Основной костяк компании неизменен около двадцати лет, а вместе с гостями и примкнувшими насчитывается человек пятнадцать. Ответственность на выбирающих место ложится колоссальная, а ответственности народ у нас не любит, поэтому сия миссия из года в год ложится на Михаила и меня.
После окончательно принятого решения определяются те, кто в пятницу рано утром первым приезжает на место, по возможности широко обозначает наше присутствие на болоте и обустраивает лагерь в ожидании подкрепления, прибытие которого растягивается до самого вечера.
Многие годы мы разбивали свой лагерь на полуострове, образованном заросшей, но вполне проходимой и проезжаемой речушкой Россохвицей. Место тем и было хорошо, что не заметить наш лагерь с десятком палаток и возвышающимся посередине куполом парашюта просто немыслимо. Проблема была в другом — мест для охоты неподалеку мало, и большинству охотников приходилось перебираться на другую сторону протоки, а там-то болота не займешь! В последние годы стали находиться любители разбить свой бивак в сотне метров от нас. По этой причине мы отыскали отдельное болото длиной метров двести и шириной пятьдесят. Но и здесь каждый год приходилось отбиваться от конкурентов.
К болоту ведет единственная дорога, на которой я метрах в ста от воды устанавливаю старую палатку. А лагерь мы разбиваем с противоположной стороны под дубово-липовым «оазисом». Не увидеть палатку невозможно. Не заметить наш лагерь просто нереально. Но вот в прошлом году, когда наша команда уже собралась в полном составе и готовилась усесться за торжественным вечерним столом, прямо к болоту подкатил «УАЗик». Прыгаем с Виктором в машину и едем на «разборку».
На берегу болота лежат трое стариков, среди которых друг моего отца.
Их было четверо в то далекое время, когда выданная мне одностволка была одинакового со мной роста. Я ходил на охоту с ними, с этими серьезными мужиками, которые очень редко возвращались домой без добычи. Я прислушивался к каждому их слову, пытался подражать каждому жесту. Я буквально впитывал дух их охотничьей компании и думал, что время, когда я стану похожим на них, еще очень далеко. И вот сейчас один из них, единственный доживший до сегодняшних дней, лежит среди двоих своих сверстников и старается не смотреть в мою сторону.
Я не знаю почему, но мне стало стыдно. Что делать-то? Свернуть лагерь, который мы обустраивали с шести часов утра до самого вечера? Неприятного разговора не избежать, и я пытаюсь начать его как можно мягче:
— Здравствуйте, уважаемые!
Мой старый знакомый отворачивается от нас вовсе, а от остальных веет агрессией.
— Чего надо?
Обращаюсь к отвернувшемуся:
— Петр Федорович, как же так? Ведь я у тебя мальчишкой всем охотничьим премудростям учился! Ведь это ты мне этику охоты преподавал!
Но молчит мой бывший учитель.
— Вы ведь мимо палатки нашей проехали. А что означает палатка у болота?
— Видели мы палатку, еще подумали, что спать в нее пойдем!
— Спать — ради Бога! А охотиться где будете? Ведь нас пятнадцать человек! Половине на другие болота уйти придется!
— А у нас путевки на это место выписаны!
Это уже интересно! Болотце не имеет общепринятого названия, а ближайшее означенное — Круглое, так до него еще километра два.
— В путевках у вас Нащинские луга указаны, так же, как и у нас.
— Ну, ничего, — подает голос третий «нарушитель», — мы тут с краешку постоим!
— Дядя Петя! — обращаюсь к старому знакомому, — поедем, я вас поставлю на хорошее место. Или ты сам луга хуже меня знаешь? Для троих болото всегда найдется, а вот для нашей толпы…
— Все правильно ты говоришь, — оживает Петр Федорович — уедем мы сейчас.
Мы с Виктором уезжаем под возмущенные выкрики двух стариков. Через пять минут видим удаляющийся «УАЗ». Не знаю, кому как, а мне праздничное настроение этот инцидент испортил начисто.
Наутро ушли мы с Николаем на болотца, куда я посылал стариков. Их там не оказалось, а зря! Утренняя заря вышла очень даже приличной: пару раз оба промазали. Зато и взяли по два крякаша весьма красивыми выстрелами.
Жаль только, что за этот святой для охотника праздник — открытие охоты — бороться приходится!