Нет, вру – на Пасху никуда не поехал. Хотя знал, что именно этот день выпал для массового пролета гуся, но, уважая Православие, я только слушал в собственном дворе звон колоколов и перекличку гусиных стай. А все остальное время проводил в полях, лугах и лесах.
Каждый день охоты имел свой запах и вкус. В самом начале сезона он был кристально чистым, морозным и постепенно разбавлялся молочной сыростью тумана. Зато в конце лесной воздух восхищал меня непревзойденной фантазией Матушки природы, смешавшей неповторимый густой коктейль с запахом свежести молодой листвы, хвойного бальзама с мягким оттенком прелых листьев и еще чего-то такого, чего нельзя описать словами. Надо самому испробовать!
Я просыпался в три часа, заправлял термос, клал в рюкзак бутерброд и гнал машину до последнего «проходимого» места. А дальше загружался профилями, боеприпасами, биноклем, ружьем и шлепал по снегу, лужам и грязи в ночь, навстречу своей удаче. Охотился часов до семи-десяти (по возможности), чуть не бегом бежал к машине и очень старался успеть на работу вовремя. Затем в течение девяти часов решал какие-то вопросы, с кем-то встречался, за что-то отчитывался и спешил домой, чтобы переодеться и снова мчаться в угодья. На сон оставалось три-четыре часа. Я не Наполеон, считавший, что мужчине достаточно 4 часов отдыха, поэтому днем чувствовал себя как сонная муха. Устал от такой жизни, но ничего с собой поделать не мог. Я охотоголик. А им, как и пьяницам, на Руси всегда сочувствовали.
Видимо поэтому мой директор великодушно разрешала мне иногда опаздывать по утрам и даже осчастливила двумя отгулами. И жена ни разу не напомнила об огородных делах. Теперь я в завязке. До августа.
В день открытия лежал снег. Однако появившиеся проталины на озимях и пашнях вселяли надежду. Вдвоем с приятелем Александром мы нацелились на поле, где в прошлом году рос горох. Даже если от него ничего не осталось за зиму, рядом была кукуруза, а это уже наверняка. Вот только конкуренты! Это мы так думали по дороге.
На деле оказалось, что асфальт, ведущий к канувшей в лету деревне, местами покрыт снежными наносами, с трудом позволявшими преодолеть их на нашей «Ниве». А перед оврагом, отделявшим нас от останков деревни, снег лежал слоем метра полтора. Рядом стоял уазик «буханка», из которого вылез заспанный, но «веселый» охотник без ружья.
– Ну, как тут обстановка? Что видно? Что слышно?
– Да снег кругом! Одна стайка прогоготала где-то. Я тут всю ночь машины из сугроба выдергиваю. Всё с ходу проскочить хотят. А как на «пузо» лягут – ко мне идут. Сегодня ночью уже четверых вытаскивал, даже трос не отвязываю!
– Ну, мы, пожалуй, и пытаться не будем. Отсюда и пройтись можно.
– Удачи, мужики! Да только вряд ли – снег!
Мы расположились на меже между озимыми и кукурузной пахотой. Здесь образовалась приличная лужа, возле которой наши профиля смотрелись весьма уместно. Я облачился в белый маскхалат, а приятель остался в серо-коричневом камуфляже. По оврагу, где потом остаются лишь немногочисленные лужи, текла полноводная река.
Даже не верится, что такое возможно 14 апреля!
В прошлые выходные я еще сидел с удочкой над лункой, а обычно в это время уже разлив на спад идет. Над нашей лужей стонали два чибиса. Едва начало светать, как прямо из оврага, в паре метров над землей, показались две огромные птицы, летевшие точно к нашим «гусям». Мы замерли, боясь вздохнуть.
«Ну! Еще чуть-чуть! Только бы не отвернули!» – пронеслось в голове. Но когда уже можно было стрелять, мгновенно пришло прояснение: журавли! И как сразу не поняли? Они прошли прямо над лужей, и только наши распрямившиеся силуэты заставили их резко принять вправо и вверх.
– Вот бы гусики так зашли! А, Саш?
– Да-а-а! Неплохо бы, конечно.
А гуси пошли только через час. Косяк голов в пятьдесят прошел от нас в двухстах метрах. Они никак не отреагировали ни на наши красивые профиля, ни на страстные призывы манков.
Потом опустился густейший туман, и гусей мы больше не видели. Откуда-то сверху доносился гогот, и вроде бы над нами, но разглядеть что-либо не было ни малейшей возможности.
Удача ждала меня только на третий день вечером, когда из густеющих сумерек выплыла четверка белолобых, один из которых стал моим после второго выстрела. Я больше не стрелял, опасаясь потерять в темноте столь желанную добычу.
Снег сошел буквально за пару дней. Гуси были, но заметно в меньшем количестве, чем в прошлые годы. Я не видел ни одной тысячной стаи – максимум сотня. Охотников было по-прежнему много. Стреляли на любых дистанциях. Пиком бесчинства было явление двух молодых людей, которые подошли к нам на сотню метров и расставили свои обманки чуть ли не вместе с нашими. Это при том, что мы, покинув скрадки, открыто стояли перед ними. Я не стал с ними ругаться только из-за того, что считал вечер и так безнадежным – вокруг с избытком хватало и других «стрелков». И все же шансы были, которые, к сожалению, не удалось реализовать. То мы после трехчасового молчаливого сиденья в скрадках вышли с другом на минутку размяться, а гуси – вот они, зависли прямо над нами, раскрылились. То пара их молчком подкралась сзади, а пока мы... ну, в общем все ясно.
Только место я все-таки выбрал удачное. Гуси сидели на поле, где оставалась прошлогодняя свекла. Широко сидели, вольготно. Мы с другом Михаилом сюда под вечер приехали и, спрятав машину в посадках, долго наблюдали за ними в бинокль.
– А что если с края поля моих «гусей» расставить и ждать, когда поднимутся, и тогда в манок посвистеть?
– А что же тут еще придумаешь? – согласился Мишка.
Но только «гусей» расставить на поле не удалось. Я по сантиметру поднимал голову из овражка – видно им всё! Жалко! «Гусей» мне только что привезли из Москвы. Здесь таких никто еще не видел, на них я возлагал большие надежды. Надо сказать, что собранные, они смотрелись очень натурально.
– Давай хоть в овраге их на лужу посадим, – предложил я.
– Давай! Хуже-то точно не будет...
Мы расположились под склоном овражка, укрывшись от поля зарослями прошлогодней травы. Гуси то сидели совершенно тихо, то начинали гоготать, как куры в курятнике. Сидеть нам было весьма комфортно: не жарко, не холодно, и мухи, как говорится, не кусали. Стало смеркаться.
– Давай разойдемся, что-ли, – предложил Мишка. – Я вон к тем кустам встану.
– А я здесь останусь. Как уж повезет.
Повезло. Я услышал гомон взлетевшей стаи и выдал призыв манком из баллончика от сифона. Гомон развернулся в мою сторону, и я замер, скрывшись за жиденьким кустом. Ждал-то я их чуть левее и был поражен шелестом могучих крыльев справа. Резко развернувшись, увидел в тридцати метрах четверку гусей, уже пролетевших мимо. Вскидка, вынос, выстрел – мимо. Второй гусь, отделившись от стайки, резко пошел к земле. Но я не услышал! Не услышал удара о землю! А левее увидел строчку из десяти птиц, идущих прямо на меня. Ну же, ну! Пора! Два выстрела – и еще один гусь ринулся к земле. Темно. Ничего не видно. Бегом! Да здесь он, здесь!
Здоровенный гуменник открыто лежал на пашне. Все, охота на сегодня закончена.
Подбежал Михаил.
– Ну, что? Нашел?
– Да одного только. Второй вот в этом направлении пошел.
– Пойду искать!
Долго мы искали этого гуся. Он очень нужен был нам. Для справедливости. Неважно, кто именно оказался более удачлив. Главное – поделить добычу по- честному.
Нашел я его через двое суток. Выдал пушок, который пустили глазастые вороны. Жалко. Очень жалко!
18 апреля. С вальдшнепом дело обстояло несколько хуже, чем в прошлом году. В первую зарю вдвоем с приятелем слышал восемь птиц. Налетели три. Стрелял по двум, взял одного. Приятель тоже взял одного, второго промазал. Оба молодые (спасибо подробным разъяснениям методики определения возраста в «РОГ»!).
24 апреля. Слышал семь, налетели два, взял обоих. Рядом друг Николай взял одного. Все молодые.
25 апреля. Слышал трех. Налетел один. Взял его. Молодой.
27 апреля. Слышал двух. Не видел. Николай стрелял один раз – мимо.
Ну вот и все. Теперь до лета. Скоро уже!