У нас сезон открыли 7 мая. Высадившись из электрички в полдень, я к двум часам подошел к охотничьей избушке. Остаток дня перед первой тягой провел в приятном, многим нам знакомом ожидательном томлении, к чему располагала и погода — тихая, ясная и теплая.
Тяга у нас начинается обычно в интервале между четвертью и половиной десятого. По заведенному порядку ровно в девять я был на избранной поляне. Постелив на трухлявый пень пластину бересты, уселся на пне поудобнее. Для меня давно стало традицией, превратившейся в своего рода ритуал, не подниматься и не брать ружье наизготовку до тех пор, пока не услышу первого вальдшнепа или же первого выстрела. Сидел и думал: а состоится ли тяга, ведь осенью вальдшнепа практически не было, кому, спрашивается, возвращаться из теплых стран, если улетать туда было некому?
Первый выстрел донесся в половине десятого, но был он очень далеким, едва слышным. После второго выстрела, прозвучавшего на слух совсем неподалеку, я поспешил занять привычную охотничью позу, и вовремя: из-за еловой куртинки выплыл вальдшнеп. После дуплета поздравил себя с первым полем.
Видел в этот вечер еще двенадцать птиц. Одну, налетевшую сзади, пропустил без выстрела, а вот в последнюю, встречную, промахнулся в упор. Но случилось это ровно за час до полуночи, когда мушка практически не различалась.
Во второй поездке со мной был партнер. Распределили с ним места и расставились, как и положено, в девять, и сразу высоко надо мной возвестил о себе хорканьем первый вальдшнеп, а через пару минут второй. Подумал: ну, что-то будет — и ошибся. В течение последующих полутора часов не увидел и не услышал ни одной птицы. Несколько раз, расслабляясь, брал ружье на плечо, один раз даже присел на пень. В четверть одиннадцатого услышал со стороны избушки стук топора и понял, что у товарища не хватило терпения и он закончил охоту досрочно.
А вальдшнепы все-таки полетели. Видел девять птиц, стрелял семь раз, взял одну. Когда вернулся в избушку, выслушал сердитое ворчание партнера: “Какая это, к черту, охота!” Я не возражал, понимал, что товарищ досадует на самого себя.
В следующий вечер повторилась картина предыдущего: из девяти увиденных птиц семь протянули после половины одиннадцатого. Пятью выстрелами добыл трех. А что же партнер? На этот раз он, как и я, достоял до темноты, видел несколько птиц, стрелял один раз дуплетом — неудачно. Природа словно не прощала этому человеку проявленного накануне недоверия к ней.
Закрывал сезон 21 и 22 мая в одиночестве. В первый вечер видел девять птиц, во второй — двенадцать. Как и в предыдущие тяги, летели они в основном после десяти. Взял по одной за вечер. Эта охота запомнилась также тем, что, дважды сменив место стояния, я дважды же просчитался: вальдшнепы, словно в насмешку, тянули над покинутыми мной местами — по закону подлости, как сказали бы в народе.
Итак, выстояв за сезон пять тяг, сделал 27 выстрелов и добыл семь долгоносиков. Пять из них оказались, как мы выражаемся, из числа верных, один — из разряда трудных (читай, закрытых), и один — далеких (за 35 м). Уделю внимание этим, последним, поскольку на них пришлась треть моих выстрелов.
В охотничьей литературе давно советуют воздерживаться от стрельбы по слишком далеким целям. Основной аргумент — возможность появления потерянных подранков. Позволю себе усомниться в таком заключении. Мой опыт показывает, что процент названных подранков не так уж и велик: в большинстве случаев попадание в птицу так или иначе улавливается по внешним признакам ее дальнейшего полета. А если их нет, то чаще всего это свидетельствует о чистом промахе или обносе. Уговаривать охотников не стрелять дальше 35–40 м в условиях современной охоты (когда дичи мало и она осторожна) — это все равно, что агитировать за воздержание от употребления спиртного на охоте. Охотники стреляли и будут стрелять за указанный предел, поскольку это — составная часть их веселого праздника охоты.
У меня сложилось такое впечатление, что после сухого жаркого лета прошлого года вальдшнепов на Среднем Урале меньше не стало.