Ночное противостояние

Принцип охоты у нас таков. Объезжая на машине по краю леса, находим выходные тропы зверей и вечером приезжаем на места выходов и поджидаем их у троп. Судя по тропам, кабана очень много, да и местные поговаривают, что их развелось уйма. Кабаны чувствуют себя хозяевами, и спокойно в высокой траве совершают свои переходы.

По приезде радостно встретил местных ребят, друзей и, можно сказать, наставников. Посидели, попили пивка и договорившись, что я заеду за ними в семь вечера, разошлись отдыхать. От ожидания охоты немного нервничаю и постоянно смотрю на часы. Ровно в семь я около их дома, сажаю их в «батон» и едем в уже проверенное ими место. Не доезжая до места, прячем машину в посадке и пешком идем к месту.
Вдоль угла по лесу идет дорога, отрезая угол леса от основного массива. Вот на ней и было решено остаться. Разошлись, мне указали место, где пересекаются две кабаньих тропы по направлению к полю. Я присел, зарядился, стал ждать. В лесу тишина сразу давит на уши, слышно, как каждая птичка перепархивает, как каждая веточка падает, и даже как падают росинки с травы. Вместе с вечерней свежестью постепенно начинает темнеть, все преображается. Ты становишься как будто сверхчеловеком, включаются какие-то древние чувства, о которых забываешь в городе. Ты стоишь, слушаешь лес, сливаясь с ним, никто тебя не слышит, ты же слышишь все. Слух напряжен до предела, глаза в напряжении, и кажется, что начинаешь чувствовать запахи зверей.
Вот пролетели утки, спешащие на ночлег в ближайшее болото. И вот где-то впереди меня щелкнул сучок, и какая-то птичка пролетела мимо. Неужели идут? Сердце учащенно бьется, замирает, и нахватает воздуха от волнения. Неужели выйдут? Проходит минут двадцать, и вот уже ближе щелкнул сучок. Замираю, стараясь не шевелиться, крепко сжимая ружье, которое находится у пояса, готовое в любую секунду вскинуться к плечу и послать заряд картечи в цель. Уже темно, и впереди в кустах ничего не видно. Метрах в сорока слышу передо мной какую-то возню, и опять тишина.
На мгновение кажется, как улавливаю какое-то сопение и резкое фырканье. Передо мной растет орешник, образовывая в сплетениях ходы. И вот топот в мою сторону, не добегая до меня метров пятнадцать, кто-то остановился, и не то рыкнув, не то хрюкнув, отбежал обратно. Мурашки уже бегут по всему телу. Опять кто-то топает, уже в двух местах одновременно, и, не добегая до меня метров двадцать, опять рыкают, щелкая зубами. От услышанного клацанья клыков начинается легкий озноб. Неужели кабаны меня учуяли и начинают пугать, прогоняя со своей дороги?
Страх начинает подбираться все выше, к горлу, к голове. И только усилием воли, и глубоко вдохнув несколько раз, заставляю себя остаться на месте. Хочется позвать друзей, и они непременно прибегут на выручку, но решаю сдержаться. В руках любимый ИЖ-58 и два патрона, заряженных крупной картечью, чего мне их бояться, пусть только попробуют выйти на чистое место, уж я им дам перцу. А внутренний голос говорит: «Скоро совсем стемнеет, и ты будешь беззащитный». А в это время кабанчики устроили потасовку между собой, слышны какие-то глухие удары и повизгивание. Опять сильный хруст в мою строну, и кажется, что все стадо сейчас выскочит и набросится на меня.
На всякий случай оглядываюсь на две березки, метрах в трех от меня. На одной сучки низко и достаточно толстые, чтобы меня выдержать. Немного успокоившись, жду развязки. Опять стадо, не добегая до меня, фыркает, опять это страшное клацанье клыков и топот в сторону леса от меня. Еще некоторое время слышу их, потом все стихает. Постепенно от волнения прихожу в себя, приходит расслабление. Как вдруг за спиной резко щелкнул сучок. Я чуть не подпрыгнул на месте.
Первым желанием было резко развернуться и стрельнуть в первое, что пошевелится. Но сдерживаю себя, плавно поворачиваюсь и замираю. Темновато, начинаю приглядываться. От увиденного волосы поднимаются дыбом: метрах в тридцати на фоне куста стоит что-то темное, приземистое и тоже не шевелится. Уже не контролируя себя, действуя на автомате, плавно поднимаю ружье. Черт, не вижу мушки. Но прицельная планка светится в лунном свете, прицеливаюсь – и грохот выстрела заставляет кабана развернуться, и мне показалось, что он даже упал. Потом ломанулся в сторону по направлению к полю. Добавляю вторым, уже почти не целясь.
В каком-то оцепенении подхожу к березке с разлапистыми ветками, все-таки страшновато оказаться один на один с кабаном-подранком да еще в темноте. Проходит минуты три, подбегают друзья. Спрашивают: «В кого стрелял?» Отвечаю: «В кабана». «Попал?» «Думаю, да». «Где он?» «В чащу побежал». Гена спрашивает, когда он побежал, сильно хрустел? Отвечаю: «Да». Значит, сильно ранен. Друзья в замешательстве, наверное, подранок. Опасно добирать его ночью, в родных кабану местах, и чужих для нас. На троих у нас один фонарь. Подумав, решаем отложить до утра, и с собаками вернуться. Всю оставшуюся ночь плохо спится, как в бреду, просыпаюсь от каких-то кошмаров. Только чуть рассвело, мы уже на месте, выпускаем собак породы русские гончие. Собаки обследуют место и с добором скрываются в лесу. Слышен лай, и вроде как на месте. Быстро продвигаемся по направлению к лаю, разойдясь на метр друг от друга.
И вот подходим – лежит дерево и вокруг мелкие осинки. Видим, как собаки окружили и облаивают дерево, а между веток, как бы сидя на мягком месте, упершегося спиной в дерево кабана. Он поворачивает морду, огрызаясь то к одной собаке, то к другой. Звучит выстрел – это Гена раньше всех сориентировался. Кабан рухнул, и собаки вцепились в него, клочками полетела кабанья шерсть. Слава богу, все кончилось.
Кабан оказался молодым секачом, года три. Как мне показалось, весом около ста, может, чуть больше килограммов. Друзья поздравляли меня «с полем», а я их.
Я испытывал гордость за себя, но не за то, что смог добыть зверя, а за то, что смог выстоять ночью против кабанов, которые хотели меня напугать, да еще и вдобавок добыл прекрасный трофей.