Прошумели летне-осенние охоты на водоплавающих. После Покрова по утрам все чаще у берегов образуются прочные закрайки и не всегда удается на лодке пробиться на открытую воду. А душа-то просит продолжения праздника, и ноги сами несут меня на озеро Верестово. Уток не видно. Только иногда с карканьем пролетают большие стаи ворон. Они высматривают, не выбрался ли где-нибудь на берег или лед подранок. Уж они его не упустят! Замечаю, как над самой дальней протокой проносится стайка кряковых. Ага! Не все еще улетели на юг, значит, можно поохотиться. В голове созревает план выбраться на протоку, найти подходящее место, высадить чучела и… ловить миг удачи. Быстро собираю резиновую лодку, укладываю в нее ружье, предварительно привязав его к проушине, бросаю туда же десяток чучел и крепкую палку, чтобы пробивать во льду проход. Подумав немного, иду к машине и приношу латаный-перелатаный армейский комбинезон Л-1, натягиваю на себя только нижнюю часть. Затем, вытоптав во льду полынью, спускаю лодку и, толкая ее вперед, направляюсь к протоке. До открытой воды метров 70. Иду осторожно, налегая грудью на корму и ощупывая дно ногами, хотя знаю, что глубина озера летом и осенью не превышает более 30–40 см. Но дно такое вязкое, что я погружаюсь в воду по колени. Подойдя к чистой воде, переваливаюсь внутрь лодки. Отдыхаю и потихоньку плыву. А вот и удобное местечко. До берега не более 5 метров льда. Стоя на коленях в лодке, палкой крушу лед, а куски его сплавляю по течению, чтобы не мешали. Высаживаю чучела, оттаскиваю лодку подальше от берега, маскирую ее, чтоб утки не заметили и не испугались, и, довольный своей работой, устраиваюсь в кустах.
День тихий и солнечный, с легким морозцем. Внимательно поглядываю по сторонам. Замечаю, как по протоке в мою сторону направляется пяток кряковых. Надежды, что подсядут к моим чучелам, нет, настраиваюсь на выстрел. Утки совсем близко. И вдруг они стремительно взмывают вверх. Эх, наверное, заметили мое движение! Раз за разом звучат выстрелы. Одна птица падает на лед у противоположного берега, отскакивает от него и, словно шайба, скользит по льду. Картинка захватывающая! Сижу и не знаю, плыть за добычей или подобрать ее после окончания охоты…
Пока сходил за лодкой да все-таки сплавал за уткой, прошло не меньше часа. И за это время был хороший налет. Поворчал на себя за нетерпение. Зато согрелся до пота. И снова сел в укрытие.
Стороной пролетают три птицы. Окликаю их в манок. Удивительно, но утки возвращаются, и я в предвкушении удачи стреляю в первую и последнюю, а затем с надеждой смотрю им вслед: вдруг упадет какая? Нет, чистый промах!
Солнце касается горизонта. Уток больше нет. Всё, конец охоте. Поднимаюсь, разгоняю кровь, и — надо же! — из-за спины налетают два селезня. Я даже не успеваю схватить ружье, настолько все неожиданно. Укладываю имущество в лодку и плыву к своему «каналу». Он слегка прихвачен ледком. Выбираюсь из лодки и толкаю ее перед собой по льду к берегу. Что ни говори, а добыть утку по морозцу очень даже здорово. Тишина вокруг, на озере я один и с добычей. Настроение прекрасное, душа поет.
В последующие выходы удача мне не сопутствовала. Морозы окончательно сковали озеро. Но не хотелось думать, что все кряковые утки улетели на юг. Я не раз наблюдал, как они пролетали над озером. Значит, где-то есть вода? А раз так, то и кряква непременно должна быть. Я припомнил рассказ пастуха о том, как он почти уже зимой в одном месте поднимал уток. И я это место знал. Оно необычное. Высокий холм, у его подножья небольшое болото с отдельными кустами радиусом в полсотни метров, все истоптанное коровами. В углублениях от ног коров всегда стоит вода, и там иногда держатся утки. Самое интересное, что это болото замерзает только в самые крепкие морозы. Почему бы туда не сходить? Полный надежд, я отправляюсь к заветному месту.
Не доходя до него метров 150, замечаю, как с него снимаются три крупные птицы. Крякаши! Второпях нарезаю охапку кустов и спешу к намеченному месту. В душе уверенность, что утки вернутся. Неожиданно с тревожным криком поднимается еще пара кряковых. Это меня воодушевляет. Пробираюсь между кустами. В ямках блестит вода, а на грязи много отпечатков утиных лап. Наклонив куст, я сажусь на него. Сесть полностью, разгрузив ноги, нельзя — окажусь в грязи. Нарезанные ветки втыкаю вокруг себя — маскируюсь. Проходят полчаса. Начинают мерзнуть ноги. Но вот над лесом пролетает табунок уток и... Эх ты, страсть охотничья! На какие жертвы не пойдешь, чтобы потешить душу! Краем глаза замечаю, как слева заходит стайка, напускаю метров на 25. Три выстрела звучат, как одна очередь, и две грузные птицы, поднимая брызги воды и грязи, падают невдалеке. Идти к ним не спешу. Жду. А вдруг еще налетят? Но с неба падают снежинки, с севера наползают темные тучи. Возбуждение от удачных выстрелов проходит. Решаю не искушать судьбу. Пока еще светло, надо найти трофеи.
Следующее утро выдалось хмурым, хотя немного потеплело. Решаю сходить на вчерашнее место. Все болото покрыто белым саваном, только местами в ямках чернеет вода. Уток нет. Похоже, охота на них действительно завершилась. Что ж, остается только порадоваться вчерашней удаче и отправиться домой. Но перед этим нужно зайти попрощаться с бывшим егерем Бежецкого районного общества охотников. Он на пенсии, но я с ним поддерживаю дружеские отношения. За чаем говорим, конечно, об охоте.
— Жаль, охота на уток закончилась и пора уезжать! — сожалею я.
Александр возражает:
— Так оставайся! Я завтра свожу тебя в такое место, где непременно постреляем уток.
Меня берет сомнение, и тогда бывший егерь в шутку предлагает пари на пачку патронов. Это меня раззадоривает, и я, конечно, соглашаюсь.
В десять утра следующего дня я заезжаю за Александром, и мы отправляемся по проселку на Волчину. Дорога, понятное дело, не ахти, но в скором времени мы выходим из машины. Егерь посвящает меня в свой план. Впереди метрах в пятистах мелкий и редкий лес, где есть ручей, который и зимой замерзает не полностью. Утки там отсиживаются почти до самого Нового года. Наша задача — зайти с двух сторон и идти по ручью навстречу друг другу в готовности к подъему птицы. Александр показывает мне дерево, от которого я должен начать свое движение. В заключение по старой егерской привычке он напоминает, что стрелять по уткам нужно не ниже трех метров. На его слова я согласно киваю головой и улыбаюсь.
— Ты не веришь, что будут утки? — с некоторой обидой в голосе спрашивает Александр и заключает: — Тогда с тебя еще одна пачка патронов.
Мы расходимся. Дойдя до «своего» дерева, я прислоняюсь к нему и смотрю на часы. Пора. Вперед! Ручей шириной не более двух метров сильно зарос. Мне часто приходится отклоняться от русла, чтобы обойти кусты, нависшие над ним. Стараюсь двигаться как можно тише, в полной готовности к выстрелу. Порой я застываю на месте, приняв заснеженный пучок травы за блестящий бок селезня. Проходит не менее получаса, но, кроме синиц, никого не видно. Я уже начинаю тихо радоваться, что две пачки патронов останутся при мне, и вдруг слышу тревожное кряканье и хлопанье крыльев. Раздается быстрый дуплет. К этому моменту я выбираюсь на полянку, и вот они! Целая стая крякашей, поблескивая белыми подкрыльями, налетает на меня. Я в такой позиции, что лучше не пожелаешь.
После первых выстрелов две птицы падают почти к ногам. Быстро разворачиваюсь и вдогонку стреляю еще раз. Опять удача! Вот оно, охотничье счастье! Сердце готово выпрыгнуть из груди. Я иду подбирать первых уток — двух селезней. Подходит Александр, тоже с селезнем в руках, и поздравляет меня с метким дуплетом. Мы вместе отправляемся на поиски моей третьей утки. Что найдем ее, я не сомневаюсь. Действительно, Александр, пройдя челноком, вскоре берет в руки чисто битую крякуху. Он еще раз поздравляет меня, а я крепко его обнимаю и благодарю за великолепную охоту. Ради нее двух пачек патронов нисколько не жалко!
Завершить свой рассказ об охоте хочется словами классика русской охоты С.Т. Аксакова: «Хотя утка слишком обыкновенная, а потому и не очень завидная дичь, но осеннюю стрельбу ее я вспоминаю с большим удовольствием».