Выехать мы решили пораньше, чтобы осмотреть город.
Но российские дороги и вечный ремонт, как обычно, внесли в наши планы свои коррективы.
Уже смеркалось, когда я понял, что не видать нам Чухломских красот, как своих ушей.
Свернув с трассы, мы вспомнили, что такое настоящее бездорожье.
В деревне нас ждали егерь Виктор Иванович и тракторист, который был уже сильно навеселе. Я с тоской посмотрел на облепленный грязью прицеп, но Виктор Иванович успокоил:
— Это он снаружи такой, а в кузове Петр вам соломы настелил. С комфортом поедете.
Виктор Иванович по телефонным разговорам представлялся мне очень высокомерным, но в жизни оказался приветливым, и улыбка не сходила с его лица, пока он на коленке выписывал нам лицензии.
— Вам только на медведя? Или дать еще на кабана? Могут выйти. Свинью не стрелять, а секача или молодняк можно.
— Мы на медведя настроились. Но кабанчика тоже можно, на всякий случай, чтобы с пустыми руками не возвращаться, — согласились мы.
Получив две лицензии, мы, не дожидаясь, когда совсем стемнеет, перекидали сумки и карабины в кузов и, попрощавшись с егерем, залезли в прицеп. Соломы тракторист не пожалел. Уложенная толстым слоем ярко-желтая подстилка мягко сглаживала отсутствие дороги.
Получив строгий указ везти нас «как хрустальные вазы», Петр ехал медленно и осторожно. Однако держаться приходилось двумя руками, чтобы не вылететь из кузова. Наконец тракторист остановился на опушке с бытовкой.
Это было обычное охотничье жилье: три двухъярусные кровати, намертво прикрученные к полу, видавшие виды матрасы; стол, лавки по обе стороны; буржуйка и гора поленниц с берестой для растопки.
Голодные с дороги, мы наскоро перекусили, накатив по сотке, затем долго сидели на лавке у входа, прислушиваясь к звукам леса. Шорох опавшей листвы и хруст сухого валежника выдавал присутствие местных любителей порыться в помойках. Мы думали о завтрашнем дне в надежде на удачу...
Я проснулся от звука тяжелых капель дождя, стучавших по железной крыше. С тоской подумал о том, как одеться при такой погоде, чтобы просидеть весь день. Олег храпел на всю бытовку, но вскоре его разбудил мотор трактора.
Приехали Виктор Иванович и Петр. Потопав для порядка на пороге, чтобы сбить с сапог налипшую глину, тракторист пошутил:
— Дома выспаться не дают, так решили на природе отоспаться?
Олег вылез из спальника, засветив трусы в ромашку.
— Спится у вас хорошо. Беззаботно, как в детстве…
Виктор согласно кивнул, покосился на пустую бутылку, но тему не поддержал.
— Ехать пора. Посажу вас на лабазы…
Не сговариваясь, мы посмотрели на часы. Было чуть больше семи.
— Хоть по чашке чая выпить дашь? — недовольный такой суетой, спросил Олег.
— По чашке выпейте, но времени мало, — сбавил обороты Петр.
Он был по-деревенски строг. Я никогда не понимал такой строгости. Что-то вроде попытки обозначить черту в отношениях, которую лучше не переходить. Виктор молча пошел к выходу. За ним последовал и Петр.
Вылив остатки уже остывшего чая, мы оделись и, зачехлив карабины, вышли под накрапывающий дождь.
— С дорогой повезло, а теперь и с погодой везет, — радостно озвучил обстановку мой приятель.
Посмотрев с кислыми улыбками на стоящий транспорт и моросящий дождь, мы переглянулись с пониманием.
— Петр меня здесь подождет, а я вас на место отвезу, — сказал Виктор. —Здесь недалеко, километра два. Дальше сами ходить будете. Приеду за вами через три дня. К вечеру. После восьми. Или утром, если не хотите в ночь ехать.
— Может, созвонимся?
— Может… Только нет здесь связи. Не поставили еще вышку, чтобы по всей тайге ходить и разговаривать, — усмехнулся Виктор, но потом добавил: — Есть тут два места, откуда берет, от кордона метров семьсот. Там поваленная ветром ель почти на дороге с подпиленной верхушкой.
Местный юмор надо ценить, подумал я и улыбнулся. Хотелось скорее на место.
С хрустом переключив рычаг на коробке передач, Виктор выжал сцепление. Сработанные шестерни ожили под днищем, и мы поехали, толкаясь в тесной кабине трактора. Мелкие капли назойливо падали на лобовое стекло.
Дворники рывками пытались смахнуть воду, но только размазывали ее по грязной поверхности. Вскоре трактор остановился. Высадив нас, егерь, не дожидаясь лишних вопросов, погнал обратно. Мы заняли свои места на лабазах.
Окно в моем укрытии удивляло большим размером. Началось наше бдение в надежде на добычу, которая для многих охотников почти мечта, а для тех, кто знает, что за зверь медведь, опасная и непредсказуемая реальность.
Достав из рюкзака рыбацкий подгузник, я утеплился и сел на неотесанную сырую лавку. Расчехлив карабин, дослал патрон в патронник и, откинув крышки с линз, принялся осматривать свою позицию. Где-то слева пряталась вышка моего напарника.
Поле, засеянное овсом, было небольшое, около гектара. Дождь не переставал. Тяжелая серость нависла над землей, не оставив просвета. Так начался наш первый день.
Под непрекращающийся дождь и от накопившейся усталости я почти задремал, а когда открыл глаза, увидел секача. Над овсяными стеблями горбом торчала его спина, он медленно двигался, придирчиво выбирая траву.
В прицеле были хорошо видны его лопатки. Иногда и уши. Но морда была опущена. Соблазн выстрелить щекотал нервы. А если где-то и медведь? Стоило ли за свиньей тащиться в такую даль?
Я даже не снял карабин с предохранителя. Просто наблюдал за жирующим зверем и время от времени осматривал поляну. Когда кабан пошел в сторону вышки Олега, я подумал: может, он стрельнет нежданную свинку? На ужин зажарим вырезку или печенку…
Пока я так мечтал, кабан спокойно разгуливал под нашими лабазами и жрал халявный овес. Стало ясно, что мы солидарно отказались от одной добычи ради другой, за которой приехали.
Нет ничего неприятней мокрой одежды в промозглый осенний вечер. Становилось зябко. Хотелось сухости, тепла и еды. Я собрался включить рацию, как заметил идущего ко мне Олега.
— Что рацию не включил?
— Батарейки экономлю. Чтобы на три дня хватило.
— Секача видел?
— Конечно.
— А что не стрелял?
— Мы же на медведя приехали. Сам-то почему не стрелял?
— И я медведя ждал.
Обратно шли молча. Когда дошли до бытовки, дождь прекратился. Лучше бы он ночью поливал, а днем делал паузу, не сговариваясь, возмутились мы.
Остывшая за день бытовка была неприветлива. Запалив газовый фонарь, мы с наслаждением подержали руки над горячим белым светом и принялись растапливать печь. Благо дрова были сухими и огонь живо разгорелся.
От хорошей тяги в буржуйке загудело, и волны тепла начали разгонять противную сырость. Переодевшись в сухую одежду, мы, не дожидаясь, пока разогреется ужин, выпили по сотке, закусили квашеной капустой.
На газовой плите ожила сковородка, стреляя раскаленным маслом. Вывалив на нее картошку, присыпав ее луком, я вдохнул аромат готовящейся еды. Когда лучок зазолотился и картофельные дольки покрылись корочкой, я вывалил под крышку банку тушенки. Еще несколько минут — и ужин готов.
Наш дом просох, и стало жарко. Еда под водочку грела изнутри, а жаркий огонь буржуйки снаружи. Темнота спрятала все неприяглядное. Стало уютно и легко.
— Если завтра выйдет кабан, стреляй! — дал установку на следующий день Олег. — Есть у меня опасение, что медведя не будет. Когда к тебе шел, ни одной кучи не видел. Если он сюда жрать приходит, так и насрать должен.
Я согласился, но что-то мне подсказывало, что вепря мы уже не увидим… Сытно поужинав, мы вышли на воздух и, расположившись на лавке, вслушивались в лесные звуки. Было отвратительно сыро и темно. Мне захотелось завернуться в спальник и поскорее заснуть с надеждой на удачный день.
Утром проснулись от барабанящего по железной крыше дождя.
— Что ж за невезуха такая! — с тоской в голосе начал мой приятель.
За завтраком мы старались создать боевое настроение, но стоило ступить на раскисшую глину, как весь наш настрой пропал. Дойдя до поляны, мы переглянулись и разошлись по лабазам. Я с грустью смотрел на поле и уже ни на что не надеялся.
К тому же как ни сопротивлялся, все же задремал под монотонные звуки дождя. Когда очнулся, дневной свет потускнел. Шел пятый час. Завтра домой, думал я, стараясь, хоть чем-то поднять настроение... Неожиданно у кромки леса появилась бурая спина. Я растерялся. Сердце почти выпрыгивало из груди.
Сняв колпачок с прицела, я принялся разглядывать медведя. Зверь был некрупный, вел себя нерешительно. Сначала, высоко подняв морду, принюхивался, затем встал на задние лапы, ловя запахи по верхам. Я ждал момента, когда он повернется ко мне для верного выстрела. Думаю, и Олег со своего места хорошо его видел.
Не отрываясь, я держал его на перекрестье, понимая, что выстрел должен быть только на поражение. Подранка мы без собак добрать не сможем. Еще я надеялся на то, что мой товарищ выстрелит первым, а я продублирую, если будет необходимость. Тем временем медведь то выходил на поле, то снова прятался в лесу.
Наконец он снова вышел из зарослей, и не один. Рядом я заметил еще одну спину. Она лишь немного высовывалась из травы, и было понятно, что это медвежонок. Что за непруха! Я поставил карабин на предохранитель и, включив рацию, вызвал Олега. Он был на связи. Говорили шепотом.
— Медвежонка видишь?
— Вижу. Вот не везет нам!
— Ну почему же? Увидеть зверя тоже хорошо.
Мы наблюдали за пасущимся на поле семейством и сажали батарейки на рациях, в которых уже не было необходимости. Завтра утренним трактором мы доберемся до машины и вернемся домой.
Стало смеркаться. Дождь прекратился. В сыром воздухе я услышал явный хлопок в ладоши. Медведица насторожилась, повела носом и заторопилась в чащу...
Из-за облачности темнело быстро. Размокшая от дождей земля сильно усложняла наше движение. Уверенные в том, что этот маршрут уже изучен, мы шли и громко делились впечатлениями. В какой-то момент увлеклись и пропустили развилку, на которой должны были свернуть.
Правда, Олег уверял, что мы не дошли до нее, но вскоре и сам засомневался. Когда же, угодив в глубокую лужу, мы зачерпнули холодной воды в сапоги, наши догадки подтвердились: мы заблудились.
— У тебя же навигатор есть, — вспомнил я.
Олег достал прибор, попытался его включить, но тот на минуту озарился зеленым светом и потух.
— Батарейки сели. Запасных нет конечно?
— Ну почему сразу «нет конечно»?
Когда нашлись свежие батарейки, навигатор засветился и быстро нашел нас в темени. Так и есть: прошли развилку. Промахнулись почти на триста метров. И мы зашагали обратно, ругая себя и не стесняясь в выражениях. Внезапно в свете фонаря я увидел летящую на меня птицу. Не задумываясь, взмахнул рукой, и она оказалась у меня в кулаке.
— Вальдшнеп! — обрадовался я, как ребенок, и взял его поудобнее, чтобы не трепыхался. — Что с ним делать будем?
— Из одного вальдшнепа? Вот если бы ты гуся поймал или утку… Отпускай! — проворчал Олег.
Я разжал кулак, и перепуганная птица, которая до этого удивленно разглядывала меня, растворилась в темноте. Не прошли мы и тридцати шагов, как история повторилась. Только на этот раз с дороги поднялись два вальдшнепа. Олег решил поучаствовать в ловле, но ему не повезло.
А может, он просто не сильно хотел такой добычи. Конечно, приехать в чухломские леса за медведем и ловить ночью вальдшнепов руками мало радости. Но меня это очень веселило. Вот опять очередной куличок смирно сидел в руках и с любопытством разглядывал меня, силясь понять, что и как.
— Ну, а с этим что делать?
— Что, что! Отпустить. Вот если бы ты того не отпустил, было бы уже два. А так опять один. Ни туда, ни сюда.
Олегово нытье оборвали хлопанья крыльев. Снова взлетела пара. Я уже знал, что делать, и легко схватил летящего вальдшнепа за длинные ноги. Снова в руках сидела птица. Теплая и напуганная. Впереди в свете фонарей показалась наша берлога.
Уже не спрашивая совета своего друга, я подбросил птицу над землей, и она как ни в чем не бывало спокойно полетела дальше по своим делам...
На следующее утро пора было возвращаться домой. Стоя в многокилометровой пробке на подъезде к мосту, мы вспоминали наши приключения. Приехали бог знает куда, видели вепря, но пропустили, дождались выхода медведицы с медвежонком и поймали руками трех вальдшнепов…
Да уж! Поохотились на славу!