Деревья в куржаке, значит, охота будет нелегкая.
Народ у нас в компании веселый, «балагуристый», проверенный не одним днем и даже годом.
Среди нас новенький.
Ему и открывать день.
Каждый надеется, что новичок вольется в нашу компанию правильно и результативно.
Потому как примета у нас такая — как вольется, так и охотиться будет...
— Идешь прямо! Понял? Прямо и никуда, слышишь, никуда не сворачиваешь с этой проторенной тропы! — инструктирует егерь Михалыч нового бойца.
— Тропа вильнет влево, даст крюк и повернет направо, вниз под косогор. Упрешься в трехствольную березу, мимо которой идет тропа, и повернешь направо, к ручью. Сам ручей не переходи. Встань позади куста акации, что у ручья, и жди. Упаси тебя бог встать на тропе! Поспешай! Загон короткий, легкий и простой, — проговорил скороговоркой Михалыч и скомандовал:
— Поехали!
Егерь хлопнул дверкой раз, второй — машина рванула с места. Михалыч начал было инструктаж оставшихся в машине охотников, но ему вдруг показалось, что оставленный им номерной что-то крикнул вдогонку.
Михалыч обернулся. Охотник стоял спиной. «Показалось», — подумал егерь и приступил к инструктажу.
Андрей, новенький, стараясь усвоить каждое сказанное егерем слово, попытался было уточнить кое-что, уж очень ему не хотелось опростоволоситься в этой компании «профи», но не успел открыть рот, как дверка машины больно ударила ему по руке. Он вскрикнул, матернулся, отвернулся от удаляющегося автомобиля — от боли навернулись слезы.
Андрей чувствовал, что кисть опухала. Благо рукавички были надеты, а то наверняка пару пальцев бы сломало. Черт его дернул ухватиться рукой за стойку кузова… Мало того, рука-то левая — рабочая рука левши.
«Как же я теперь стрелять-то буду?» — подумал Андрей, прикладывая снег к посиневшей кисти.
Он потерял счет времени и очнулся только от протяжного воя рожка — сигнала к облаве. Андрей выругался и тревожно подумал: «Я же не успею на номер…»
Он бросился вниз по косогору по натоптанной тропе. Как и обещал Михалыч, тропа вильнула влево, но Андрей решил срезать и кинулся вниз напропалую через плотный кустарник и глубокий снег.
До березы оставалось метров двадцать, когда, выскочив из цепляющегося за все куста, Андрей вдруг оказался на краю глубокого оврага и, не удержав равновесия, свалился в него.
В колене что-то хрустнуло, нестерпимая боль прошила до макушки. Снег залепил глаза, пробрался за ворот, попал в уши. Шапка слетела и теперь покоилась где-то под сугробом.
«Время, время, время…» — стучало в мозгу.
Вытряхивая снег из стволов, Андрей ковылял к березе, благо через десять метров он вновь был на нужной тропе. Дыхание сбилось, в глазах туман, болело все, что могло болеть в теле человека, и Андрей понял, что ни сил, ни воли сделать последние двадцать шагов от березы до куста акации, где был назначен номер на берегу незамерзающего то ли родника, то ли ручья, у него нет.
Пытаясь опереться о березу спиной, Андрей вдруг увидел прямо перед собой, в каких-то десяти метрах, вылетевшего из-за снежного холма огромного секача, несшегося со скоростью локомотива.
Зверь шел прямо на него…
«Не становись на тропе!» — вспомнились слова егеря, а дальше…
Он не мог понять, откуда взялись силы и каким образом ему удалось отскочить в сторону и выстрелить в этого монстра, который теперь лежал у его ног, а перед глазами мелькали улыбающиеся люди, трясли ему руку, похлопывали по плечу, обнимали и что-то говорили.
Лишь где-то глубоко-глубоко в сознании звучали кем-то сказанные слова: «Загон короткий, легкий и простой».
С поры той охоты прошло много лет. Из Андрея получился замечательный «зверовик», компаньон и друг.