Охотников на болоте было много. Настеганные утки летали как угорелые, погода стояла пасмурная, с сильными порывами ветра. Добыть удалось на двоих двух чирков — с этим мы и вернулись домой, расстроенные и недовольные. На неделе к нам в гости завернул брат матери Михаил, приехавший по делам из небольшого поселка, расположенного более чем в ста километрах от нашего города.
Сам заядлый охотник, он предложил нам приехать на поезде к нему вечером в пятницу. Утром в субботу он отвезет нас на старицу, цепочкой озер и проток протянувшуюся на много километров огромной дугой, а другим своим концом выходящую к железнодорожной станции в двух километрах от поселка.
И вот рано утром, переночевав у родственников, мы едем на «Запорожце» по ухабистой дороге куда-то в тайгу, в неизвестность. Впереди два дня, за которые мы должны преодолеть около сорока километров и переночевать, выбрав подходящее место для ночлега. Старица находится на противоположном берегу реки напротив заброшенной деревни, два дома которой остаются жилыми. Дядя Миша оставляет машину под окнами одного из них, и мы идем на берег реки, где находим две лодки. Отвязав одну, мы переправляемся через реку. К этому времени рассвет набрал силу и стало хорошо видно кусты на берегу и песчаную отмель, к которой мы причаливаем. Пройдя через кусты, кромкой поля выходим к небольшому озеру с сильно заболоченными берегами. Собираем ружья, заряжаем и тихонько подходим к берегу. Из осоки под ближним берегом срывается табунок кряковых, штук восемь. Четырьмя выстрелами сбиваем двух уток, остальные улетают. Битые птицы падают на твердый берег, и найти их не составляет труда. Еще раз выслушав наставления знающего местность человека — а он советовал пройти большую часть пути именно сегодня, — мы отдали уток дяде Мише и попрощались с ним. Он пошел к лодке — надо было успеть на работу, — а мы по высокому берегу двинулись к видневшемуся за полем лесу, в котором и начиналась старица.
Старица действительно начиналась здесь, в лесу, вернее, по его краю. Выглядело это цепочкой небольших продолговатых озер, к которым невозможно было подойти даже в высоких сапогах. Утки не подпускали нас на выстрел, услышав наши чавкающие шаги, взлетали и, прекрасно видя нас, облетали стороной. Бросив бесполезные попытки добыть хоть что-нибудь, мы просто шли в нужном направлении (ведь не зря советовал нам опытный охотник, что нужно пройти именно сегодня большую часть пути). Река осталась где-то слева, старица справа, посредине — сосновый, вперемешку с осинками и березками, лес. Изредка в лесу попадались молодые кедры с шишками на самых макушках. Нам удалось сбить с одного из них с десяток шишек, и мы по пути наслаждались приятным вкусом орешков.
За стволами деревьев заблестела вода. А где вода, там и утки. Резко сворачиваю вправо, выхожу на край зеленой лужайки, дальше, за кустами, вижу воду. Отец идет к ней. Слышится частое хлопанье утиных крыльев по воде. Вижу пару кряковых, вылетающих из-за кустов, Короткая поводка стволами — выстрел останавливает полет первой утки. Она падает в осоку у дальнего края полянки. Вторым выстрелом в угон сбиваю другую утку, которая падает в кусты. «Придется поискать», — мелькает мысль. Обрадованный удачным дуплетом, выбегаю на край поляны, на ходу расправляя высокие болотные сапоги. Где она, первая утка? Где-то здесь, в осоке, совсем рядом. Делаю по какой-то зыбкой поверхности лужайки несколько торопливых шагов, весь устремленный туда, к противоположному краю, где в осоке должна быть утка, и вдруг проваливаюсь почти по пояс. Предательская лужайка оказывается заросшим мхом озером, и сейчас эта непрочная, в четверть толщиной поверхность прорвалась, и я лежу на мху лицом вниз. Ноги не находят опоры, ружье оказывается подо мной и пока не дает мне провалиться глубже. Делаю движение ногами, пытаясь нащупать опору, но получается еще хуже — вода заливается в высокие сапоги. Теперь я в воде уже точно по пояс. Мох вместе с осокой и еще какой-то травой медленно оседает, поверх него появляется грязная, дурно пахнущая вода. Кричу отцу, чтобы помог. Но голос мой, видимо от страха, сел, получился едва слышный хрип. Вижу за кустами отца. Он крутит головой, глядя в мою сторону, но смотрит на берег, и ему не видно меня за кустами. Грязная жижа мне уже по грудь. Голос мой вдруг прорезается, и я ору так, что слышно, наверное, за сто метров. Пока отец бежит, на поверхности меня держат еще не намокшие куртка и рюкзак. Отец на бегу отстегивает погон ружья от стволов. Держась за них, он, как хлыст, закидывает ремень, но до меня не достает. Рывок к ремню вгоняет меня по плечи в зловонную жидкость. Отец кричит, чтобы я не шевелился. Увидев на самом берегу березку, он, отбросив ружье, хватается за нее как можно выше и, повиснув на ней всем телом, нагибает в мою сторону. Березка своей вершинкой накрывает меня, и я, высвободив одну руку, намертво хватаюсь за спасительное дерево. Первым и вполне понятным моим желанием было как можно быстрее выбраться из этой зловонной жижи, но нужно было спасти и ружье. Потихоньку просунув ствол и ветки березки под правую руку, левой я с трудом вытаскиваю ружье. Для того чтобы бросить его в сторону берега, мне приходится сделать усилие, во время которого я вновь, чуть не по макушку, оказываюсь в грязи. Теперь обе мои руки свободны, и я могу, подтягиваясь и держась за ствол березки, сам вытащить себя из болота. Но возникает новая проблема. Я-то подтягиваюсь, а вот мои сапоги остаются в трясине. Отец не может понять, почему я все еще в грязи по плечи, а мне просто необходимо спасти сапоги, иначе придется идти босиком много километров. Опустив вниз левую руку, я хватаюсь за ушко на голенище сапога. С невероятным усилием мне удается снять сапог, а затем и вытащить его на поверхность. То же самое проделываю и с правым сапогом. Бросить их к берегу сил нет, приходится тащить волоком и себя, и сапоги...
Пока я лежал на берегу не в силах пошевелиться, отец суетился, собирая дрова для костра. Через час я уже лежал у костра в трико и футболке, выполосканных в воде, выжатых и одетых на меня отцом. Мне пришлось отмываться от грязи в реке, а в конце августа в наших краях вода уже не подходит для купания. Трясясь от холода, я не мог самостоятельно надеть одежду. Верхняя одежда и обувь были развешены у костра и на ближайших кустах для просушки. Стирать их в реке пришлось тоже отцу.
Постепенно я обрел способность разговаривать, а затем и передвигаться. Отец, собирая дрова для костра, обнаружил мощный кедр, усыпанный шишками. Я попросил его сделать мне крепкий шестик из молодой черемухи с сучком на конце. Достаточно отдохнув, я с его помощью добрался до нижних веток кедра, забрался на него и, пользуясь им, как крючком, посбивал почти все шишки. Отец собирал их и относил к костру, где мы вылущивали их и почти чистые орехи складывали в рюкзаки. Одежда к этому времени подсохла, я оделся и был готов к продолжению нашего путешествия. Была одна загвоздка: в связи с потерей времени нам нужно было скорректировать маршрут, и самым лучшим вариантом была идея с переправой обратно на правый берег реки. Этим мы выигрывали по крайней мере пятнадцать километров, а озер и уток достаточно и на том берегу. Мы вспомнили про уток, которых я сбил удачным дуплетом. Было бы неправильным их бросить, и мы решаем вернуться на место, где безобидная лужайка чуть не стала для меня смертельным капканом.
Вышли к лесному озеру быстро. Я встал на то место, откуда стрелял по уткам, чтобы показать отцу, где примерно они должны лежать. Уток нашли быстро, и, пока не подошел отец, я смотрел на грязное пятно воды среди зеленой глади мха и осоки. В моей голове сменялись картинки недавно происшедшего, по спине пробегали мурашки от пережитого, и снова становилось страшно от сознания того, что могло произойти, будь я на этой охоте один, без отца.
День клонился к вечеру, когда мы, шагая по высокому берегу в некотором удалении от реки, заметили на том берегу крыши домов. Собственно говоря, деревня у реки еще ничего не значит, мостов через реку до поселка нет, и мы можем рассчитывать только на случай, встретив на берегу какого-нибудь рыбака или охотника с лодкой. Мы подошли к обрывистому берегу и негромко переговаривались, вглядываясь вдаль, в надежде увидеть кого-нибудь, способного нам помочь. И тут я увидел под ближним берегом удочку. А где удочка, там должен быть рыболов, пока скрытый от наших глаз глинистым обрывом. Вышли на край обрыва и увидели не рыбака, а рыбачку — женщину, сидящую на обрубке дерева и сосредоточенно смотрящую на поплавок, закрепленный на леске недалеко от конца удилища. Рядом стояло ведерко, из которого виднелись хвосты двух больших рыбин. Рыбачка заметила нас и только хотела выйти нам навстречу, как произошла мощная поклевка: удилище, лежащее на рогульке, пригнуло к воде, Энергично сделав подсечку, женщина умело вывела язя в затишек у берега, а затем ловко подхватила его подсачком. В рыбине было никак не меньше килограмма, две другие, в ведерке, были такие же. Выяснилось, что двое мужчин из деревни собрались на заготовку кедровых орехов, женщину взяли сторожить лодку, а она, не теряя времени, наловила рыбы. Мужчины скоро должны вернуться, перевезут через реку и нас. Пока мы ждали мужчин, договорились о ночлеге. Уток отдали хозяйке, а вечером ели наваристую уху из язей.
Солнце следующего дня застает нас в нескольких километрах от приютившей нас деревни. Не спеша, осматривая болотинки и озерки, мы продвигаемся в сторону поселка. Уток было много, и мы, добыв норму, перестали охотиться, шли и наслаждались хорошей погодой, красивыми местами и удавшейся охотой, Вечерний поезд без проблем доставил нас в город.