Сижу и вспоминаю, как же прошла эта неделя, сколько за это короткое время было охот. И зорьки, и вечерки охоты на уток, и засидки на кабанов, и «тихая охота» за грибами – все оставило в душе благодарность. Благодарность «хозяину» лесов и полей за предоставленные трофеи, и матери-природе – за позволение прикоснуться к ней, увидеть, услышать то, чего не видят не охотники. Все, остался последний завтрашний день, и мне хочется провести его весь без остатка на охоте. Решаю с утра пройтись по охотничьим местам, которые радовали меня всю эту неделю.
Проснувшись еще до будильника, с какой-то тоской об уходящем пошел пить чай. Приготовил небольшой термос, сделал пару бутербродов, взял свой старенький, оставшийся от деда ИЖ-58 и выдвинулся. Оделся я легко, так как собирался ходить много: термобелье и легкий камуфляж. Утро встретило свежестью, небольшим ветерком и лучами теплого солнца. Я шел не торопясь, смакуя каждую минуту, получая удовольствие от всего, что меня окружало.
Первым делом решил дойти до дальних канав – местные называют их «Гарищи». До них было около трех километров. Пройдя четверть пути, я заметил изменения в природе: ветер стал сильнее и порывистей, солнце затянулось откуда-то набежавшей тучей. Но каждый знает, что вышедшего на охоту такая мелочь не останавливает. Вот и я, надеясь на встречу с утками, прибавил шагу, стремясь попасть на охотничье место. Когда я прошел около половины пути, ветер усилился, стал холодней, начался дождь, и не какой-нибудь осенний, моросящий, а самый что ни на есть ливень. Одежда моментально промокла, но термобелье спасало – не давало охладиться телу. Минут через двадцать я понял, что дождь зарядил надолго. Заболеть мне не хотелось, и я вынужден был возвращаться домой. Тут я встал перед выбором: либо идти обратно по дороге, что и легче и быстрее, либо свернуть право и пройтись по полю в надежде встретить тетерева. Поле это было интересно тем, что кто-то в прошлом году посередине выкосил траву на сено, и теперь на этом месте колосилась семенами трава, похожая на зерно. Я развернулся и пошел по краю поля. Ветер сильно дул в правый бок. Пройдя метров двадцать, я услышал оглушительное хлопанье крыльев и увидел, как слева взлетел тетерев. Я вскинул ружье, прицелился, но не смог мокрыми руками снять крепкий как назло предохранитель. Чертыхаясь, я присел и наконец-то снял ружье с предохранителя. Что ж, делать нечего, нужно идти дальше.
Прошел полполя – птиц больше не встретил. Дождь колотил сильнее и сильнее. И вдруг опять глаз уловил движение справа. Резко повернувшись, я увидел тетерева, который, пролетев немного по прямой, стал делать свой знаменитый вираж. Ружье в плече, упреждение полтора метра, выстрелы. Перебив петуху крыло, свалил его на скошенную траву. Бегом, не помня себя от радости, я побежал к тетереву. Тот пару раз подпрыгнул, махая целым крылом, и дался в руки. Повезло! Я уже и не надеялся на удачу. Ведь как чаще всего бывает: всего один раз за охоту попадется дичь, и если прозевал, то не надейся на повтор. Немного успокоившись, перезарядился и пошел дальше, срезая угол поля против ветра. И вот опять чудо (от неожиданности я даже немного замешкался): опять вылетел мокрый тетерев и стал стремительно удаляться без всяких кульбитов по прямой от меня. ИЖ-58 удобно занял место в плече, мушка накрыла птицу, и после первого выстрела она рухнула на траву. Я подбежал и поднял петуха. Он был молодой, на голове и шее еще были коричнево-желтоватые перья, а так он был весь черный, с сизым отливом в синеву, на хвосте уже угадывалась лира, которая так ценится трофейщиками. От пережитого руки у меня дрожали, и в этот момент я не чувствовал холода. Душа переполнялась благодарностью природе за то, что подарила мне эти прекрасные минуты. Достав из кармана последнюю сигарету, я присел и, спрятав ее в ладони от дождя, жадно закурил. Дождь лил по-прежнему, ветер дул в спину, а я сидел такой радостный и счастливый, что мне все было нипочем.
Как всегда улыбаясь, меня встретил дедушка. Поинтересовался, что это я так рано вернулся, а увидев трофеи, засмеялся и сказал свои коронные фразы: «Охота пуще неволи» и «Ну, давай-давай, заходи в дом и быстро переодевайся». Я переодевался, а на кухне уже хлопотала бабуся, ощипывая петухов. Потом, как всегда, они с дедом слушали мой рассказ о том, как я их добыл. В душе царили и радость, и тепло, но более всего – б л а г о д а р н о с т ь.