Медвежья лихорадка

Дикие места на берегу Белого моря – хорошее место для охоты: людей мало, зато много заброшенных деревень

В одной из таких деревень довелось побывать и мне с товарищами. Все дни мы проводили в охоте на гусей, а по вечерам веселой компанией собирались в избушке. Как-то вечером к нам приехали рыбаки, жившие в лесной избе прямо на берегу моря, километрах в шести от нас. Выяснилось, что ребятам нет житья от медведя, терроризирующего их набегами.

Уговаривать нас не пришлось. На следующий день вместе с рыбаками проучить медведя поехали Стас, Леха, Макс и я, занимающийся в основном фотоохотой. Решили взять «антидепрессант» для себя и гостинец для медведя. Приманка, на которую он должен был прийти, была сделана из протухших остатков дичи и рыбы — по утверждению поморов, «самая медвежья вкуснятка».

Место медвежьих набегов впечатляло: отодранные доски, битое стекло, следы когтей на древесине. На улице у входа лежала чудом уцелевшая банка тушенки, хотя уцелевшей ее можно было назвать с натяжкой: так и не прокусив, медведь изрядно изжевал ее.

«Да, если медведя не удастся завалить сразу, то ужас будет лютый," — заметил Стас, глядя на медвежий курултай. Памятуя об этом, засидки решили делать на деревьях, только двухметрового Макса оставили на земле. В предбаннике специально для него выбили доску с видом на тухляк. С наступлением сумерек и Леха отказался от сидения на сосне, решив справляться с «лютым ужасом» на месте, приготовленном для Макса. Я и Стас залезли на одну сосну. Решили, что если будет совсем темно, я освещу медведя мощным фонарем, а Стас с Лехой откроют огонь.

Стемнело очень быстро. Сидеть на дереве в темноте и холоде — дело не простое. Вдобавок меня начали посещать мысли о бедном медведе. Жути добавляла атмосфера ночного леса, когда каждый звук отдавался в сердце, а треск веток заставлял мурашки бежать от поясницы к голове и шевелить там волосы. Свет полной луны через ветки деревьев и шум прибоя создавали атмосферу голливудских ужастиков.

«Медведь! Медведь!» — вдруг прошептал Стас. Сердце забилось чаще, и во рту появился привкус железа. Я посветил. Тишина. Никого нет. Так мы просидели часа 3–4, пока из избушки кто-то не вышел, светя фонариком во все стороны. «Они нам всех медведей распугают!», — прошипел Стас. Потыкав пучком света в разные стороны, человек скрылся в домике. «Капец! Надеюсь, этого больше не повторится», — услышал я недовольный бубнеж снизу. Но через некоторое время «это» стало повторяться с периодичностью в 5–10 минут. Окончательно рассвирепев, мы слезли с дерева, чтобы приструнить тех, кто мешает нашей охоте. Зайдя в предбанник, мы обнаружили, что Алексея там нет. Войдя в дом, увидели веселые пьяные рожи с добродушными улыбками. После небольшой тирады Станислава о том, как нам там тяжело и как им тут весело, ребята пообещали лечь спать и больше не шуметь. Мы пошли на позиции, на этот раз в предбанник.

Спустя некоторое время дверь скрипнула, и в предбанник, спотыкаясь, выкатился один из рыбаков, сожалея о принесенных нам неудобствах. Он признался, что нужде не прикажешь и ему надо на улицу. Однако эпопея с выходом по нужде набирала обороты. Вернувшись в избу, каждый считал своим долгом торжественно заявить: «Тише вы тут! Там мужики охотятся!» Я готов был спорить на деньги, что все по очереди выходили не меньше трех раз. Ура! Наконец-то за стеной раздался дружный храп, но, к сожалению, вместе с ним пришел рассвет. «Амба! Кина не будет!» — махнул рукой Стас. Мы вышли на улицу. Приманка была не тронута, но метрах в десяти от дома мы обнаружили свежие медвежьи следы. Стало ясно, что зверь вернется еще, надо обязательно вывезти отсюда веселую компанию и вернуться к закату.

На базе в ожидании вечера время тянулось безнадежно медленно. Я решил взять металлоискатель и пойти «позвонить» им по заброшенной деревне в поисках антиквариата. Долго побродить не удалось — батарейка металлоискателя быстро села. Я нашел пару монет и ямщицкий колокольчик. Поиски прекращать не хотелось, поэтому пришлось бежать домой менять батарейку. Задержавшись дома максимум минуты на 3–4, радостный, в ожидании новых находок, я выскочил на крыльцо. Но что это?! Рядом с крыльцом шевелилась какая-то коричневая куча. Услышав меня, она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. «Ой! Ой-ё-ёй! Это же медведь!» — дошло до меня. Глядя исподлобья и произнося звуки «буф-буф», мишка был похож на сердитую кошку, только раз в 300 больше. «Буф-буф так буф-буф», — подумал я и с криком: «Медведь!!!» молнией скрылся за дверью. В домике было тихо. Спавшие Макс и Серега даже не шелохнулись. Антоша, чистивший картошку, иронично посмотрел на меня. «Медведь! Медведь! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!» — орал я не своим голосом. Поверили мне не сразу, но когда всем стало ясно, что я не вру, началась суматоха: забряцали ружья, начались судорожные поиски патронов на медведя, которые дрожащие руки долго не могли вставить в ружья. Так как я с медведем был уже немножко знаком, опытные охотники решили первым выпустить меня с фотоаппаратом, сами же вышли следом. Мишка, услышав оживление на крыльце, в несколько прыжков скрылся в сопке, покрытой соснами и можжевельником. Серега, заваливший за свою жизнь больше десятка медведей, авторитетно заметил, что это один из самых здоровых медведей, которых ему довелось видеть. И мне показалось, что по ширине зада мишка мог поспорить с автомобилем Daewoo Matiz. От мысли, что сядь батарейка минут на 5 позже и между мною и домом мог оказаться этот громила, холодок пробежал по спине.

Вернувшийся Стас расстроился, что такое событие прошло без него, но Серега его успокоил, объяснив, что в медведя не стреляли и что он обязательно еще вернется к нашей помойке.

Засаду решили устроить на чердаке. На это раз разместились с комфортом, взяв с собой спальники и подушки. В крыше была сделана небольшая бойница, а во дворе, в месте, удобном для стрельбы, был разложен тухляк. Измученные прошлой ночью мы то и дело погружались в дремоту. Медведь пришел ближе к утру. Сперва мы его услышали — он чем-то аппетитно хрумкал у завалинки, прямо под нами, не обращая внимания на приваду. Стрелять было невозможно: медведя и видно-то было чуть-чуть. Ружье нужно было полностью выставить в бойницу и, держа на весу, стрелять прямо вниз, но приклад зацепился за доску, и ружье брякнуло по деревяшке. Поняв, что его застукали, косолапый стартанул к знакомой сопке. Чтобы стрелять, пришлось возвращать ружье в исходное положение. Медведь удалялся. Не надеявшийся на удачу Стас разрядил ему вслед свою пятизарядку. Преследовать зверя ночью дураков не нашлось.

Утром все заторопились осмотреть место медвежьего вторжения. Невдалеке была обнаружена кровь. Похватав ружья, бросились по медвежьему следу. В 300 метрах мы нашли медвежью лежку с огромной лужей крови. Дальше следы сильно петляли, и, кроме большой фекальной колабахи с вкраплениями непереваренной брусники, обнаружить нечего не удалось. Очевидно, мишка был ранен смертельно. Но сколько ему понадобится дней, чтобы слечь? Вопрос без ответа…

К вечеру меня и Стаса доставили к домику рыбака гусеничным вездеходом. Хорошо, что мы захватили с собой новую приманку, потому что предыдущая была уже съедена. «Ну, этого мы не упустим!» — потирал руки Стас. Плотно поужинав, мы устроились в засаде — в уже знакомом предбаннике. С наступлением темноты нарисовался медведь. Наученные опытом предыдущей ночи, мы ждали, когда он подойдет к приманке и окажется на линии огня. Медведь пошарил по округе, порылся на помойке, звеня консервными банками, один раз подошел так близко, что мы слышали его шаги и тяжелое сопение прямо за досками. Но бойница была с другой стороны. Так и не выходя на «прямую наводку», медведь приходил к нам за ночь раз семь. С рассветом мечты о медвежьей шкуре растаяли.

На вечер было запланировано возвращение на большую землю, к друзьям. Дожидаясь отлива, добыли пять белощеких казарок, и когда спала вода, мы побрели по морской отмели. Шестикилометровый кросс с оружием, рюкзаками, в теплой одежде и болотниках дался нам трудно. Три бессонные ночи тоже напоминали о себе сердечной аритмией. Новость о том, что Серегин брат, выходя ночью по нужде с ружьем, грохнул очередного в своей жизни мишку, окончательно испортила настроение.

Путешествие подошло к концу. «Надо обязательно вернуться на следующий год», — думал я, трясясь в вездеходе.