
В моих руках добытый трофей, за спиной рюкзак и чехол с ружьем, я шагаю к автомобилю, стоящему где-то на краю поля. Вокруг кипит жизнь: носятся над головой утки; выделывают кульбиты чибисы; бегают по сырой пашне скворцы; галдят вдалеке галки и вороны.
Солнце греет совершенно по-летнему, а апрельский ветерок обдувает прохладой. На моем лице счастливая улыбка от того, что я являюсь частью этого
великолепия.