Шло время.
Окончилась Первая мировая война, отгремела революция, отпылали годы братоубийственной гражданской войны с ее кровавой палитрой: красные, белые, зеленые…
В стране голод, разруха, разгул преступности, грабежи. После трагедии в приемной семье отец оказался у других родственников в сельской местности, и это спасло его от голодной смерти.
Новая семья за обедом. Сервировка стола крайне скудная: две большие чашки и деревянные ложки на дощатой столешнице. Хлеба нет совсем. В одной чашке налит жиденький суп из брюквы и капустных кочерыжек, в другой чашке простая вода.
Едоки поочередно черпают ложками, раз из чашки с супом, другой раз из чашки с водой. Младшая дочурка главы семьи увлеклась и забыла про воду. Отец прикрикнул:
— Христинка, язви тя! Что ты все суп да суп, разугаивай водой!
На всю жизнь запомнил отец эти слова, а когда рассказывал об этом нам, я их тоже на всю жизнь запомнил.
Дальше НЭП, коллективизация, репрессии. Мешанина человеческих судеб и трагедий. В семье отца очередная беда, а на пороге снова война…
Отец на фронте с июля сорок первого года. Отступления, выходы из окружения и снова отступления. Одна винтовка на троих, хаос и неразбериха.
Ползет вражеский танк на вжавшегося в дно окопа солдата, в руке которого единственная бутылка с зажигательной смесью, а рядом бесполезная винтовка с пустым магазином.
Липкий страх и жгучая ненависть смешались в душе бойца, задача которого пропустить над головой грохочущее чудовище и попасть этой последней бутылкой в моторный отсек железного монстра.
Веером разлетелись осколки бутылки, поползли языки пламени по разукрашенной свастикой крупповской броне, и заполыхал ярким факелом непрошибаемый снарядами пушек тяжелый фашистский танк.
Оставлена отцом и последними ее защитниками заваленная трупами безымянная высота, переходившая из рук в руки несколько раз. Лежат рядышком, словно помирившись перед смертью, и красноармейцы, и не дошедшие до Москвы оккупанты, и никто не убирает раздувшиеся трупы.
Вонь, смрад да жирные зеленые мухи на бурых пятнах засохшей крови. А за спиной отступающих войск горят деревни, дымятся неубранные поля с осыпавшимися пустыми колосьями и полегшими стеблями пшеницы-кормилицы да тянутся на запад бесчисленные эшелоны, увозя в Германию награбленные ценности, сырье и бесплатную рабочую силу.
Как забыть слезы в глазах солдата во время его рассказов и воспоминаний…
На руках у отца умер изрешеченный осколками мины его друг и земляк Богдан Будянский. Он лишь поднял от земли окровавленную голову, потянулся к отцу и не успел ничего сказать на прощание, а позже и сам отец попал под бомбежку, с тяжелейшими ранениями оказался в госпитале, и только через год последовала выписка и инвалидность.
Тем временем положение на фронтах выправилось, наступавшую фашистскую орду остановили и вскоре погнали обратно. Отец в глубоком тылу, в Казахстане, в городе Семипалатинске.
Долечивая раны, работает на хлебокомбинате, развозит на лошадке хлеб по городским магазинам. Потом переезд на Алтай, встреча с мамой. В сорок шестом году на свет появился я, а следом и три моих сестренки.
Раздробленные кости на ногах фронтовика в госпитале долго не срастались, а на левой ноге ступню даже пришлось ампутировать. С протезом вместо ступни отец все равно не бросал охоту, ездил на велосипеде, тогда такой аппарат без горизонтальной рамы, назывался «дамский».
На левой его педали отец укрепил ременную петлю, чтобы протез не соскакивал. Охотился он в основном по уткам с одностволкой ИЖ-17. Замечательное было ружье, с ним и я позже постигал охотничью науку.
В 1976 году при возвращении с рыбалки его «Запорожец» свалился с глинистого мокрого обрыва в реку, и отец утонул, почему-то не смог выбраться из салона.
В мои детские послевоенные годы жизнь взрослых, судя по их разговорам, делилась на два этапа: до войны и в войну.
И говорили они о лихой године, вспоминая своих погибших родных как-то обыденно, с оттенком обреченности, словно это не злодеяния фашистов, а рок судьбы: Ивана в сорок первом году убило, Мишу в сорок втором ранило, а в сорок третьем он пропал без вести.
На Сергея в сорок четвертом похоронка пришла, и полгода не провоевал. Афанасий после победы над немцами попал на Дальний Восток, даже домой не смог заехать, и там осенью погиб под пулеметным огнем японского камикадзе.
Когда я учился в школе уже в старших классах, к отцу приехали два взрослых сына Богдана Будянского. Расспросили, где и как погиб их отец, распили с родителями бутылочку «Столичной», помянув погибшего солдата, и ушли на вокзал. А потом пришло от них письмо.
Могилу Богдана сыновья отыскать не смогли. Немцы собрали своих погибших солдат и куда-то увезли, затем пригнали женщин и подростков из соседней деревни и заставили закопать в развороченных окопах, траншеях и воронках от бомб и снарядов наших мертвых бойцов, что и было наспех выполнено.
Получилось несколько даже не обозначенных братских могил, и в которой из них был похоронен Богдан, выяснить не удалось. Над заросшими могилами через два десятка лет уже шумела листвой молодая березовая роща.
Лишь горсточка сырой земли с безымянной высоты в память об отце осталась у сыновей солдата Богдана Будянского…
А войны меж тем все продолжаются. То горячие, то холодные, то информационные. Фашисты, террористы, националисты… Конец-то этому когда-либо будет?!
Скорее всего, нет, потому как стоило матушке-природе наделить человека разумного этим самым разумом, так с тех пор на нашей грешной земле ни одного дня без войны и не было…