Я припозднился, оказался в охотничьих угодьях только ближе к десяти часам утра. Оставил машину на краю заснеженной колеи, зарядил ружьё тремя патронами с единицей и проваливаясь почти по колено в снег начал движение в сторону перспективного лога.
Уже через несколько сотен метров мысленно примерялся к моделям лыж, ругая себя за недальновидность. Но как говорится охота пуще неволи, тем более что почти сразу начали попадаться пусть не «тёплые», но читаемые наброды русака. Правда рядом с ними появился и след снегохода.
Не хочу заниматься пустым порицанием и не знаю, что делали эти ребята ранним утром в УОП Данковского района Липецкой области, но в такие минуты, когда каждые сто метров ты проходишь, покрываясь испариной, особенно чётко осознаёшь разницу между ходовой охотой и стрельбой с мототранспортных средств.
Узорами от трака снегохода буквально изрезанны все лога и поля, ни у одного зверя нет шансов уйти.
Мои мысли о правильной охоте прервал абсолютно свежий малик крупного русака. Он тянулся через поле к небольшому ложку. Настроение заметно улучшилось, я снял ружьё с предохранителя, и двинулся в стороне от следа, стараясь не упускать его из вида. Заяц лёг достаточно близко.
Буквально через двести метров он как всегда неожиданно выскочил и бросился наперерез к ближайшим кустам. Выстрелил три раза, стараясь не забывать про упреждение, но пятьдесят метров запредельное расстояние даже для полного чока советского МЦ 21-12. Русак значительно замедлил ход, продолжил уходить на махах и скрылся в логу.
Только охотник, который прошёл несколько километров за зверем по глубокому снегу обливаясь потом может понять какие испытываются чувства, когда видишь первые капельки крови после казалось бы безнадёжных выстрелов. Ты буквально перерождаешься физически.
Всё уходит на второй план, тошнота от переутомления, тяжесть в ногах, жажда. Есть только плохо заметный след на насте и маленькие алые бусинки, которые вселяют в тебя надежду и гонят вперёд. Они, то пропадают, вызывая тревогу, то появляются вновь, успокаивая и вселяя силы для дальнейшего преследования.
Вот первая лёжка и первые серьёзные следы крови и не будет больше времени на привал и чай, он где то рядом, он устаёт и идёт всё медленней.
Малик потянул в сторону посадки, и я был уверен, что следующая лёжка на отдых будет именно там. Передо мной заснеженное поле, ровное как зеркало, не то что куста, на нём нет ни одной травинки. Русак вырос в сорока метрах как будто из под земли, казалось он просто закопался в снежный наддув.
Скорый дуплет заставил зайца остановиться и сесть. Отличный момент для добора, но в магазине ружья пусто. Патроны с единицей глубоко в рюкзаке, в кармане только два с пятым номером дроби. Надо подойти хотя бы метров на тридцать.
Я пытаюсь как можно быстрее следовать за зайцем, он двигается не уверенно, делает несколько прыжков и садится. Верный признак крепкого ранения. Надо заканчивать и свои мучения и мучения зверя.
Скидываю рюкзак, бегом, утопая в снегу, пытаюсь сократить расстояние, манёвры зайца всё медленнее и короче. Останавливаюсь, выцеливаю, спокойно стреляю, русак ложится и уже не шевелится. Возвращаюсь за рюкзаком и с ним иду забирать трофей.
Ноги в рыбацких бахилах стёрты в кровь, одежда мокрая насквозь от пота, но я счастлив.
Русак потянул почти на пять килограмм и ему были оказаны самые высокие почести. В дом приглашены друзья, на балконе охлаждается вино, а косой томится на сковородке.
Вымоченный сутки в кефире, как следует потушенный и приправленный зеленью с чесноком он оказался просто бесподобным на вкус.
Отдавая дань великолепному охотничьему блюду в душе я снова переживал события того дня. И пусть эта охота не была столь поэтичной как вальдшнепиная тяга с вежливой легавой или столь яркой как звонкие переливы гончих в полях, от этого она не стала менее захватывающей и менее запоминающейся.
Охота была без прикрас, настоящая, заяц был взят честно.