Уже много лет подряд мы ездим на весеннюю охоту на Русский Север. В точку, где сходятся вместе Вологодская область, Архангельская и Карелия. Места там совершенно сказочные: обилие рек, красивейшие таежные леса, рыбалка, охота... Что еще надо для счастья? Меня привлекают даже не столько охотничьи трофеи, сколько возможность окунуться в дикий таежный край, пожить на природе, подышать хорошим воздухом.
В прошлом году мы вчетвером на двух внедорожниках снова отправились в эти благодатные места. Прибыв на место, остановились на берегу красивой речки. День ушел, чтобы обустроить лагерь и отдохнуть с дальней дороги.
На следующий день, оставив дежурного в лагере, мы отправились на глухариный ток. Идти предстояло около десяти километров. Кроме того, по пути нам предстояло форсировать две разлившиеся лесные речки.
Когда-то, несколько десятилетий назад, здесь вовсю валили лес, по пути то там, то тут встречались заросшие вырубки. Останавливались мы в заброшенных зимовьях лесорубов. Стояли они на берегу красивой лесной реки. Одно было совсем развалившееся, провалились крыша и пол, рухнули стены. Другое было целым. И, самое главное, в нем была печка. Она, конечно, здорово чадила, но жить можно. Попив чайку, мы легли спать.
Как обычно, подъем в два часа ночи, в три по навигатору мы вышли на ток. Растянувшись, стали слушать. Глухарей было много, но пели они в этот раз плохо. Постоянно замолкали, иногда по 15–20 минут только тэкали, не точили. Вели себя крайне осторожно. Я тщетно пытался подойти уже к трем петухам. К последнему подошел на выстрел, но он замолчал. Я разглядел его в ветках, но в темноте боялся спутать с сучком. Решил — дождусь, когда шевельнется — выстрелю. Но глухарь молчал. Так продолжалось минут двадцать. Наверно, действительно сучок, подумал я, но в этот момент глухарь издал тэк и шевельнулся. Я поднял ружье. В этот момент птица бесшумно шагнула с ветки и, спланировав вниз, мгновенно исчезла в темноте леса. Я стоял раздосадованный и вдруг услышал пение еще одного лесного великана.
Начав подход, я почувствовал тревогу. За годы одиночных путешествий у меня выработалось шестое чувство. Я чувствовал крупных животных. Иногда даже, проснувшись ночью в палатке от какого-то напряжения, я знал, что рядом крупный зверь. Так и сейчас я чувствовал, что рядом кто-то есть. Годом раньше мы на этом месте спугнули лося, он, убегая, долго трещал ветками. Сейчас было абсолютно тихо. Так по тайге может ходить только медведь. Я подходил к поющему глухарю, а напряжение росло. В какой-то момент я понял, что дальше идти нельзя. Остановившись, я стал ждать. Страха не было, я не стал даже перезаряжать дробь пулями. Было только сильное чувство тревоги. Я ждал пять минут, десять, глухарь все это время пел. И вот минут через пятнадцать метрах в пятнадцати от меня послышались шаги. В сплошном еловом подросте кто-то, как человек, шел, шлепая по лужам. Слышно было даже шуршание веток по шкуре. Зверь прошел передо мной. Чувство тревоги сразу прошло.
Я продолжил путь к глухарю. Там, где слышались шаги, на остатках снега были свежие медвежьи следы. Однако совсем рассвело, птица издалека меня увидела и улетела. Подошедшие товарищи также сказали, что видели свежие следы медведя и разрытые муравейники. По следам хозяин леса пошел в мою сторону.
В этот день мы остались без трофея. Но мне не было жалко, я послушал чудесную песнь, видел птиц, что еще надо было?
Днем один из товарищей ушел в базовый лагерь, а на его место пришел другой. В этот день глухари почти не пели, мы опять пришли пустые. На следующий день двое наших товарищей уезжали домой, а мы оставались еще на два дня. Я решил снова сбегать в зимовье и попытать счастье на току.
И вот вечером я сижу у костра в тайге. В котелке закипала вода для чая, как вдруг я услышал гул. Звук был очень похож на гул роя комаров, набившихся под полог палатки. Что это за звуки? На земле еще лежал снег, и насекомых не было в принципе. Я отошел от зимовья метров на триста в одну сторону и в другую. Звук везде был одинаковый. Когда-то мне довелось прочитать рассказ одного охотника. Он весной на тяге услышал странный шелест в лесу. Оказалось, это был звук лопающихся почек. Может, у меня шумит растущая хвоя? Отвлекло кукованье кукушки. Птица куковала и куковала. Еще в детстве в передаче «В мире животных» я слышал, как ученый, изучавший этих птиц, сказал, что максимально зафиксированное количество кукований было около 60. Сейчас я слышал значительно больше. Стал считать. Насчитал 75 и бросил. После этого птица куковала еще столько же. Всего около 200 раз. Этого не могло быть. Не успела откуковать кукушка, как из лесу вылетел поползень и, ударившись об окно зимовья, упал рядом. Разбился что ли, подумал я. Однако стоило мне подойти, как птица вспорхнула и улетела из-под ног. Я присел у костра и посмотрел на зимовье. По стене сначала вверх, а потом вниз пробежала совершенно черная мышь. Мистика какая-то. Не полнолуние ли всему виной, появилась мысль. Как раз стемнело, и полная луна мертвым светом озарила лес.
И вдруг на меня накатила волна ужаса. Я за свою жизнь месяцами один ходил по многим глухим уголкам. Сталкивался с медведями, общался со стаей волков, но никогда за всю жизнь не испытывал такого даже не страха, а ужаса. Причем он не был связан ни с чем конкретным.
Я сидел у костра, когда услышал стук топора в соседнем заброшенном зимовье. Людей здесь быть не могло. Естественно, подойдя к разрушенному дому, никого не увидел. Вдруг я услышал явственный стук копыт по тайге. Как будто лошадь скакала по твердой грунтовой дороге. Но кругом были моховые боры. Звука копыт быть не могло. Я вернулся к своему дому, чувство ужаса росло. Мелькнула мысль, а не вернуться ли в базовый лагерь? Но идти десять километров по тайге в полной темноте в таком положении было безумием. Я решил укрыться в зимовье. Лег на нары. Рядом трещала печка, освещая сквозь щели комнату. Однако в зимовье чувство ужаса еще усилилось. Было чувство, что я зашел в ловушку. Вдруг я почувствовал, что вокруг зимовья кто-то ходит. Но, выглянув в одно окно, затем в расположенное на другой стене, никого не увидел. Стоило лечь, как сразу появилось чувство, что за окном кто-то есть. Опять выглянув, естественно, никого не увидел. Я вышел наружу. Никого не было. Промучившись пару часов, я решил — от судьбы не уйдешь, будь что будет. Вернулся в дом и лег. Потолок в доме был сделан из кусков оргалита. Я поднял глаза и увидел над собой развод от протекшей через крышу воды в виде черепа. В одном месте он был как бы пробит. Как будто в него попала пуля и разлетались куски. Я смирился. Стало немного легче. Повернулся спиной к окну и сразу заснул. В два часа зазвонил будильник. На улице чувствовалось приближение рассвета. Волна ужаса еще присутствовала, но уже как будто таяла под восходящим солнцем.
Я пошел на ток. Глухарей не было. Я услышал одного, но подойти не удалось. Еще один пролетел над головой по каким-то своим делам. С рассветом я быстрей пошел в лагерь.
Вид у меня был, наверное, не очень, потому что товарищ сразу спросил, что случилось. Я рассказал, что произошло. После моего рассказа он поведал о своих приключениях. Поужинав и попив чайку, он лег спать. Через некоторое время услышал шаги и приглушенный разговор. Звякнула посуда на столе, по палатке как будто кто-то провел рукой. Он окликнул, но никто не ответил. Зарядив ружье, вылез наружу. Никого рядом не было. Так продолжалось всю ночь. До рассвета он просидел в палатке с заряженным ружьем, периодически вылезая наружу. На следующий день мы поехали домой.
Через недельку после возвращения я встретил приятельницу. Мы встречались перед отъездом, и я ей сказал, что собираемся на охоту. Я рассказал о происшедшем.
— А какого числа это было? — спросила она.
— Первого мая.
И я услышал продолжение своей истории. В этот день она с сыном пошла в церковь. Расставили свечки, а одна свеча осталась. Еще подумала, не везти же домой? Подняла глаза и увидела сидящего на коне покровителя охотников Святого Трифона. Вот как раз друзья на охоту поехали, надо поставить Трифону свечку за них. И я тут сразу же вспомнил стук копыт, услышанный ночью в далекой тайге…