То стоишь с темноты до слепящего восходящего солнца, то, наоборот, вечером, провожая светило, скармливая прожорливым комарам свою кровь.
А то придешь на озеро, куда собираются вечером все деревенские охотники посудачить о том о сем и, сидя на стульчиках, иногда делая ритуальные выстрелы по уткам, спугнутым пришедшим не вовремя рыбаком.
…Плавает и бегает по ряске камышница, подпуская иногда на выстрел.
Но как ее, битую, достать с воды, не имея лодки? А в сапогах-комбинезоне можно и провалиться в яму (которых предостаточно) или быть засосанным донным илом.
Когда я был моложе, плавал за подстреленной камышницей, разгребая свободной рукой водоросли и ряску, подымая со дна вонючие пузыри. Так, бывало, и отпустишь, провожая взглядом, болотную курочку, спешащую по своим делам.
…Пролетает над головой на огромной скорости запоздавший на ночевку голубь-витютень. И закралась в мою голову мысль: «А что все утки да утки? Надо бы и голубя добыть! В путевку-то он вписан!»
— Ты что, дядя Саша, — говорит напарник, — не знаешь, что ли, что садятся они по вечерам на засохшую ветлу у другого озера. Осмотрятся, нет ли врагов, да и спикируют к воде жажду утолить, наклевавшись за день пшеницы.
— Да знаю, — отвечаю я, — видел их весной на этом дереве, только по утрам, когда гусей из засидки караулил.
— Это они и есть. Стая огромная.
— Сходим покараулим?
Так мы договорились и в один из вечеров спрятались под этой схой ветлой. И появился голубь и сел напротив напарника, и стрелял он в него, и голубь улетел. Как в анекдоте: «Броневой — подумал Штирлиц».
— Ветки дробь раскидали, — говорю я ему.
Солнце село, комары нами насытились и больше никто не прилетал. Даже ворона.
...Весь июль и август нам с женой везло с грибами. Началась грибная страда с опят, сбор которых был скоротечным — всего несколько дней. Потом мы собирали сухие, перезрелые подберезовики, годные лишь на то, чтобы их пожарить.
А позже наступило наше грибное счастье: приезжая на одно и то же место, мы снимали урожай, небольшой — всего полкорзинки, но зато почти каждый день. Подосиновиков, красноголовиков, других их разновидностей (шляпки серые, серые с паутинкой) и даже
белых.
И на фоне грибной эпопеи решил я съездить за несколько километров от дома, посмотреть то место, где в начале июля видел пару витютеней, вылетающих из леса на не убранное пшеничное поле. Кроме ружья, взял ножик и корзинку.
Поле собранной пшеницы с катушками прессованной соломы. Я, привалившись грудью к такому тюку, положил на него готовое к выстрелу ружье, ожидаю пролет голубя. Грибная корзинка стоит у ног. Справа, из леса, донеслись голоса грибников.
Спугнутый ими голубь вылетел прямо на меня. Я бабахнул (по другому не скажешь) ему навстречу. Витютень встрепенулся и, как-то неуверенно свернув в сторону, уселся вне выстрела на засохшей верхушке дерева.
Я не отрывал от него взгляда в течение какого-то времени и, конечно, отвлекся на что-то. Когда же взглянул на то место, где сидел голубь, его там не было. Улетел, подумал я, и продолжал ожидать кого-нибудь. Этот «кто-нибудь» оказался вороной, усевшейся на место голубя. Покаркав, она нырнула под дерево.
«Что-то здесь не так» — говорил герой известного фильма. Я подумал так же и направился к подножию этого дерева. Чертыхнулась вспугнутая ворона, и я увидел его, витютеня, лежащего на спинке, а на части груди его отсутствовали пух, перья и была сорвана кожа. Видно, каркуша решила помочь мне его ощипать.
«С полем!» — поздравил себя, отнес голубя в машину и углубился в лес за грибами.
С ружьем и корзинкой пошел я по следам грибников, спугнувших для меня голубя, так и не догнав их, чтобы сказать «спасибо». По пути попадались подосиновики, белые. Набрал те же полкорзинки, что и в предыдущие дни. Две охоты удались: громкая и тихая!
Через несколько дней довелось мне встретить одного охотника, живущего недалеко от того озера, где мы с напарником выжидали витютеней и кормили комаров. Охотник этот ехал в город на работу, а в сумке его лежал «тормозок» с несколькими жареными вяхирями, как он называет этих голубей…
А мы с женой съели всего одного, но зато как вкусно!