Солнце творит чудеса, и все ближе приход лета.
Уютно, по-летнему тепло в столярке Тихона. Рядом с верстаком высится гора стружек с опилками, кисло-сладкий запах нежно щекочет нос. Разговариваем с Тихоном о предстоящей тяге, говорит больше хозяин, я же с интересом ловлю каждое его слово.
— Когда потянет, и не угадаешь — каждый день в лес надо ходить. Это тебе не скорый поезд по расписанию, минута в минуту…
Дверь лязгает, входит Дарья Анисимовна, в руках держит глубокую миску с румяными, только что со сковороды пирогами.
— Неужто не проголодались? — спрашивает она тихим голосом и улыбается, будто извиняясь за свой приход. Выглядит Дарья Анисимовна моложаво и только когда задорно захохочет, гармошкой соберутся на ее лбу морщины, а у оснований щек лягут две глубокие уставшие дужки. Тихон кладет на верстак рубанок, отряхивает с брюк и рубахи древесную пыль.
— На валюшня просит сходить, а я уж и счет годам потерял, когда был на тяге…
— Ну и чего? Ну и сходи, уважь человека!
Мне почему-то кажется, что Тихон, как прагматичный сельский охотник, слегка лукавит, и где-то в потемках своей души считает охоту на лесного кулика баловством, но природный такт не позволяет ему высказаться вслух. Потому мое желание побывать на тяге воспринимается как само собой разумеющееся…
Через два часа с ружьями за плечами идем мы по проселочной дороге в сторону леса. Все формальности решены заранее, путевки оформлены. Тихон обходит лужи, я же шлепаю напрямую, громкое шлепанье сапог по воде заставляет спаниеля Жульку то и дело вскидывать ушами, поворачивая голову в мою сторону.
— Дареная, — поясняет Тихон. — В позапрошлом годе охотники с городу были. Василий, хозяин собаки, сказал, что уезжает ненадолго, а собачку не с кем оставить. В твои руки, дед, отдал бы, говорит, без разговора… Обещал приехать, да что-то не едет.
За разговорами незаметно прошли через пролесок, вышагали край гари, поднялись на невысокую насыпь, устеленную густой, свалявшейся травой. Насыпь, местами заболоченная, поворачиваясь, тянула к опушке — Вот здесь и будем поджидать валюшня, — сказал Тихон, когда мы вошли в небольшой ельник.
А вскоре мы оказались на довольно вместительной, растянутой, напоминающей форму болотного сапога поляне. За кустарником просматривалась не то просека, не то пустошь. Под ногами, сквозь плотную подстилку из сухих листьев и жухлой травы, уже пробивались тонкие зеленые стебельки. К легкому звону ручья снизу, с лога, добавлялся шум воды. Еще не стихли птичьи голоса — радостные, настырные. Где-то в отдалении за дорогой долбил «отбойным молотком» дятел. Пахло сыростью, перепревшей листвой.
— По всем приметам должон тянуть, я когда-то здесь хорошо охотился. Станешь вон у той березки. А я вдоль поляны пройду, на ту сторону, с двух сторон перекроем.
Я осмотрелся. Место показалось идеальным. Все стороны просматриваются, значит помех для стрельбы не будет. На флангах скопились деревья, напротив меня кустарниковая седловина, чуть дальше ельник, где определился Тихон.
Сумерки надвигаются. Протяжный писк загулявшейся птицы да сдавленные непонятные звуки со стороны села нарушают тишину. Вожу головой поверху деревьев, озираю край неба с одной мыслью: «Потянет — не потянет?»
Проходит еще несколько минут; тихо на стороне моего поводыря; замечаю, как утомленная ожиданием Жулька делает несколько неторопливых шагов в мою сторону, но при окрике хозяина снова возвращается на прежнее место. Где-то в отдалении раздается тихий приглушенный свист.
Тело мое напрягается, наконец вижу первого вальдшнепа с опущенным вниз клювом, пролетающего над верхушками деревьев. И вот уже слышу:«Хорр-хорр-цсвик…хорр-хорр-цсвик!». Второе колено кулика «цсвик», кажется, пронзает, вызывая ликующую радость: «Тя-не-т! Ч-ер-т возьми, тянет!.. Вот он, брачный полет вальдшнепа! Вот она, тяга!»
Самка не отозвалась и там, где макушки деревьев сливались с кустарником, вальдшнеп пошел на снижение. В принципе я готов был к выстрелу, до кулика было метров тридцать, но он шел на Тихона, позиция которого была выгоднее. «Справа, справа!» — прокричал я как можно тише, но чтобы голос мой был услышан.
Два выстрела ухнули с небольшим интервалом, после второго вальдшнеп на секунду замер в воздухе и упал недалеко от Тихона. «Что дед творит — снайпер!» — не без зависти подумал я. Шустрая Жулька уже поднесла добычу к ногам хозяина. Вижу — Тихон вскидывает в руке вальдшнепа, будто хочет определить, сколько тот потянет на вес. «И чо в этом валюшне находят? Делов-то — с воробьиный нос!» — доносится до меня его недовольный голос.
Через несколько минут Тихон вновь стрелял, но на этот раз неудачно. Вальдшнеп после выстрела резко взял влево и скрылся над деревьями. Я занервничал, считая, что место определено неудачно, и уже присматривался, куда бы перейти, как над верхушками деревьев увидел налетающего на меня без хорканья кулика. Шел он невысоко и, как показалось, медленно. После выстрела кулик пролетел по инерции еще несколько метров и начал падать.
Неуверенный в том, что птица бита чисто и может забиться в чащобу, да так, что собака не найдет, я бросился к ней со всех ног. Топчу место падения кулика, чувствую, как горит лицо, сознание перегружено одной мыслью: «Неужели не найду!?» «Ищи, ищи, Жулька», — дает наставление собаке Тихон. Как заклинание, повторяю эти слова и я. В это время подранок перепархивает, выдавая себя, и вот уже спаниель держит в зубах вальдшнепа, направляясь к Тихону. «Жулька, отдай!» — шепчу ей вслед, но тщетно. Тихон передает мне птицу, она уже не подает признаков жизни.
Бережно трогаю ее длинный клюв, провожу пальцем по голове, на которой должны быть черные полоски, из-за темноты оперение птицы сливается в один цвет. Два токующих вальдшнепа пролетают один за другим, резко цыкая. Тихон первым их заметил. Хватаемся за ружья, но стрелять нет смысла — два темных силуэта растворяются в ночной бездне. Торопливо бегу к березке, окруженной кустарниковыми кущами, осматриваюсь, жду, когда заслышатся хрюкающие звуки.
Небо безмолвно. На его светло-лиловом фоне уже мерцают первые звездочки. В томительном ожидании проходит время. Тяга «захлебнулась». Эх! Тянуть бы да тянуть вальдшнепам, ан нет, что-то поменялось в их планах. А ведь явно настал час этого скрытного и осторожного лесного кулика, которого днем с огнем не отыщешь.
— Ну чо? Домой! — не спрашивает, а как бы предлагает Тихон.
— Минут пятнадцать еще, а? — прошу я.
Тихон молчит, только слышу, как хрустит под его ногами сухая ветка. Но вот он направляется в мою сторону, зовет Жульку.
— Делов не будет, темнотища какая, — буднично говорит он. — А тяга-то по всему только началась.
Мне же не хочется уходить из ночного леса. Чувствую, как весь наполняюсь живительной энергией, все вокруг: лес, тихо журчащий за насыпью ручей, звезды на небе — завораживают, не отпускают от себя, а Тихон, Дарья Анисимовна кажутся в эту минуту самыми дорогими людьми.
Шагающий впереди Тихон и не подозревает о состоянии моей души, не видит, как я улыбаюсь, вспоминая его слова: «И чо в этом валюшне находят? Делов-то — с воробьиный нос!»