Жена нервно ходит кругами, но не говорит ни слова, знает, что все равно убегу. Так было всегда! И так будет, пока бьется беспокойное сердце, ноги носят тело, а душа рвется на волю. Ведь с первым теплым лучом, с первой увиденной перелетной птахой мозг слетает с катушек, побуждая к активным действиям. Остается только гадать: отменят – не отменят, перенесут – не перенесут, вовремя или опять «пролет»? Листаешь газеты, роешься в интернете, переписываешься с коллегами по страсти, перезваниваешься с егерями и ждешь, ждешь, ждешь…
Весна в загуле! Такое впечатление, что все против тебя! Но врешь – не возьмешь! Нет гуся – ну и пусть! В поля, на простор! Давно заждались нас старые «друзья» – вольный ветер, степной орел да трескучий жаркий огонь, закаты и восходы, шумные разговоры, звездные ночи и крепкая, верная дружба, без притворства и лжи…
В ПУТЬ!
Липецкая открылась! Тронулись в путь, разрывая темноту, наши «железные» кони, подгоняемые нетерпеливыми седоками. Московская – снегу по пояс! Тульская – по колено! Липецкая – зеленя, черные пашни, убранные зерновые, кукуруза, лужи, разливы! Глаза, уставшие от снежной целины, жадно впиваются в это великолепие. Вот ты где, весна-красна! Не спешишь, гулена? Иди, родимая, дальше на север, иди! Заждались тебя там. Ох как заждались! Да разве ей до нас? У природы свои законы!
Владимир Васильевич стоит у дома. В глазах читается неподдельная радость от встречи. Гуся нет, но он, как никто, понимает наше состояние. Выписываем путевки и – вперед, в поля! Полетели в разные стороны куски липкого чернозема. Огромная лужа становится непреодолимым препятствием для егерской «буханки». Натужно фырча, она беспомощно вращает колеса, зарываясь все глубже в грязь. Слава Богу, учтя прошлогодние приключения, мы поставили на машины лебедки. Так что за трактором бежать не пришлось. Переведя дух, ползем дальше. Машины постепенно приобретают настоящий охотничий цвет. Посадка, болота, поля – вот наш рай. Вот наш дом.
Лагерь растет на глазах. В дружной компании все обязанности распределены. Давно отлаженный механизм не дает сбоя. Трещит костер, в котелке бурлит наваристый борщ, походный столик заполняется всякой снедью… Наконец, ставлю в центр стола дымящийся казан. Разливаю всем по тарелкам, ловя на себе почти влюбленные взгляды.
– Кормилец! – кряхтит довольно Николай, потирая руки.
– Мамка! – ласково подтверждает Андрюха, принимая горячую тарелку.
– Кушайте, дети! – не остаюсь я в долгу.
Димка и Андрей новички. Они молчат, широко улыбаясь. Булькая, разлилась горькая по стаканам, заставив всех замолчать. Повинуясь старой традиции, все встали, держа стаканы и ожидая от меня первого тоста.
– Поздравляю с открытием охоты! Желаю ни пуха ни пера, твердой руки и меткого глаза. Знайте меру и уважайте зверя и птицу! Ура!
– Ура-а-а! – проносится эхом в шуршащих камышах…
Звякают ложки, льются непринужденные разговоры, анекдоты, смех. Костер, потрескивая поленьями, словно выдыхая, пускает в небо маленькие искорки, и они, уносясь в чернеющее небо, загораются в высоте новыми звездами. В темноте слышится свист утиных крыльев, томный, с хрипотцой голос «крякуши», зовущей загулявшего кавалера, и, как ответ, – нежное «жвяканье» зеленоголового красавца – «Не волнуйся, любимая, уже лечу!».
УТРО
Утро началось с разведки. В обед подводим итог: гуся нет. Хотя все же одну стайку в пятнадцать голов подняли. Видели две стайки чирков-трескунков и три пары кряковых. На этом все! Решаем не спешить, посмотреть, послушать, а там определиться, как быть дальше. Созваниваемся с первой командой из Чаплыгинского района. У них тоже ноль.
Десятого числа появились на горизонте первые гусиные стаи. Прилетели чибисы и, радостно «улюлюкая», стали носиться над лужами. Заблеял в воздухе крошечный бекас. Потянулись редкие стаи цапель. Косяками полетели чайки. То и дело путая их с гусями, нервно вскакиваем, но, поняв свою ошибку, снова садимся и, всматриваясь в горизонт, продолжаем ждать. Появилась трясогузка, шустро перебирая лапками, и помахивая хвостом, стала носиться по дорогам в поисках еды. С нею должен показаться и вальдшнеп, но его еще нет. Решаем ставить скрадки на перепаханных зерновых, где накануне подняли гусей. Там три большие лужи на расстоянии тридцати метров друг от друга. Влажный чернозем, словно липкая замазка, пудовыми гирями виснет на ногах. Пока дошли до луж, сошло три пота! О рытье окопов нет и речи. Привозим сено и, расстелив пленку, укладываем сначала его, а потом скрадки. Маскируем. Расставляем чучела. Все! Теперь, остается ждать вечера.
11 апреля просыпаюсь, как всегда, за полчаса до будильника. Умываюсь ледяной водой, чищу зубы и бужу ребят. Наскоро пьем чай и выдвигаемся к скрадкам. Под ногами трещит лед. Да, ночью был мороз три градуса. Зато по замерзшей пашне идти легко. Протираем чучела от белоснежного инея. Еще раз проверяю, все ли в порядке, и, убедившись, прячусь внутри скрадка. Небосвод, постепенно серея, гасит звезды, словно огоньки на недогоревших свечках. На востоке алеет горизонт, рождая новую зарю. Струится нежная трель пробудившегося жаворонка. Где-то над нами, потрескивая, проносятся чирки. Красный диск солнца словно выкатывается из земли, опоясанный парчой из малиново-фиолетовых облаков. Только из-за этой красоты стоило встать пораньше!
Кому-то мало десятка гусей, а кому-то достаточно увиденной гусиной стаи, песни жаворонка и пьянящего ощущения свободы и единения с природой. Хотя на четвертый день, чего греха таить, захотелось уже и поохотиться. В одиннадцать часов первая стая молча прошла в километре от нас и, не обращая внимания на наши призывы, скрылась из виду за посадкой. Через тридцать минут вторая стая прошла тем же маршрутом. В начале первого ребята не выдержали – решили поехать на разведку. Я же остался ждать.
ГУСИ!
Машина скрылась из виду. Я забрался поглубже внутрь скрадка и, наблюдая через сетку, изредка начал манить. Прошло минут сорок, когда шестое чувство заставило посмотреть влево. Я не поверил своим глазам! Стая гусей голов около тридцати – сорока молча летела ко мне на высоте пятнадцати метров. Сердце бешено застучало в груди. Крепко сжимаю шейку приклада, взводя курки. Еще чуть-чуть! Гуси, ломая клин, извиваясь, неровной змейкой летели в мою сторону, приближаясь с каждым взмахом сильных крыльев. Сто метров, восемьдесят, шестьдесят! Еще пару секунд, и…
Гуси, выпустив лапы, сели в пятидесяти метрах от меня. Решил понаблюдать за их поведением. Вытянувшись вдоль лужи, белолобики шли гуськом и кормились. Я замечал каждую мелочь, слушал их «разговоры» между собой, тембр и частоту голосов. Я уже совсем успокоился, резонно решив, что живая стая привлечет к себе пролетающих гусей лучше, чем пластиковые обманки. И тут я не оплошаю. Только успел так подумать, как стая взмыла вверх и полетела в мою сторону, наплывая правым крылом клина на расстояние тридцать метров. Тело согнулось под прямым углом, затыльник уперся в плечо, стволы обогнали выбранного гуся – выстрел. Белолобый, сложив крылья, камнем упал на землю. Снова сделал вынос вперед, снова палец надавил на спусковой крючок – выстрел. Второй гусь свалился в пахоту у края моей лужи. Стая, тревожно гогоча, набрала высоту и улетела прочь. Я вскочил и перезарядился, не отрывая глаз от удиравщего подранка. Побежал за ним, чтобы добрать, но, сделав несколько шагов, потерял равновесие и упал в черную жижу...
Ребята поспели вовремя. Оказывается, все происходило на их глазах. Я показал им направление, где видел подранка в последний раз. С места скорректировал их передвижение. Наконец подранок добран! Ребята, обливаясь потом, шли, еле передвигая ноги в сапогах с налипшим черноземом. Подошли ко мне и, вытащив, поздравили с полем. А потом без сил повалились на скрадки.
– Да, трудовой оказался гусь! – выдохнул я.
– И не говори!
Это были единственные трофеи за сезон охоты на Липецкой земле. Встретив последний рассвет разрешенной десятидневки, мы так и не увидели ни одной стаи. И лишь на прощание судьба подарила нам стаю белых лебедей. Десять красивейших птиц гордо пролетели над нашей лужей с профилями на высоте двадцати метров. Нежные переговоры звонким ручьем лились между парами, заставляя на миг задуматься о доме, семье и детях. Почему-то навалилась тоска, вдруг вспомнились печальные глаза любимой, стоящей у двери и провожающей в долгий путь. И захотелось услышать ее ворчание, потрепать по голове сына… Совсем чуть-чуть, чтобы снова потянуло в леса, поля, болота, где закаты сменяют рассветы, где трещит жаркий костер, вольный ветер, где верная, крепкая дружба, без притворства и лжи.