Семерочные гуси

Поводом для моих заметок явились гусиные истории Олега Крымцева. Сам я не то чтобы крутой гусятник, но поколотил их маненько, во всяком случае, всех не упомню. А вот семерочных, т.е взятых седьмым номером дроби, помню всех. А две истории связны не только с редкой удачей, но и с памятью по безвременно ушедшим моим напарникам.

Первого гуся я взял еще мальчишкой, самодельной картечью. Еще минимум 10 лет ушло на осознание бесперспективности  и вреде такой пальбы. Еще дольше доходил до убежденности в том, что самые  «гусиные»  номера  – 2, 1 и 0.

Мало кому известно, что  для дальних выстрелов желательно не только согласование дроби с дульным сужением, но и непосредственно с диаметром канала ствола. Условию этому для  ствола с полным  чоком подавляющего числа отечественных ружей 12 калибра соответствуют № 2 и 0. Для 16-го же –  № 2 и 1. Чем и руководствуюсь, снаряжая патроны для своих ружей. Но тема моя – не дальнобойный патрон, а скорее наоборот.  

История первая начала 80-х. Я еще молод и азартен, навыков профессионального водителя не растерял. Компания из таких же чокнутых  на «снежке», цепях и  «на пупу» готовы ехать на обычной  заднеприводной хоть к черту на рога. И в тот раз прорвались по осенней распутице километров за 50 от трассы.  

Холодный, хмурый,  с дождем и снегом, осенний октябрьский вечер. На берегу стадо разномастных автомобилей. Почти все знакомы. На капотах и перевернутых лодках  –  что Бог послал и еще кое-что.
Первый пришедший потемну табун пролетных гусей народ воспринял спокойно, но когда с краткими перерывами стали подходить еще и еще – заволновался.

Наиболее азартные ринулись к лодкам, намереваясь плыть в темноту осенней ночи стеречь гусей. Более разумные и трезвые тому противились, и в итоге все вернулись к импровизированным столам. Своего напарника я тоже удержал. Второй наш экипаж с моим младшим братом, отличным стрелком и удачливым гусятником,  в суете участия не принимал, занимаясь готовкой ухи из свежих карасей.

За той ухой и родился нехитрый план. Уплыть пораньше, не беспокоя соседей, а вывести в нужное место Володя брался уверенно. А мне подарил брат коробку немецких патронов «Хубертус» с никелированной семеркой, по тем временам патроны те простым смертным были недоступны. Озеро же гоготало на разных нотах, вселяя надежду, что гуси до утра не уйдут. И вот, как тать в ночи, в четыре лодки тихо плывем навстречу удаче. Неожиданный протяжный выстрел дымным порохом  где-то на ближнем плесе взорвал озеро.

Напоролся кто-то на гусей. Сколько их поднялось, представить трудно… Тысяча, две, три или больше? И часть из них идет на нас с Сашкой. Высота метра четыре, от взмахов крыльев, кажется,  колышется вода, а я буквально выдираю из-под чучел пустое ТОЗ-34.  Вставил первый попавшийся  под руку патрон, остается закрыть –   и я успеваю. Но патрон в многократно стрелянной папковой гильзе заламывается  –   и ни туда ни сюда. В отчаянии ловлю себя на желании выдрать его зубами. Сашка все же выбил одного.  

В преотвратном настроении выбрасываю чучела. Гусей все же разбили, перемещаются в темноте с криком одиночки и мелкие стайки, а я сжимаю в руках ижевскую двадцатку,  надеясь выпалить по силуэтам.  На темном плесе замечаю движение. Плывет что-то крупное, видимо,  чомга. Да нет же, похоже,  гусь. Не гусь, гусишка, оглаживает перья, я успокаиваюсь. Не все так плохо. Закушенный патрон летит в воду, тулка же заряжается «Хуберту-сом», требовал же брат не сквалыжничать. И не буду, раза два стрельну.  

Небо очистилось, но неожиданно начинает клубиться туман, видимости никакой, а в том месте,  где мои чучела,  зависли показавшиеся очень крупными две утки. В тумане такое случается. Мгновенный дуплет, два шлепка  –   и видимость вообще ноль. Если какая не чисто бита, то уйдет. Гуси на озере еще слышны, потому в тулку  – двоечку  –   и вновь берусь за двадцатку, мою палочку-выручалочку. И бой,  и экономия пороха. Из баночки «Сокола» получалось 125 патронов  против 95 для 12-го. Приходилось в те времена тотального дефицита считаться с такой арифметикой. Ушел туман, легкий ветер, солнышко.

Место, где стоит брат,  отмечаю по падающим уткам. А напротив, метров за 400, удачно стал человек с автоматом. Стреляет здорово. Идут невысоко пять гусей. Сейчас он им покажет. Падает тряпкой передний, доходит звук выстрела и… тишина. Похоже, заело. Гуси смещаются на Володю. У того два ружья 12-го калибра. Если в меру налетят, то у двух-трех нет шансов. Так и случилось. Мгновенный дуплет  –   и валятся два передних. Через несколько секунд еще выстрел –  и еще падающий гусь. Еще выстрел, гусь проседает и тянет в мою сторону – и я опять с полем.  

Не пора ли заканчивать? Уток больше десятка,  два гуся, пусть и не без посторонней помощи… Но сюрприз был впереди.  Обнаружил под камышом двух казарок. Это их срезал я в тумане седьмым номером дроби метров за 30. И остались  в памяти навсегда и необычно погожий октябрьский денек,  и виртуозная Володина стрельба,  и, конечно же, две казарки, взятые никелированной немецкой дробью…  

Кажется, в 2004 году приехали мы с приятелем, покойным Володей М., на осенний пролет в совсем глухое время. За день я добыл каких-то несчастных двух нырушек, только и всего. Но перед самым закатом утка вдруг пошла. Приятель на большой воде безуспешно палил по транзитным стаям, а над камышом утка шла ниже и моя двадцатка шестым номером дроби била сокрушительно.

Из главного калибра вечером я выпалил лишь дважды. Наплыла на фоне заката шестерка серых и вырвал дуплет шикарного гусака. Гусак этот был пятнадцатой дичиной, моей неписанной нормой, и  решил я, что утром не поплыву. Посплю, сварю чего-нибудь и просто отдохну. У приятеля была лишь пара дичин и он жаждал реванша.  

Поспать мне не удалось. Северный ветер пригнал не только утку, но и  дохнул полновесным холодом. А в старенькую «Ниву» приятеля задувало из всех щелей. Вовка палил беспрестанно и я  знал, что пока не расстреляется, не выплывет нипочем,  и  что вряд ли чего возьмет в такой ветер. Превращаться в эскимоса не хотелось,  и решил я заплыть, взять штук пять, подарить их Володьке и выманить того на берег. Стал не в лучшем месте, но с расчетом, что и уток соберу по пути,  и выплыву за ветром. Утка летала в большом количестве, но стрельба не пошла. Лодку мотала волна,  и патроны с «шестеркой» кончились, а «тройкой» по чиркам из моего ружьеца, а они преобладали, попасть не получалось.

Обругав себя «кривая рука – враг индейцев», вспомнил о  патронах с «семеркой» для главного калибра. А стрелял я тогда на пролете из тяжеленного куркового МЦ-9 с крепким боем. Минут через 20 осознал, что сбил явно больше задуманного, к тому же начал подмерзать, потому курки опустил, положил ружье и взялся за шест. И тут  по урезу камыша, на высоте моего роста, против ветра вылетают  два здоровенных гуся. При желании,  до них можно дотянуться шестом.

Пока выходил из ступора  и хватался за ружье, прошло время. Схватиться бы за двадцатку с «тройкой» в стволах, двинуть предохранитель –  и они мои! Но схватился за МЦ, оттянул левый курок и бабахнул в хвост заднему «семеркой» в контейнере. Увидел выпущенные  лапки, с тоской подумал: «Загубил птицу» –  и гусь исчез в снежном заряде.  Хорошо, ветер дул в лицо и услышал шлепок. Вытолкнулся.  

Борюсь с волной. Гуся должно прибить к камышу, но проплыл уже метров 50 и опять тоскливое: «загубил птицу». Решаю сделать еще четыре гребка и повернуть. И надо же! На четвертом вижу желанный трофей.  

Подарил приятелю восемь уток, гуся оставил. Из всех добытых когда-либо, был он самым крупным, более пяти килограмм.

Вот такие гусиные истории моего прошлого.