Последняя неделя – и на загонах можно поставить крест! – крутились неутешительные мысли, словно смертный приговор.
– Ну не могу я смотреть, как ты мучаешься! – первой не вытерпела жена.
– Я обещал, и я свое слово держу! – неубедительно задрожал мой голос.
– Знаю и ценю это, поэтому отпускаю. – Езжай!
– Езжай! Куда? Ты думаешь, все так просто?
– Позвони Николаевичу, он же тебя приглашал! – не унималась жена.
– Ты видела, сколько времени? – почему-то сопротивлялся я.
– Когда тебе нужно, ты на время не смотришь!
– Ладно, позвоню!
Начал искать номер – телефон вдруг завибрировал в руках, и на экране высветилось: «Николаевич охота». Я, не веря своим глазам, нажал «ок» и услышал знакомый голос.
– Привет, Димон! Ты как завтра, сможешь приехать? У нас две лицензии на лося и три на кабана висят, а осталось два дня. Ждать тебя? Или уже до весны?
– Когда должен быть? – быстро спросил я, боясь спугнуть нагрянувшую удачу.
– В восемь утра у меня.
– Буду! – отрапортовал я, как ошпаренный слетев со стула.
Времени на сборы мало, на сон еще меньше, но все словно ожило, завертелось вокруг, обрело утраченный смысл, потерянный в четырех стенах. Нож, компас, патроны, билет, разрешение, куртка, штаны, карабин…
Как же мало нужно человеку для счастья и как много одновременно! О фотоаппарате я вспомнил только отъехав от дома, но, чтобы не сглазить, возвращаться не стал. Ровно в восемь я был у дома Владимира Николаевича.
Пересаживаюсь в его УАЗ, и мы едем к Александру – все встречаются у его дома. Краткий инструктаж – и, рассевшись по двум «буханкам» и «Ниве», мы наконец выезжаем в угодья. Вскоре «Нива» уходит влево – команда загонщиков с лайкой едет занимать свои места. А мы, проехав еще с километр, останавливаемся и покидаем утробу «буханки».
Лес сказочно красив, дремлет в морозной тишине. Охотники выстраиваются в цепочку и гуськом, след в след, выдвигаются на номера. Они идут по просеке вдоль высоковольтной линии. Узкие переходы перекрывают охотники с гладкоствольными ружьями; меня оставляют на левом краю вырубки размером двести на пятьсот метров, заросшей молодыми березками, словно травой. Николаевич с «Вепрем» становится на правом углу, и замыкает номера егерь Александр, контролируя край леса и низину. Отаптываюсь у бетонного столба, прикрываясь маленькими густыми елочками, досылаю патрон в патронник карабина, ставлю на предохранитель и замираю. Раздается выстрел, оповещая стрелков, что загон начался. Вдруг чуть-чуть левее я слышу шорох. Снимаю с предохранителя и плавно поднимаю карабин, прижимая его к плечу. Шорох все ближе, тело предательски дрожит, сердце готово выпрыгнуть из груди. Пытаюсь унять дрожь, глубоко вдохнув морозного воздуха. Ну! Кто бы ты не был – выходи! И в тот же миг огненно рыжая лиса выскакивает на меня, пугливо озираясь назад. На секунду приседает в трех метрах от меня и, тихонько перейдя просеку, прошмыгивает в лес за моей спиной.
– Фу! – выдыхаю я.
Снова слышится шорох, и снова барабанит сердце, выплескивая адреналин в кровь, словно ковш воды на раскаленные угли. Держу возможное появление зверя на прицеле. Тут, словно огненный пушистый шар, выскакивает огромный лисовин и, посмотрев по сторонам, уходит в трех шагах от меня. Как и плутовка, он скрывается в лесу.
Появление лис, проходящих в одном месте, вселяет надежду на успех и помогает обуздать вырвавшую наружу страсть. Меж тем голоса загонщиков приближаются. Вдруг справа, метрах в пятистах, начинает работать лайка. Лес оживает, слышатся звуки несущегося стада, которые нарастают. Но кабаны пролетают вырубку вдоль линии стрелков, так и не выйдя на номера, и я только мельком вижу темные силуэты в густом карандашнике, в ста метрах от себя. «Все! А счастье было так возможно, так близко!» – думаю я, опуская карабин, и тут же в ста пятидесяти метрах вижу лося. Он стоит в нерешительности, вытянув длинную морду и шевеля ушами, словно локаторами. Я замираю и, затаив дыхание, молю Бога, чтобы он пошел и показал корпус, скрытый густым березняком. Наконец сохатый делает шаг, второй, я плавно поднимаю карабин и тотчас замечаю еще одного быка, идущего следом. Звери легкой трусцой приближаются к краю вырубки, под углом тридцать градусов ко мне. До первого метров семьдесят; красная точка моего «Льюпольда» находит место на лопатке зверя, звучит выстрел, и, сделав два прыжка, бык падает, с треском ломая мерзлый березняк. Мгновенно перезаряжаю карабин, не отводя взгляда от второго лося, а он разворачивается и бежит прямо на меня. До него остается метров тридцать, когда я ловлю красной точкой центр его груди и жму на спуск. Грохот выстрела сливается с ударом пули о плоть быка, он отворачивает вправо, но, пробежав не больше десяти метров, заваливается на бок. Перезаряжаюсь и держу на прицеле то одного, то другого, до сих пор не веря в удачу. Все! Добора не требуется: пуля калибра 9,3х64 сделала свое дело.
Лоси оказались некрупными бычками трех и двух лет. Я принимаю искренние поздравления и похвалу от таких же страстных охотников, как я сам. А потом, как водится, следует стопка на кровях под жаренную на углях печенку в награду за меткий глаз и твердую руку.