По моему мнению, здесь решающим является человеческий фактор. Три-четыре зайчихи, дожившие до весны, способны воспроизвести достаточное поголовье, чтобы обеспечить приличную охоту в районе и дальнейшее продолжение рода.
Беда, когда к весне не остается даже единичных особей этого вида. При ружейной охоте троплением или с гончими собаками некоторые зайцы достигают истинного мастерства в искусстве спасаться от преследования. Их уважительно именуют «профессорами», и именно они обеспечивают здоровое, готовое к жизни, полной опасностей, потомство.
Я знал несколько случаев, когда за зайцем, обитающим в определенной местности, отказывались ходить знакомые охотники – бесполезно. Однако совершенство вездеходной техники при одновременном падении нравственности людей с ружьями в руках и при их отказе от всех охотничьих традиций не оставляет этому зверьку никаких шансов.
Всегда найдется два-три беспринципных человека на снегоходах, которые будут регулярно объезжать угодья до схода снега. Увы, с окончанием официального сезона охоты активность возрастает не только у зверья, вступившего в период гона, но и у зверья на «гусеницах». Еще бы! Следов в угодьях больше, а лишних глаз меньше. Хотя – чего бояться-то?!
Ведь купить современный снегоход исключительно ради развлечения может позволить себе только господин (или гражданин?) с весьма серьезным уровнем доходов, у кого, как правило, никаких проблем с правоохранительными органами не возникает. Но таких – двое-трое! А если отмечены случаи, когда компания развлекающихся с ружьями на снегоходах достигает десяти единиц техники? Вот мы и имеем, что ничего не имеем!
В одном из двух охотхозяйств нашего района охота на зайца-русака в текущем сезоне была запрещена. В другом, как и в соседних, охотиться можно было до конца декабря. Чем же порадовал нас в этом плане нынешний сезон? Здесь более уместно, на мой взгляд, слово «огорчил».
Во время охоты на лисицу на «запрещенной» территории (в защитной лесополосе железной дороги) нами были отмечены единичные следы, скорее всего, одного выводка из четырех особей. В небольшом городе, да еще среди немногочисленной охотничьей общественности, слухи разносятся мгновенно. Так мне стало известно, что двух зайцев взяли в самом начале охоты. Один, видимо, переселился на несколько километров.
Его следы попадались нам уже в середине декабря, где раньше и признаков наличия зайца не наблюдалось. Близость к городу, огородам окраинных улиц и свалок дает ему шанс на выживание, но до схода снежного покрова еще далеко. Судьба еще одного зайца мне неизвестна, но, скорее всего, и он был взят охотником, не пожелавшим афишировать свою добычу на запретном участке. В других местах, где из года в год мы успешно поднимаем зайцев из болот, пашен и оврагов, признаков жизнедеятельности длинноухого племени обнаружить не удалось.
Из отдаленного колхоза дошли утешительные слухи, что заяц есть и его добыча сопоставима с результатами прошлых лет. Мы своей небольшой компанией в те края не ездили (т.к. нужно было брать отдельную путевку), предпочтя охотиться в традиционных для нас местах.
Погода не баловала тех, кто может рассчитывать на удачу только в выходные. То «мертвая» пороша, когда даже лиса старается не оставлять следа, то ветер, который «тащит» такую поземку, что, оглянувшись, и своих следов не увидишь, – все это для охотника обычное дело. Но шансы на успех тем не менее были, и мы их использовали.
Сколько времени занимает тропление зайца с момента обнаружения следа? От нескольких минут до конца светового дня. В этом сезоне мы поставили своеобразный рекорд – одиннадцать минут!
Середина декабря.
Двое из нашего коллектива, состоящего из трех постоянных членов, положили в морозильные камеры по разделанному зайцу. Но справедливости ради нам очень нужен был еще один. По давней традиции первого зайца забирает застреливший его, потом загонщик, потом оставшийся, независимо от авторства удачного выстрела.
Два сегодняшних загона на лисицу успеха не принесли. Следы зайца нам не попались. День перевалил на вторую половину, и мы передвигались к заброшенной деревне с надеждой на удачу в очередной попытке. Мы уже проверяли эти угодья на наличие зайца – безуспешно.
Поэтому замеченный на правой обочине четкий отпечаток заячьих лапок заставил меня издать отчаянный вопль. Михаил резко ударил по тормозам, и наша «буханка» едва не слетела с дороги.
– Ты что? Поубивать нас на радостях решил?
– А ты чего орешь на всю Ивановскую? – радостно отбрехнулся Мишка.
Русак вышел на дорогу с поля, где его следы полностью стерло ветром. На противоположной стороне, на местах бывших когда-то деревень, были заболоченные низины и густые заросли кустарников. На блестящей, как стекло, дороге следов, разумеется, не видно, но если косой ушел в сторону лугов, то мы его найдем непременно. Если же вернулся в поля – удача ему сегодня обеспечена.
Чтобы не терять время, я пошел влево, Сашка – по дороге вправо, а Михаил – к перекрестку, к зарослям полыни и репейника, там и остановился. Нам нужно было отыскать место, где заяц спрыгнет с дороги. Шансы у нас с Александром были равны: кто найдет сметку, тот и будет иметь право выстрела. В прошлом году и примерно в этом же месте ситуация развивалась аналогично.
Тогда заяц, залегший в густейших зарослях терновника и вишни, сумел выскочить незамеченным и, миновав наши хитроумные засидки, при трех стрелках и одном загонщике благополучно удрал в поля, и все наши дальнейшие попытки подстроиться под его ход, продолжавшиеся до полной темноты, успеха не имели.
Сегодня я нашел его сметку в сторону лугов буквально через пару минут. Остановившись, я поднял руку вверх и махнул в направлении движения зверька. Спустился вниз и уже в сотне метров, перед довольно редкими зарослями бурьяна, отметил начало обычных заячьих хитростей: сдвойка, сметка, еще сдвойка.
Все! Здесь он лежал, неподалеку! На недоступном для ветра участке. Здесь видны были его следы, как напечатанные. И несмотря на глубокий снег, я быстро переместился вдоль малика. Не знаю, откуда что берется, но я почти всегда чувствую близость зверя. Интуиция меня не подвела и на этот раз.
– Ну вот! Сейчас! – стучались в разгоряченной голове волнующие мысли.
И правда – вот! Вот она, лежка под кустом, в слегка углубленной, утоптанной ямке. А от нее – след. Но этого не может быть! Ведь я не отрывал глаз от этой полоски бурьяна с того самого момента, как спустился с дороги! Неужели прозевал? Наклонившись ближе к следу, с облегчением отметил: утренний! А прямо перед зарослями шиповника заметил еще одну полоску бурьяна.
– Да тут же он! Никуда ему теперь не деться! – успокоил я себя.
Действительно, вот еще одна сдвойка и сметка в бурьян. И тут я увидел самое первое движение русака, поднявшегося с лежки. Это редко случается. Обычно заяц вылетает в тот момент, когда охотник, разбирающий на снегу его хитрости, поворачивается к нему спиной. Но сегодня я провожал его мушкой с первых же метров бега.
Близко, близко, близко! А теперь – пора! Палец плавно потянул спуск, и здоровенный русачина с ходу зарылся в сугроб. Победно поднял добычу над головой, увидел приветственные взмахи друзей и выбрался на дорогу.
– Вся охота – одиннадцать минут! – показал на часы Михаил.
Я протянул русака подошедшему Александру: «Твой!» Хорошо! Все трое не остались в этом году без зайца.
Кто-то скажет: «Конечно! Десять минут – и заяц в мешке!»
Кто так скажет, тот не понимает, что эти десять минут – ничтожно малая частичка времени, которое занимает очень значимую часть жизни охотника. Сколько на это было потрачено часов, дней, недель? Не знаю. Не считал.