Получилась совершенно непотопляемая посудина, идеальная для рыбалки и охоты. В ней можно часами лежать под маскировочной сеткой, ждать гусиную стайку или весь день ловить рыбу спиннингом, стоя во весь рост.
Спешу, налегаю на весла. Где-то здесь должна быть длинная узкая возвышенность среди разлива, избранная перелетной птицей под присаду, далекая и недоступная большинству охотников. Успею ли к рассвету? Сегодня открытие весенней охоты. Я сознательно не остался в стационарных скрадках на границе разлива. Успею насидеться. Весь сезон впереди. Избыток невостребованной энергии, жажда новых приключений движет моими поступками.
Снова земля. Сажусь на борт надувной лодки, осматриваюсь, сверяю ориентиры. Вроде не ошибся. Я на месте. Вокруг абсолютно открытое пространство с отличным круговым обзором. Идеальное, безопасное место для гусиного отдыха. Торопливо выставляю два десятка гусиных чучалок-пакетов.
Свежий предрассветный ветерок быстро заполняет невесомые пластиковые изделия, придавая им объем. Закачались, задвигались на тонкой пружинистой проволоке обманки, закивали головами, имитируя спокойно кормящихся птиц. Небольшой объем и малый вес флюгеров-пакетов особенно важен при дальних вылазках с целью разведки.
Накрываю лодку прочной капроновой сетью, в ячейки которой вручную вплетены растрепанные лоскутки из натуральных материалов — льна, мешковины, лыка. По текстуре, лохматости, цвету они совершенно сливаются со скошенной прошлогодней травой – стернёй. Эти материалы полностью поглощают солнечный свет, не бликуют, не шуршат, одновременно с местной растительностью намокают и высыхают и по праву считаются идеальной маскировкой для гусятников.
К одному краю масксети подвязываю длинную палку для жесткости, которую при налете гусей легко откидываю одной рукой, и веду стрельбу. Простая, надежная и доступная конструкция в сочетании с резиновой лодкой, за широкими бортами которой можно спрятаться от непогоды, посидеть или переместиться в другое место, — идеальная бюджетная альтернатива всем видам узкоспециализированных лежачих засидок зарубежного производства.
Мой скрадок совсем не пугает дичь. Он напоминает невысокую кучу растительного мусора, сплавину из рогоза и камыша, выброшенную разливом на берег. Кругом полно птичьего помета, пуха, перьев. Я не ошибся с местом. Но где птица? Переместилась? Рядом неожиданно залаял ночной зверь. Лисица! Это она стронула птицу. На душе полегчало. Гусь обязательно сюда вернется.
Заря разгорается, светлеет восток. Вереницами идет свиязь, стайками — нырковые утки, парами — кряквы и шилохвости. Раздаются первые выстрелы, новый сезон открыт. Взмывает туча неопознанных птиц и мечется над разливом. Поднимается, заходит широкими кругами. Весь горизонт в штрихах, пунктирах, ломаных линиях.
Чуть видимые точки медленно вытягиваются, превращаются в живые трепещущие нити узнаваемых птиц. Гуси, утки, чайки — сколько их? Пять, десять, пятнадцать, двадцать тысяч? Невозможно сосчитать. И вся эта масса движется в мою сторону. По мере приближения гигантское кишащее и пульсирующее облако принимает вытянутую форму живого подвижного организма длиной 500, шириной 100, высотой 50 метров.
Постепенно оно обрастает звуками тысяч отчаянно гомонящих, орущих, кричащих на разные голоса птиц, потревоженных с насиженных мест. Вскоре стадо накрывает меня. Гуси справа, слева, спереди, сзади, над головой, на разной высоте, в любых направлениях. Глаза разбегаются, не видят конкретной цели. Состояние полной растерянности. Куда стрелять?
Промах, промах, промах! Живая масса птиц при виде человека, как быстрый горный поток воды, наткнувшийся на валун, плавно обтекает мой скрадок и смыкается за ним снова. В магазине моего автомата давно кончились патроны. Я выдергиваю по одному из патронташа, машинально заряжаю и стреляю, стреляю, стреляю, как из одностволки. Не вижу результатов, не смотрю по сторонам. Гуси, утки, чайки — все смешалось.
Полный хаос и неразбериха. Шапка падает в воду, руки трясутся, ноги каменеют, во рту пересыхает. Непослушный язык, заикаясь, произносит: «Н-не п-попал!» Вот это налет! Я в состоянии частичной невменяемости от избытка ярких эмоций. Смотрю в след улетевшему счастью. Стадо растянулось в длину и ширину, разбилось на составляющие части, заметалось по разливу, тут и там натыкаясь на ружейные залпы. Рассеялось по угодьям искать новые спокойные для отдыха места.
«Надо же, не попал!» — вновь повторяю я. И вновь остро переживаю незабываемые мгновения. Отрешенным взглядом окидываю местность, не вполне соображая, что все произошло со мной наяву, а не во сне. Вот это налет! Вот это стадо! Сколько их было? Нахлынули, как цунами, поглотили, закружили, утопили меня в своем бездонном птичьем потоке. Первый раз такое случилось. Я, как желторотый ятребок, ворвавшийся в огромную птичью стаю, остался без добычи, оттого что не знал, кого хватать.
Постепенно эмоции уступают место действительности. Чем стрелял? Вокруг скрадка разбросаны пластиковые гильзы. Я сам собираю патроны. Каждый цвет гильзы обозначает определенный номер дроби. Для запоминания пользуюсь подсказкой о семи цветах радуги.
Эти слова известны всем: каждый охотник желает знать, где сидит фазан. У меня красный — 2/0, оранжевый — 0, желтый — 1, зеленый — 3, голубой — 5, синий — 7, фиолетовый — 9-й номера дроби. Вот пять оранжевых гильз, они были в магазине и патроннике. Вот желтая, зеленая, голубая. В суматохе я не глядя выдергивал их из патронташа и стрелял, стрелял, стрелял. Не попал! Зато какой налет!
Окончательно прихожу в себя. Немного трясет — то ли от холода, то ли от впечатлений. Свежий ветер гонит волну, активно мотает чучалки. Стоп! Откуда взялась чучалка сторожевого гуся? У меня все кормящиеся! Один сидит, крутит головой, смотрит на меня. Так это живой белолоб! Я попал!
Я просто не следил за результатами выстрелов. Добить? Нет, всегда успею. Медленно сажусь на корточки и направляюсь к гусю. Он спокойно дается в руки. Явно находится в состоянии стресса от болевого шока и не воспринимает действительность.
Сноп мелкой дроби с близкого расстояния искромсал левое крыло, прошел по касательной по лопатке, взлохматил перо на спине. Чем помочь тебе, белолобик? У меня нет аптечки, лекарств, алкоголя. Бережно прижимаю крылья птицы к корпусу, плотно обвязываю веревкой и убираю в мешок. Я обязан это сделать. Мне очень нужна гусыня для подсадного белолобика Гошки. Постараюсь вылечить. Будь что будет!
Больше месяца сильно болел подраненный гусь. Самостоятельно не ел и не пил. Я насильно открывал ему рот, заталкивал пищу в горло, заливал водой. Он стойко переносил все неприятные процедуры, не издавая ни звука. При попытке поймать его, сразу садился, склонял голову набок в позе полного подчинения и не двигался.
При ходьбе чуть прихрамывал на левую лапу, периодически поправлял изуродованное крыло. Алюминиевая лангетка с гипсом, наложенным на раздробленную кость, поблескивала, как боевая шпага. За это гусь получил меткое имя Офицер. С другими птицами он не контачил, держался независимо, особнячком, соблюдал солидную дистанцию.
Когда на участке появилась обильная зеленая травка, откормился, ожил. Птица полностью поправилась и... заговорила голосом гусыни. Однажды я обнаружил ее на высоте двух метров отвесной поленницы дров, затем на крыше теплицы. Она наблюдала за местностью. Это стало любимым занятием независимой птицы.
Гусак Гошка абсолютно не обращал внимания на гусыню, был к ней равнодушен. А Офицер считала эту гусиную стайку чужой и всячески пыталась покинуть территорию. Пришлось отдать ее в надежные руки знакомому охотнику. Там среди других птиц она заняла лидирующую позицию и живет по сей день.