Куропатки и кеклики отсиживаются под снегом. Здесь он в равной степени и беда и спасение. Горные козлы тэке сбиваются в табунки и прячутся в недоступных расщелинах скал, беспокойно прядая ушами: скоро ли кончится эта бесовская карусель?
В один из зимних дней, когда наконец-то приутихла непогодь, мы с Никифором отправились в засидку на кабанов. Благо у нас была неиспользованная лицензия. Скрадок был загодя сооружен в подлеске предусмотрительным егерем. Здесь нередко по северному склону стадо вепрей спускалось в долину, где в ореховой роще под снегом находило необходимое пропитание.
Ночь была лунная, тихая. Под покрывалом снега горы, казалось, отдыхали после колючей круговерти. Снег был упруг и порист: накануне прошел небольшой дождь. Такое среди зимы в горах случается. А тут еще приморозило. Заледенело все кругом. Скрадок из сухого прошлогоднего камыша и веток можжевельника укрывал от пронизывающего ветра, но телогрейки и шапки-ушанки согревали недостаточно.
Ночь тянулась медленно. Луна шла на ущерб, а кабаны все не появлялись. Уже глаза понемногу стали слипаться, когда Никифор подтолкнул меня локтем:
– Слышишь?!
И тут сквозь дрему до меня донеслись странные мелодичные звуки. Казалось, звенели хрустальные колокольчики. Так, должно быть, в давние времена по безлюдной степи неслись тройки, звеня бубенцами и рассыпая в воздухе их нежные переливы.
Вскоре странный звон пропал где-то за нашими спинами, на дне неглубокого оврага.
– Что это? – спросил я.
– Шут его знает, – произнес Никифор, и в голосе его звучало удивление и любопытство.
Снег под луной мерцал тысячами светящихся кристалликов, тишина окутывала темные деревья, поляны и скалы.
Прошло некоторое время, и звон снова возобновился, на этот раз отчетливее и громче. Тут уж мы не выдержали. Сначала Никифор, потом я вскочили с места, ружья наперевес, и побежали к оврагу. Звон удалялся все дальше и дальше в сторону скал. Когда мы очутились у оврага, увидели вдалеке силуэты трех или четырех уходящих по дну кабанов.
Сзади, чуть поодаль, трусили два волка. Хотя до хищников было далековато, Никифор все-таки выстрелил им вслед. Эхо троекратно откликнулось в полуночных горах. Как и следовало ожидать, приятель промазал.
Дальше об охоте нечего было и думать. С трудом дождались рассвета.
– Интересно, кто же звенел колокольчиками? – полюбопытствовал я.
– Ты разве не догадался? – улыбнулся Никифор.
– Признаться, нет.
– Кабаны, – то ли иронизируя, то ли всерьез сказал приятель – чтобы мы не спали!
Ну, сейчас начнет травить охотничьи байки, подумал я. А Никифор вполне серьезно разъяснил:
– На подшерстке у кабанов от мороза и дождя образовались сосульки. Когда они бежали, сосульки друг о друга бились и звенели. Нам бы, дурням, вовремя догадаться, а мы… Эх, чудики!
Перед тем как спуститься в долину, решили обследовать овраг. Всюду были видны следы могучих дикарей, чередовавшиеся с волчьими. Какая досада! Ждали кабанов в одном месте, а они появились в другом. Всю охоту испортили волки, погнавшие кабанов по другому пути. Конечно, если бы были собаки, такой оплошности не произошло.
В конце оврага, там, где он ровной плоскостью переходил к скалам, мы увидели следы борьбы, разыгравшейся ночью. На снегу валялись клочья шерсти и расплылись пятна крови. По маленьким копытцам Никифор определил, что волки разодрали здесь подсвинка.
– Что ж, – заключил он – Если на этот раз нам не повезло, придется через недельку устроить засаду на серых разбойников. Авось повезет!