О том, что я снова в угодьях, с которыми в первый раз прощался навсегда, но уже через 3 месяца мешал тетеревам токовать своими выстрелами. И вновь прощался на долгие-долгие годы, и опять судьба подарила мне возможность утолить жажду охотничьих приключений, повидать старых друзей, повидаться с любимыми северными пейзажами.
Снег... Его в этом году немного, но и этого достаточно для мягкой перины птичьей постели, бережно укрывающей пернатых от зимней стужи, от рыжей кумушки-лисицы, что так и норовит обидеть спящих краснобровиков, от ловкого соболя, который никогда не откажется от удобного лакомства. Я шел по белой дороге и думал. Думал о том, много ли в тайге птиц? Сам себе отвечал – много. Часто ли они видят человека? Сам себе отвечал – нечасто. Увижу ли я их? Увижу, обязательно увижу... Думал об удаче. Она охотнику обязательный друг. Без нее никуда. Вот и сейчас она плетется сзади по моей лыжне, а я жду, когда она догонит меня да подаст добычу, а я угощу ее пороха дымом да табаком душистым. Уговор у нас с ней случился.
За день до охоты она на собаке ко мне приехала. Приехала да велела меня обнюхать сначала. А раз уж собака меня призна-ла - верный признак, что будет охота успешной. От меня-то совсем мало нужно: идти не спеша да на лунки поглядывать. Поэтому шёл я и поглядывал. Вот одна. Но вчерашняя. Вход есть и выход. Края разбиты, морозцем прихвачены. Вот другая, первой соседняя. Лунки мелкие, в таких косач, ворчун таежный, не поместится. А и место не то – совсем уж к ельнику близко, вплотную почти к деревцам улеглись. Это рябчик, хозяин речушек – мелких, холодных – то ли ночь ночевал, то ли после утренней кормежки отдыхал.
Их тут много, и все тому помогает: рядом вода есть, лес смешанный из березы, осины, елей да кедрача. Они тут основное пернатое население. Осенью рядом с избушкой выводками ходят, некоторых руками ловить можно. А человека увидят – остановятся, повернутся бочком, шейку свою вытянут и наблюдают с интересом. А стоит пошевелиться – так улетают, но совсем недалеко, а то и пешком убегают – смешно и быстро. А если место хорошее, то зачем его покидать? Вот и живут они тут круглый год, такая у них натура. Посему и зимой можно курят немного побеспокоить. Хрустит полотно снежное, позади лунки старые остаются. Старые остаются – новые появляются...
Новые – лунки правильные. В них жизнь есть. Это старые совсем холодные. Как будто брошенные домики, разбитые, покосившееся, стоят одиноко да на хозяев обижаются, что оставили их. А новые – живые, теплом согретые да надобностью своей. И радуются новые домики, что есть в них жизнь, что нужны они. Спят в них рябчики, свистуны тонкоголосые, в пестрые наряды одетые. Маленькие совсем, но как большие – деловитые. Все у них так же, как и у косачей, ведь одного с ними тетеревиного рода-племени. И яства у них одни, и брови красные, и перья-узоры легкие. И в доме они одном живут – в тайге Югорской, бескрайней красавице. Шел я к тому домику и лыжей несильно по снегу постукивал. Будил мальца, говорил ему: «Улетай, ведь разбойник пришел». Сухой снег фейерверком взмыл – петушок вылетел, отлетел недалече, на елку сел. Разозлились, побежали злые шарики, в грудь и шею свистуна ударили...
А потом были другие лунки, больше тех, в которых хохлатые курята спят. Были большие, с березовой почкой внутри. От морозов в них тетерев прятался. Близко подпускал к себе, из-под лыж взлетал. Так, не хотел один выходить, я рядом с ним лыжей стук-стук, а он сидел, ждал до последнего. Подошел я ближе – он не тронется. И только когда наступил я кончиком лыжи на его домик – вот тут-то он деру давать! Разозлились, побежали злые шарики…
Солнце в северные края приходит в гости ненадолго. Это в летние месяцы оно тут обоснуется постоянно, и за полночь будет греть землю, и некуда от него будет спрятаться. А сейчас уже скоро оно пойдет восвояси. Надо и мне идти в теплую избушку, где трещит огонек в буржуйке, где есть хлеб и строганина да чай душистый с брусникой. Там можно будет обдумать, «перекурить» события. И я шел по белой дороге и думал…