Из рассказов вохомских охотников

Снег примят. А в капкане… собака

— Поехал я как-то проверять капканы. Места глухие, никто там не ходит. Подошел к месту, где был капкан, но пока его не вижу. Снег примят, можно даже сказать — уплясан, следов разобрать не могу. Сердце екнуло — какой-то зверь. Оглядываюсь, в капкане сидит собака, кобель, ушки насторожил, привстал и хвостом виляет. Я приблизился, он зарычал на меня. Думаю, надо что-то предпринимать, спасать собаку.

Пошел к машине, взял топор, вырубил рогулину, подошел к нему, голову аккуратно к земле прижал, капкан скрутил. Пес сначала не поверил, что освободился от капкана, лапу не опускает. Потом опустил, полизал ее, сделал шаг, другой и — ко мне. Видно, совсем недолго пробыл в капкане. Хвостом виляет, все норовит лизнуть меня.

Я его погладил, пошел к машине. Бежит за мной. Только успел дверцу открыть, как он в машину запрыгнул. Посидели так минуток пять. Потом я его выпустил и поехал. Он остался на дороге.
А рысь мне улыбается

— Давно это было. Ехали мы на тепловозе по узкоколейке. День морозный, солнечный. Снег на солнышке блестит. Красиво так вокруг. Смотрю — рысь неподалеку сидит на снегу. А у меня с собой лыжи. Прошу машиниста притормозить, хватаю топорик, надеваю лыжи и за ней по насту.

Рысь начала отступать, но бежит небыстро, расстояние между нами сокращается. Осталось метров двадцать. Вдруг она остановилась, обернулась и улыбается мне так широко-широко, все зубы посчитать можно. Я иду, она стоит. Э-э, думаю, да она меня совсем не боится.

Перекинул топорик с руки на руку, развернулся на лыжах да к тепловозу. Не надо стало и шкуры, хотя ох какая красивая была!

В рубашке родился

— В другой раз, дело тоже было по молодости, мы на делянке лес заготовляли. Была примерно середина зимы. Снег шел хлопьями. Мужики на перекур в вагончик ушли, а я решил лес поблизости посмотреть.
Иду, смотрю — выскирь такой (упавшая елка с вывернутыми корнями. — Г.С.), а в снегу под ним пропарина. Снег идет, но отверстие не засыпает, он тает. Думаю, кто-то там есть. Вырубил осинку нетолстую, метра четыре длиной, и — в это отверстие. Ворошил-ворошил, осина глубоко уже в нору зашла, но никто оттуда не вылезает.

Бросил я осину, пошел к мужикам в вагончик, рассказал. Те за головы схватились.

— Ну, — говорят, — парень, ты в рубашке родился. А то бы мы собирали тебя потом по всему лесу.