Нас трое. Кроме меня и брата Максима, с нами старый знакомый Антон. Наш охотничий тур продлится 21 день, из которого первую половину мы проведем в Рунгве, а вторую в Селусе.
Географически Танзания расположена на восточном побережье континента, с выходом к Индийскому океану немного к югу от экватора. Для поездки выбран самый сухой период: август — сентябрь. В октябре здесь начинаются дожди, которые к декабрю переходят в непрерывные и заканчиваются только в марте.
Организация охоты имеет ряд существенных отличий от Намибии и Камеруна. Так в составе команды для клиента-охотника, помимо пиэйча (Professional Hunter — профессиональный охотник), водителя и одно-двух следопытов, обязательно входит «геймскаут» — государственный инспектор, вооруженный либо автоматом Калашникова, или винтовкой М-16. Отстрел каждого животного сопровождается оформлением солидной кипы документов, которые подписывают три стороны: пиэйч, клиент и геймскаут, причем последний вписывает туда GPS-координаты точки отстрела. Стрельба с автомобиля запрещена законом, за исключением преследования подранка при угрозе его потерять. Отстрел самок и самцов с трофейными качествами ниже установленных также запрещен. Охота в темное время суток, когда невозможно установить половую принадлежность и трофейные качества, также противозаконна. Даже хищников на приваде стреляют до наступления полных сумерек.
Распорядок дня начинается с подъема в 5:00, быстрого завтрака и отъезда экипажей по заранее утвержденным направлениям. Ранний подъем связан с задачей добраться до рассвета к месту охоты и избежать утренних атак мухи цеце. Именно она является переносчиком страшной сонной болезни.
Тактика охоты следующая: следопыт на ходу из кузова высматривает и выбирает среди сотен следов именно те, которые заслуживают внимания. По его команде джип останавливается, и он же приступает к анализу, определяет по температуре фекалий срок давности (с точностью до получаса). В случае положительного решения группа спешивается и начинается охота.
Во время тропления приходится быть очень внимательным и осторожным. Помимо мухи цеце здесь можно встретиться с более страшными представителями африканской фауны, например змеями. Среди них самыми опасными являются черная и зеленая мамба. Их укус смертелен.
С чего начинается охота на кошек? Правильно: с устройства привады. Приваду для гиены вешают на дерево совсем низко над землей, для льва — повыше, чтобы гиены не смогли ее достать, для леопарда же приманку привязывают на высокую ветку. Но в любом случае сверху мясо укрывают колючими ветками, чтобы до привады не добрались грифы, которые первыми узнают о падали. Потом на машине очерчивают большой круг радиусом 3–5 км, волоча за собой требуху, чтобы оставить пахучий след на земле. А дальше — ждать, охотиться себе на других зверей да каждое утро проверять свою приваду, не посетили ли ее ночью те, кто нужен. Охотнику, чтобы добыть одну крупную кошку, надо сделать 3–4 привады.
[mkref=3176]
Начало по отстрелу животных на приманку было неудачным. Я промазал по стоячему дайкеру с 60 метров! После того как я понял свою ошибку и немедленно «подкорректировал зрение», стрельба пошла лучше. Хартебист Лихтенштейна стоял «во фронт» ко мне и, не без оснований, подозрительно глядя в мою сторону. Укрывшись за термитником, я выстрелил, целясь в основание шеи. С энергией.416 Rigby трудно поспорить, и удара 400-грановой пули Tripple-Shock хватило, чтобы опрокинуть 250-килограммового быка на спину. Наконец-то новая винтовка Johannsen показала свои достоинства, и дело пошло. У меня есть первая привада.
Сейбла я искал долго, все не складывалось. То одна коричневая молодежь без вожделенного черного самца, то куду, не входящий в мои планы, то хартебисты, которых я теперь не имел права стрелять, выстраивались, как на парад, в 20–60 метрах. Наконец, после очередного ланча, мой пиэйч засекает в бинокль перемещающееся в кустах стадо, замыкает которое искомый красавец. Отслеживая перемещение стада, мелкими перебежками, а иногда и переползая, удается сократить дистанцию метров до 150 и затаиться за одиноко торчащим посреди саванны кустом, но выстрел сделать нельзя. Бык наполовину скрыт мелкими деревьями, и их ветки способны сделать рикошет. Когда последняя голова скрывается из виду, продолжаем подкрадываться в ту сторону, от кустика к кустику, от деревца к деревцу. Следом за нами следопыт-трекер и геймскаут. Попытки подойти повторяются уже 3 или 4 раза, и, наконец, сэйблы выходят почти на открытое, и пиэйч Поль спешно устанавливает треногу. Устанавливаю на прицеле кратность х6 и выцеливаю плечо красавца. Самки повернули головы в нашу сторону, но взрослый самец пока не шевелится, и… грохот разрывает тишину. Я вижу убегающее стадо и какое-то движение на земле, в том месте, где только что стоял мой сейбл. Мы бежим с Полем к этому месту. Мой сейбл! Вот он лежит, закинув красивые саблевидные рога далеко за спину, я слышу его последний хриплый вздох, и… мне его жалко. Это ощущение останется со мной навсегда: гордость, жалость, усталость, счастье и торжество сливаются воедино.
Утро, идем по ночному следу стада буйволов, похоже, бесперспективному, и замечаем копающихся в чем-то своем бородавочников. Трофейный экземпляр стоит ко мне рылом на противоположном склоне низинки. Ну, теперь есть третья привада.
Подвесив бородавочника, выясняем, что на первую приваду уже приходила львица! Поль считает, что утром, вернувшись к своим, она непременно принесет на усах и запах мяса. Завтра самец последует за самкой, чтобы поглядеть, что она нашла. Принимается решение срочно перевесить туда сейбла со второй привады. Приехав на место около 17:00 с уже пахучей антилопой в кузове, мы едва успели ее повесить, как поняли, что не одни. Львица лежит в кустах и ждет, пока мы уйдем.
Следующим утром выдвигаемся на место раньше обычного, и со всеми предосторожностями машина идет в объезд вокруг привады. Пешком не имеет смысла, поскольку из-за травы разглядеть кого-либо с малой высоты невозможно. И действительно, в 100 м от привады мы увидели сначала вставшую из-под куста вчерашнюю матерую львицу, а потом и вскочившего с рыком хозяина. Потом оба мгновенно ретировались, но мы знали главное — лев есть! Теперь возникла новая проблема: нет нового мяса для привады. Конечно, все участники охоты делились между собой, но «напряженка» была у каждого. Часть моего сейбла съел леопард на приваде у Антона, и он готов был в благодарность выделить свежую лопатку своего хартебиста. Из-за длинных концов дороги получилось так, что мы успели только перевесить бородавочника на «львиное» место и построить засидку, и в нее пришлось садиться немедленно.
Все было сделано в лучшем виде, но до полной темноты так никто и не явился. Вероятно, львы все же расстроились после утренней вынужденной пробежки, а может, повлияло полнолуние. Нас забирают тем же порядком, каким и приехали, и мы, оставив все, как есть, убираемся восвояси, дабы немного поспать и забрать обещанную Антоном лопатку, на всякий случай. Я спрашиваю: «Ведь когда нас привезут под утро, львы услышат автомобиль и уйдут?» «Да, они уйдут, но недалеко, если не шуметь и не глушить мотор, но машина уедет и они вернутся»…
Под утро луны уже нет, и, хотя привада размещена очень грамотно, на фоне открытого места, где светать будет в первую очередь, пока еще темно, хоть глаз выколи. Но слышно очень хорошо. Слышно каждый шаг умной кошки. Вот он подошел к приваде. Почему «он», вы спросите? А вы слышали когда-нибудь этот низкий рык, идущий как бы из недр Вселенной, проникающий до мозга костей? Невольно всплывает в памяти озвученная Хемингуэем сомалийская поговорка, которая гласит, что «Храбрый человек три раза в жизни пугается льва: когда впервые увидит его след, когда впервые услышит его рычание и когда впервые встретится с ним». След я видел, и он, по сравнению с медвежьим, меня, как ни странно, не испугал. Рык… Не назвал бы это собственно страхом, но есть в нем нечто завораживающее, заставляющее непроизвольно подняться дыбом волосы на затылке и затрепетать что-то в бронхах. Царь зверей — есть царь зверей. Один громкий протяжный и глубокий и сразу несколько коротких прерывистых. Вот он потянулся и, встав на задние лапы, передними ухватился за мясо, дерево затрещало натуженно. Вот он оторвал кусок от бородавочника и ест, не переставая ворчать. А вот, в 20 метрах правее нашего шалаша, львица пытается приблизиться, ее рычание совсем с другой интонацией, скорее демонстрирующей, чем хозяйской. Третий рык слева, метрах в 100, но зверь ближе подойти не решается. Тут же грозный, останавливающий рык в ответ: мяса здесь немного и на всех не хватит! Так продолжается несколько раз, я слышу, как трещат кости бородавочника под мощными клыками. Ну где же хоть малейший проблеск рассвета?! Глаза привыкли к темноте, но все равно различимы только контуры, а под деревом с привадой пока тень. Даже великолепный засидочный «цейс» не спасает положения. Львица беснуется, понимая, что мясо сейчас закончится и она голодна. Она бегает справа от шалаша взад и вперед, но в какой-то момент замолкает, и я слышу ее шаги и дыхание у себя за спиной. И тут я соображаю: в кузове лежало мясо! Та самая лопатка, наш НЗ. И она его учуяла. Скорее всего, пара капель крови вытекла и капнула в траву, пока мы вылезали, и этого ей достаточно: прошло-то всего ничего. Во всяком случае, ее разочарованный рык в том месте, где был правый борт кузова в момент нашей высадки с левого, заставляет Поля потянуться к своему карабину. Мой давно снят с предохранителя, но он смотрит в противоположном направлении. С ужасом понимаю, что если, предположим, наш трекер, подававший нам что-то и ступивший при этом под дверью в шалаш на землю, перед этим в темноте случайно наступил в кузове на мясо… Но обошлось.
Вскоре львы удаляются, один спокойно-ворчливый, другой недовольно-взвинченный, третьего теперь не слышно. Сереет. Пытаюсь разглядеть в прицел, что осталось от привады, и вижу какое-то движение. Поль шепчет: «Леопард, самка». Когда голова появляется между ветками, теперь и я могу уже разглядеть. Взобравшись на ветку, на которой висят остатки сухожилий от привады, кошка пытается подтащить их к себе поближе лапой. С урчанием глодает кости. Потом, спрыгнув вниз, подскакивает и, уцепившись за импровизированные качели, старается отгрызть чего-нибудь снизу. Но в конечном итоге, когда я уже налюбовавшись, могу пересчитать даже пятнышки на шкуре, уходит и она. Что делать? Львы полуголодные, а серьезного мяса больше нет, как их затормозить, ведь наверняка недалеко ушли, лежат где-нибудь неподалеку… Даем шепотом по рации команду трекеру потихоньку подъехать и освежить приваду нашей лопаткой — а вдруг? Наш последний шанс — не факт, что до вечера кого-то удастся застрелить. Все делается, как намечено, но тщетно. Полностью рассвело, дальше сидеть бессмысленно. Поль потихоньку оглядывает местность вокруг засидки в бинокль поверх стен, встав в своем кресле в полный рост. «Львы рядом, их стронула машина, но они спокойны, я их видел вон там…» Гляжу, куда он показывает рукой, и мы вместе любуемся отдыхающей самкой леопарда. Потом Поль говорит: «Гляди левее, вон, под деревом, наши львы».
[mkref=3177]
Дальномер показывает 160 м, голова начинает отщелкивать варианты, как арифмометр: мяса нет и вряд ли будет; уйдут; дистанция для стрельбы; не упустить… Я: «Будем стрелять?» Чувствую, что Поль не уверен в моем выстреле и ему не улыбается добор подранка льва. Тем временем замечаю, что львы уже обратили на нас внимание. «Мы будем стрелять или нет? Сейчас? Или они уйдут!» «Ты хочешь стрелять?» «Да, я готов стрелять». «О’кей». Мы сползаем с противоположного ото львов борта и делаем несколько шагов в проекции машины по направлению к ним. Я вижу, что львица поднялась и сделала несколько шагов в сторону, а лев поднял голову. Тренога уже передо мной, и я упираю выкрученный аж на х12 «цейс» ему в лопатку. Лежит головой от меня на пологом подъеме и уже открыл прищуренные против встающего солнца глаза. Все движения на полном автоматизме, я сам не заметил, как мой правый локоть примостился на любезно подставленном для большей стабильности локтевом сгибе Поля, и, пока прицел не подпрыгнул от отдачи, я успеваю заметить, как пробежала при попадании волна по лоснящейся шкуре, и большая кошка со страшным рыком подскочила на месте, изгибаясь. «Бежим, стреляй еще!» Поль хватает свой карабин из рук трекера, и мы бежим, и я пытаюсь поймать на бегу в перекрестье убегающего льва, но, несмотря на выкрученную в х3 кратность, это не удается. Тут нас настигает наш автомобиль, и Поль орет: «Залезай!» Я вскакиваю на ходу в кузов, руки на ощупь автоматически скидывают «цейс» на сиденье и пристегивают «Сваровски» в положении х1, что занимает долю секунды, пока я смотрю на львицу. Она стоит в замешательстве в двух метрах от траектории, а лев бежит влево, уже дальше нее. Но теперь, двумя глазами, мне легче. Пуля взрывает фонтанчик пыли прямо у него перед мордой, и он, развернувшись, бежит прямо на нас. Другой выстрел, вижу, зацепил слегка, скорее всего, по лапе, и он опять изменил направление, теперь вправо, в сторону от львицы, которая, застыв на том же месте, переводит взгляд то на нас, то на самца. Машина подпрыгивает на кочках, и пуля делает фонтанчик у него над головой. «Мимо, высоко бьешь!» «Вижу». Кусты близко, но по сухому щелчку бойка понимаю, что магазин пуст, выхватываю с пояса еще два патрона, один вкидываю рукой в патронник и, захлопнув затвор, на этот раз прицеливаюсь тщательнее, успевая заметить кровавую пену, падающую с губ лохматого красавца, и… после этого выстрела он наконец останавливается и одновременно с потоком крови из пасти заваливается на правый бок. Мощный зверь. Старый и красивый.
В лагере была встреча. Машину предварительно специально украсили ветками, мне на голову сплели из травы специальную корону, правила обязывают. Подъезжая, добывший льва стреляет в воздух два раза, леопарда — один раз. Весь лагерь высыпает в полном составе и пляшет, непрерывно исполняя песню-кричалку «Кабуби, кабуби-кабуби…» и т.д. Я спрашивал потом Поля, что означает это слово. «Это не на суахили. Это полулегендарное, полумифическое имя большого охотника, некогда победившего льва. Но теперь это имя нарицательное, ничего конкретного не означает. Просто это само по себе льется из души, ничего другого от восхищения высказать невозможно…» Вот такой вот народ, такая история… По вкусу сердце льва похоже на сердце любого другого животного, но хочется думать, что-то новое оно для меня дало. Царь как-никак… хоть и зверей.