Осенью 1968 года мы с братом Иваном на вертолете залетели в верховья реки Тух-Сигат. В этот год зима выдалась на редкость суровая. Уже в начале ноября стояли морозы –25, –30°, а к концу месяца они достигли –50°.
На следующий день после обустройства лагеря мы с тремя собаками (две суки и кобель) отправились на рекогносцировку местности. Снег был еще неглубокий. На кромке густого пихтового леса собаки заинтересовались старыми звериными набродами. Я поднялся на снежный бугор, образованный корнями наклоненной к земле пихты. В получившуюся нишу молодой медведь натаскал сухой травы для подстилки и залег в спячку. Видна была лишь его голова. Собаки яростно облаивали спящего хищника, но он не хотел вылезать из теплой берлоги и лишь периодически открывал и закрывал глаза. Иван начал стрелять по зверю из двуствольного ружья, и пуля попала ему в голову. Мясо оказалось очень вкусным. За двадцать дней мы его почти полностью съели. Затем три дня пробивали лыжню до поселка Мыльджино, подгоняемые крепкими морозами до –60 °С.
Поскольку заезд в отдаленные северные угодья вызывал определенные трудности, мы решили поменять их на более доступные. В конце октября 1980 года охотовед района С.Л. Дворецкий на своем вездеходе завез нас, трех человек, в бассейн реки Черной (левый приток Улу-Юла), где на месте бывшего поселка сохранилась одна ветхая охотничья избушка. Не доезжая до нее двух километров, мы встретили след крупного медведя.
Переночевав в зимовье, мы взяли трех собак и начали тропить зверя. Прошли по его следам несколько сот метров и под выворотом дерева обнаружили лежанку, а в четырех метрах от нее — тушу лося. Медведь скрал сохатого и умертвил его, сломав позвоночник. Внутренности уже были съедены. Заслышав приближение собак, хищник скрылся в лесной чаще. Вторично его следы мы обнаружили через неделю. Он двигался с востока на запад, вероятно, в поисках корма, подошел к остаткам другого лося, но поживиться было уже нечем: здесь поработали росомахи, до блеска отполировав зубами все кости…
Встречи с большим зверем продолжились в верховьях реки Улу-Юл, куда на многие годы был перенесен стационар для охоты и исследований. Нужно было обустраивать угодья: делать путики, тесы, строить избушки. В один из своих первых заездов, оставив машину около лесовозной дороги, мы втроем шли по тропе, неся оконные рамы, рулон толстой полиэтиленовой пленки для крыши, провизию и оружие. Собак не взяли, о чем потом очень сожалели. Пройдя примерно половину пути, мы остановились на пригорке передохнуть. Два курильщика принялись травить себя и окружающую среду сигаретным дымом, заведя о чем-то громкий разговор. Оружие — карабин «Лось», СКС и малокалиберную винтовку — мы оставили у дерева. Я отошел от товарищей и стал рассматривать уходящую к востоку тропу, на которой вдруг появилась черная точка. Пока я соображал, кто же это может быть, Василий схватил винтовку и, держа палец на спусковом крючке, прильнув к оптическому прицелу, собрался стрелять с колена. Нарушив технику безопасности, я с более мощным оружием выскочил перед ним, и чуть не получил пулю в затылок. Медведь, не сбавляя хода, показался над пригорком, и наши глаза встретились. Я нажал на спусковой крючок, целясь в лоб зверю. Однако он успел шагнуть вперед, и пуля ударила в загривок, отчего медведь упал навзничь, затем сложился пополам и мощными прыжками достиг соседнего пригорка (пуля, застряв в большом слое подкожного жира на загривке, не задела важных органов). На пригорке медведь остановился и стал нас рассматривать. Еще одним выстрелом Василий ранил зверя в живот, и он, оставляя капли крови на траве, стал уходить. Но когда подранок добрался до бора, кровь запеклась, и на плотном грунте сосняка следы стали не видны. Нам пришлось прекратить преследование…
Численность медведя в угодьях высока, поэтому встречи с ним и со следами его жизнедеятельности здесь обычное явление. В первый свой заезд компанией из пяти человек мы начали осваивать таежный массив вблизи лесовозной дороги. Буквально на второй день охоты я добыл лося, а на следующий брат отозвал меня в сторону от мужиков и выдал информацию, что завтра нужно пойти на берлогу, расположенную на небольшом островке Улу-Юла под трухлявым березовым пнем.
И вот мы встали над норой. Мой карабин был заряжен, и я сделал несколько выстрелов подряд. Однако зверь не хотел вылезать, а только пытался поймать лапами вонзающиеся в землю пули, до тех пор пока одна из них не угодила ему в череп. Вытащили косолапого из норы и принялись за разделку.
Этот год обернулся для медведей бескормицей. Они выходили к заимкам и таежным поселкам, грабили продовольственные припасы. Так, оставленные нами во фляге продукты были вскрыты. Мне пришлось возвращаться в город за провизией. У нас не было своего транспорта, приходилось пользоваться попутным, и я вернулся лишь через неделю. Подходя к первой избушке, я почуял запах дыма и услышал лай собаки. Значит, живы мои напарники, подумал я и первым делом осведомился, не умирают ли они от голода. В ответ мне предложили отведать парной медвежатины. Оказывается, через два дня после моего отъезда, тропя соболя, пес облаял молодую медведицу. Она спала, но еще некрепко и полезла из норы. Первым выстрелом в упор Иван перебил ей переднюю лапу, а вторым проделал отверстие в лобной части черепа. Мясо было очень вкусным, и мы его полностью утилизировали за весь сезон охоты.
В последний год нашего совместного с братом пребывания в тайге у нас не было зверовых собак, поэтому пришлось переключаться на добычу лося скрадом. По мелкому снегу я добыл одного зверя и складировал тушу на лабаз. По мере надобности мы приносили мясо в избушку. Однако убоище нашла росомаха и стала не только кормиться, но и растаскивать части туши. Пришлось поставить несколько капканов и петлю из тросика. В очередной заход росомашка обошла капканы, но попала в петлю. Я не стал близко подходить к бедолаге и одним выстрелом уложил зверька.