Рябчик засвистел неожиданно и очень близко.
Спугнул.
Призрачный силуэт удалялся вглубь леса.
А солнце поднималось все выше над осенним пейзажем.
Ярче становились золотолистые березы, еще более стыдливо краснел клен, на этом контрасте темнее становились мрачноватые ели. На небе ни облачка.
Иду по распашке молча. Представляя, как нелепо я смотрюсь в этой картине художницы осени. А может, наоборот, может, я для того здесь, чтобы стать последним штрихом. Остановился рядом с упавшей елью.
Под ее ежистыми ветками росли два мухомора. Один из которых успел пострадать от слизней, другой же был рубиново-глянцевый. Будто драгоценность в обрамлении хвойных лап, он светил из-под них маячком. Глядя вокруг, я совсем, кажется, забывал, зачем я здесь.
Пришло время пищиков. И вот маленький бронзовый пищик свистит самцом. Тишина... С криками закопошились две сойки у подрастающего дуба, делят желуди. Снова маню рябчика. Решаю идти дальше, возня соек принимает масштаб драки. Подошел к черничнику. С трухлявого пня взлетела бабочка-адмирал.
В этот раз решил манить самкой, и почти сразу сработало. Спрятавшись за толстой елью, решаю выманить рябчика на черничник. Самец замолчал, спугнуть я его никак не мог, значит, идет пешком.
Я уже представляю, как он, осторожничая, подходит, как вытягивается его голова и хохолок дрожит в холодном осеннем воздухе. Пришел. Он точно определил, откуда его зовет новоиспеченная «подруга». Внимательно озирается из-за зарослей пожухлого папоротника, а потом с шумом взлетает на рябину.
Выстрел почти сразу заглох в кронах высоких деревьев.
Рябчик лежал под рябиной. Рядом — гроздь ярко-оранжевых ягод, то ли срезанная моей дробью, то ли непонятно как здесь оказавшаяся, но к месту и ко времени. Прошло достаточно времени, пока я оторвал взгляд от этой картины.
Подняв птицу и отметив ее упитанность, повесил рябчика на тороку и продолжил свой путь. Путь охотника, путь, по которому тысячи лет шли наши предки, путь, к которому прикованы сердце и душа.