Я не очень представлял, как можно ночевать в шалаше в апреле при минусовых температурах, как пробраться втроем в самый дальний угол пойменных лугов на самодельной, сделанной из камеры лодке, как такие огромные птицы могут обмануться плоскими фанерными профилями. Все это было у меня впереди, а тогда мы с отцом собирались на вальдшнепа.
Моя семья считалась зажиточной, так как у отца был старенький мотоцикл «Ковровец». На всей улице, кроме велосипедов, другой личной техники ни у кого не было. Асфальт был только на центральных улицах, а нам надо было протащить мотоцикл метров пятьсот по узеньким, только начинающим подсыхать тропинкам, да еще пересечь в двух местах дорогу с полуметровыми колеями от грузовых машин, залитыми густой жирной грязью. Когда добрались до «трассы», моя болоньевая коричневая курточка существенно изменила цвет. Зато на пятнадцати километрах асфальта (сегодня сам не верю) не встретилось ни одной машины!
Перед лесом низинка с ручейком была изрядно раскисшей. Но здесь с отчаянными криками носились чибисы, а с небольшого пруда поднялась стайка уток.
– Пап! А может, здесь поохотимся? Смотри, дичи сколько!
– Нет. Эта дичь осенью будет. Сейчас запрет.
– Так ведь нет же никого! Вон их сколько! Ну кто увидит?
– А совесть свою ты с тобой взял или дома оставил? – резко осадил отец. – Ты просто смотри, запоминай всю эту красоту. Это ведь на всю жизнь останется, а кусочек мяса за один раз съешь!
До леса оставалось километра два, и песчаная дорожка позволяла ходко бежать нашему чудо-коню. Вдруг справа появились сразу три зайца. Они бежали параллельно нам, высоко подпрыгивая и пытаясь толкнуть друг друга. Казалось бы, они не замечают охотников на отчаянно трещащем мотоцикле, а решают какую-то свою, жизненно важную задачу. Конечно же так и было, и отец стыдливо пояснил:
– Это у них игрища такие весной бывают. Они сейчас как пьяные.
Мы обогнали «пьяных» зайцев, а они свернули к мелколесью, периодически останавливаясь и смешно молотя соперника передними лапками.
На опушке березового леса почва расступилась под колесами. Мы вдвоем дотолкали мотоцикл до дерева. После мотоциклетного треска наступила упоительная тишина. Из-за березового колка доносилось бульканье тетеревиных «боев», где-то под небесами летели гуси, чибисов было прекрасно слышно и здесь, а еще за лесом раздавались какие-то совершенно диковинные трубные звуки.
Я был оглушен, крутил головой во все стороны и чувствовал себя, как голодный, оказавшийся за роскошным столом и не знающий, с чего начать. Я действительно был «голоден» – охотой! Мне хотелось всего сразу и непременно сейчас. Я готов был идти, бежать, плыть, ехать на охоту в любое время года и суток.
– Тебе повезло, – сказал отец. – Послушай журавлей!
– Так это журавли!? – изумился я.
Отец, улыбаясь, кивнул. До поляны, где мы думали стоять, добрались довольно быстро.
– Стой, смотри и слушай, – сказал отец.
– А как же я вальдшнепа узнаю? – удивлялся я.
– Не переживай! Его ни с какой птицей не спутаешь.
Я остался один и, надо сказать, в темнеющем незнакомом лесу почувствовал себя не очень уверенно. Но лес был живой, наполненный птичьим разноголосьем, а ружье в руках помогало чувствовать себя настоящим мужчиной. Я напряженно вслушивался, стараясь выделить из общего фона что-то необычное.
Довольно большая птица летела вдоль дальней кромки деревьев и была совершенно не похожа ни на одну из известных мне. И тут мое ухо уловило вкрадчивые, ставшие для меня на всю жизнь волшебными звуки. «Он! Он! Ведь это же он! – пронеслось в голове. – Ну почему же не на меня?!» Вальдшнеп скрылся за деревьями, а в моем разгоряченном сознании еще звучала его странная песня.
Грохнул недалекий выстрел отца, и я хотел немедленно бежать к нему. Во-первых, очень хотелось посмотреть на эту чудесную птицу, а во-вторых, если отец стреляет, а я нет, значит, и место у него лучше. Мне с трудом удалось заставить себя остаться на месте. Эмоции еще переполняли меня, когда среди звонких голосов дроздов послышалось тихое «хорканье». Я отчаянно закрутил головой. Чарующие звуки приближались, и желанный кулик выплыл из-за сосенки прямо на меня. Он летел, как мне показалось, совсем медленно. Я отлично видел его длиннющий нос и уже считал вальдшнепа своим. Как я был самонадеян! Грохнул выстрел, и кулик шарахнулся к земле.
– Попал! – заорал я, но «моя» дичь ловко обогнула молодую елку и скрылась из вида…
Горластые дрозды постепенно успокаивались, и следующего вальдшнепа я услышал издалека. Он появился на фоне заката и был отлично виден. Все дело испортило решение заранее подготовиться к выстрелу. Кулик отвернул в сторону. Опять раздался выстрел отца, и вскоре из потемневшего леса послышались его шаги. Я бросился ему навстречу, и он с улыбкой показал мне двух добытых птиц. Оперение было так схоже с пожухлой весенней травой, что заметить птиц на ней в сумерках было совершенно невозможно.
– Ну что? Промазал? – улыбнулся отец.
– Подранил, наверное. Он упал почти на землю, а потом улетел!
– Вальдшнеп хитрый. Это на фоне неба его хорошо видно, а внизу и не различить. Поэтому он сразу вниз и ныряет! – объяснил отец…
По песчаной тропинке в тусклом свете фары «Ковровца», как маленький кенгуру, несся тушканчик. У него был длиннющий хвост с кисточкой на конце. Раньше в наших краях их было полно, а потом они исчезли, и теперь о них никто не вспоминает. А я помню того рисковавшего жизнью мелкого зверька, как одну из самых ярких картинок моей охотничьей молодости.