Хотелось того времени, когда зима сказочно красивыми уборами, причудливыми кружевами украсит леса, поля, перелески.
Солнце осыплет их мириадами искр, и наступят хрустальные, хрупко-прозрачные дни. Наконец-то ночью выпал снежок, плотно закутав в белоснежное одеяло все кругом.
Проснувшись, Михаил заметил, будто в доме стало светлее обычного для такого раннего времени. Проспал! Вскочив, выглянул в окно и радостно ахнул. Вот она – пороша!
Дегтярная ночь лезла в избу, только начали гаснуть звезды, а охотник заторопился. Быстро развел самовар и не успел он закипеть, как охотничьи причиндалы были собраны. Обжигаясь, пил чай, глотая плохо пережеванные бутерброды.
Над лесом теплилась бледно-малиновая зорька, сгоняя с неба серую муть. Тихий восточный ветерок приятно ласкает лицо. Несмотря на ранний час, над деревней дымили печные трубы, и в утренней тишине ленивые столбы дыма стояли слегка наклонясь, будто нарисованные на голубом полотне неба.
День обещал быть солнечным, ядреным. Все это наполняло душу приятными ощущениями, от которых было радостно, весело. Аргон, выжлец русской гончей, неоднократный победитель состязаний, от нетерпения натягивал поводок, совал морду в снег и фыркал от удовольствия.
На опушке, ласково потрепав по холке, пускает его в полаз. Глазами, полными любви, следит за красивым и сильным зверем, пока тот не скрылся в подлеске.
Читайте материал "Чужие патроны лучше не использовать"
Свежий снежок мягко поскрипывал под ногами, как бы предупреждая: «тише-е-е, ти-и-ише». На опушенных хрустальной изморозью ветвях березы, похожие на яблоки пепин-шафран, поскрипывали флегматичные снегири.
С еловой лапы с тихим шорохом сползла кухта. Сердито цыкнула синица, словно говоря: «ходят тут всякие». Заснеженный лес будто вздремнул в безветрии или задумался перед долгой зимой. Какой она будет: метельная, морозная, а, может быть, малоснежная, теплая?
Михаил – опытный охотник, поклонник русских гончих. Да и как им не быть? Ведь «нагонку-натаску» проходил у известных гончатников Б.В. Смирнова и С.М. Пашкова.
«Охота по первой пороше малодобычлива. Опасаясь выдать себя следами, плотно лежит в эту пору заяц, хоть ногой выковыривай», – рассуждал он, старательно перетаптывая молодой ельник, не оставляя без внимания кучи хвороста, кроны упавших деревьев, и подзадоривая своего помощника.
– Буди его, буди! Тут он, тут!
Беляк наверняка слышал собаку, но не двигался, старался понять – до него ли добирается это страшилище? Разобрался – до него... Аргон срывающимся голосом заголосил взахлеб, будто его огрели прутом. Так гончая ведет себя, когда добирается до «самого» и преследует его «по зрячему».
«Поднял! Ну, косой, теперь ты наш будешь!» – радостно подумал Михаил, нисколько не сомневаясь в мастерстве вязкого, паратого, обладающего хорошим чутьем, нестомчивостью питомца.
Напуганный ужасным заревом заяц стремительно ударился напрямик, отдалившись от собаки, пошел на большой круг. Прекрасно зная заячьи лазы, охотник поспешил на перехват.
В березняке с густым еловым подростом встал на пересекающей его просеке. Купы снега на кустах, елочках суживали и без того малый сектор обстрела. Не только выстрелить, но и перевидеть длинноухого не удалось. Он прошел незамеченным совсем близко, искусно скрываясь в заснеженном подлеске.
В старом ельнике голос собаки звучал глуше. Но вот гон стал нарастать, крепнуть. Напрягая зрение и слух, с ружьем наизготовку, стрелок замер в ожидании зверька. И снова разочарование! Опять, как и в прошлый раз, плут-зайчишка скрылся незамеченным.
От Лачужских болот доносился слабый голос выжлеца. Михаил начал подваливать к гону. Хитроумный беляк, применяя «сдвойки», «скидки», старался сбить со следа страшного зверя с горящими глазами, раскрытой, зубастой пастью.
Опытный пес быстро разбирался в его хитростях и с короткими перемолчками «рубил» и «рубил». Известное дело: заяц – за жизнью, собака – за зайцем.
Багряное невысокое солнце розовыми лучами окропляло хрустально-белый лес. Негромко попискивали синички. По стволу толстенной сосны, отыскивая в трещинах коры насекомых, деловито сновал поползень. Стороной пролетела стайка тетеревов.
Читайте материал "Охотников предложили обязать ежегодным налогом"
Михаил вышел на поляну. Окруженная захламленной чащей, она выглядела суровой и мрачной, несмотря на ясный день, и напоминала большую шапку, лежащую верхом вниз. Охотник почувствовал на себе чей-то взгляд. Настороженно осмотрелся.
Сквозь сосновые ветви за ним наблюдала любопытная белка. Как-то болезненно скрипнула сосна, и ее стон долго стоял в ушах. Ничто не нарушало царящей тишины, кроме шороха от слетевшей снежной нависи и голоса гончака.
Неожиданно гон сменил направление и стал надвигаться. Михаил затаился. Собака была еще далеко, когда из чащобы вымахнул матерый беляк. Сухо щелкнул выстрел.
Заяц не то присел, не то прилег, поводя аэропланными ушами. Стрелок опустил ружье и шагнул к добыче. И тут зайца будто пружиной подбросило, он сделал большой прыжок и стремительно замелькал в березовой поросли. Выстрел «на вскидку» только сбил рыжий чепчик папоротника.
– Да-а, здорово отдуплетился, – огорченно протянул Михаил, рассмотрев следы от дробин и не заметив признаков ранения.
Короток ноябрьский день. Солнце клонилось к закату. Ушастый хитрован кружил по сосновому, с редким подлеском косогору. «Уж здесь ты от меня, мучитель, не уйдешь!», – подстраиваясь под его ход, подумал охотник. На дороге, которая в этом месте была широкой и ровной, как просека, прислушался.
Гон нарастал. Собака гнала уверенно, без перемолчек. Заяц выскочил на чистое место сильным, гибким броском. Выстрел в «полуугон», и зверек, заколесив, ткнулся мордой в пушистый снег.
– Смотри, Аргоша, какой лобан! А помотал он нас здорово! – не скрывая радости, говорил гончатник, гладя своего верного помощника.