С грустью приходится установить тот несомненный факт, что редкий окладчик заслуживает доверия; по крайней мере, из знакомых мне окладчиков, которых не менее 300 человек, надежных людей — 4–5, не больше. По этой причине с окладчиком нужно держать себя с известным тактом и на слово ни в каком случае не верить, а все проверять по доказательствам.
Известие об обложенном или найденном на берлоге медведе необходимо принимать от самого окладчика, без посредства комиссионеров, причем надо просить возможно подробно рассказать, при каких именно условиях и обстоятельствах удалось ему найти или обложить медведя. Когда он окончит свою историю, в которой часто все от первого до последнего слова ложь, полезно предложить ему несколько вопросов о том же, по всему предмету вразбивку. Чем разнообразнее будут эти вопросы, тем отчетливее обрисуется и картина могущей состояться охоты, и характер самого окладчика.
Ох уж эти окладчики! Сколько крови в состоянии они перепортить охотнику своей невозмутимой беззастенчивостью и своими ультрамошенническими проделками.
Необходимо поэтому самым отчетливым образом убедиться, что медведь — не миф, а действительно находится под наблюдением окладчика. Затем непременно надо точно расспросить и добиться — на чьей земле лежит зверь. Никогда нельзя верить окладчику, всегда уверяющему, что владельцами земли охота «без сумления» разрешена. Это «без сумления», по приезде на место, иногда может вызвать столько «сумлений» и неприятностей, что и охота станет не в радость. От окладчика надо требовать предъявления не только письменного разрешения на охоту от владельца земли или приговора от совладельцев, но и точного определения стоимости постоя, или, выражаясь жаргоном окладчика, — постели.
Окладчик заманивает часто охотника за 150–200 верст от железной дороги, а там «общество» обчищает карманы охотника как можно старательнее за постель. Часто постель становится дороже самого медведя. «Проехал 200 верст, что угодно заплатит. Без охоты домой не поедет, — сердце не пустит!» — так рассуждают обитатели всевозможных Полян, Ручьев, Выселков и Дворищ, и нам, охотникам, со стыдливой краской на лице приходится признаться, что тонко- таки знают они наше охотничье сердце.
Убедившись, что медведь есть и что на охоту имеется разрешение владельца, следует приступить к торгу и к остальным условиям, по возможности стараясь ничего не упустить из виду.
Неопытный охотник должен покупать берлогу не иначе, как поставив непременным условием, чтобы зверь был окладчиком выставлен именно на него, охотника, — другими словами, что деньги будут уплачены лишь за того медведя, которого охотник или товарищи его будут стрелять. Не сделав такой оговорки, а условливаясь платить за круг с медведем или, вернее, круг с медвежьими следами, охотник, по нынешним временам и нравам, никогда медведя не увидит. Окладчики обложат ему одну пустую петлю медвежьих ходов, в то время как самый медведь будет обложен в другой стороне, а в конце охоты как по нотам мужички разыграют хорошо разученную комедию, как медведь шел, как ен рявкнул, как чуть совсем не съел дядю Евстигнея, иногда принесут и шапчонку яко бы дяди Евстигнея, поболее рваную, — и, наконец, заявят, что ен, черная зверюга, бросился на облаву и, несмотря на крики и чуть ли не рукопашный бой, все-таки прорвал облаву и ушел. В финальном заключение охотник платит, смотря по условию: 1) за круг, 2) за облаву, 3) за рваную шапку, 4) за постой и 5) всего, конечно, больше на водку. И грустно, и обидно, но это — так…
Медведя следует покупать не иначе, как с веса, непременно оговорив, что за стреляного, но не убитого, платится такая-то сумма. Если окладчик не соглашается продать медведя с пуда, жалеть и тужить не стоит: значит, медведь так невелик, что с пуда продать его невыгодно. Были случаи, что петербургские охотники, не приняв во внимание это обстоятельство, платили по 200 рублей за двухпудового лончака; с московскими охотниками такие случаи бывали еще чаще.
Привести все уловки, к которым прибегают окладчики, почти невозможно; я упомянул только о наиболее часто повторяющихся, но полагаю, что и их достаточно, для того чтобы получилось ясное представление о типе окладчика нового времени.
Бесконечно счастлив охотник, имеющий возможность часто наезжать, а еще лучше — жить в такой местности, где держатся медведи и где сам он может обложить или найти зверя. Вся подготовительная работа, безусловно, интереснее той минуты, когда зверь валится от пули; это знает каждый охотник, убивший уже несколько штук зверя.
Но окладчику не расчет учить охотника — барина, да и не у всякого барина — охотника есть теперь досуг для того, чтоб изучать эту науку, на месте и в деле, хотя она и не особенно трудна. Вот те основания, которые побуждают меня к изложению нижеследующих сведений, чисто практического характера, не представляющих, быть может, интереса общего или научного, но заключающих несомненный интерес для охотника. Настоящий барин — охотник должен знать больше мужика — охотника.
Окладывать медведя всего удобнее после того, как неожиданно выпадет снежок, и медведь, не успев во время убраться, обнаружит след. Если местность, где обнаружен медвежий след, пересеченная, то есть если там достаточное количество дорог или если вообще лес идет отъемами и непроездных болот мало, то всего лучше идти не пешком, а запрячь простые дровни и выехать на них в лес.
Приехав на след, необходимо определить приблизительно его направление и затем, дорогами, перехватывать этот след дальше и дальше, все время, не упуская из виду его направления. Если, наконец, след этот, при новом заезде по дорогам, не будет перехвачен и, сделав круг, охотник приедет на последний входной след, то зверь обложен. Такой способ обкладывания сохраняет силы и время, что весьма дорого, в особенности в начале зимы, когда не только за один день, но даже за один час может подняться непогода, и след может быть быстро занесен. Это и случается довольно часто, к огорчению охотника и к благополучию медведей, особенно в начале зимы.
Обложив, хотя в санях, на большом кругу медведя, охотник все-таки будет ближе к нему, если бы даже поднялась непогода и если бы след исчез, чем стоя на следу зверя и не имея понятия о том, как далеко ушел он вперед.
Обложив большим кругом (что чаще всего и делают опытные окладчики), можно, в случае ненастья, терпеливо переждать и только после того, как нападет достаточно снега, уже выискивать круг, обрезая от него все пустое и ненужное. Но только очень опытный окладчик сумеет отрезать то или другое место оклада с твердой уверенностью в том, что как раз именно в этих отрезах и не вырвется медведь. Неопытный же охотник, чтобы избегнуть этой ошибки, должен, прежде чем идти дальше по пути розыска медведя, самым добросовестным образом выходить собственноручно каждый обрез, не пропуская ни одного подозрительного места и всматриваясь очень внимательно в следы. Часто, несмотря на большой снег, где-нибудь в чаще, под елками, может сохраниться след зверя; а такой след служит всегда весьма ценным указанием для дальнейших розысков. Необходимо примечать потные и болотистые места, — проходя ими, медведь часто проваливается и, вытягивая ногу, выбрасывает наверх комки грязи и мха. Если попадаются подозрительные лунки — впадины в болоте, и кое-где виднеется около них грязь, а самые лунки очертанием своим в общем напоминают след медведя, — то необходимо, проходя мимо, хорошенько и подробно обследовать эти места. Повторяю, спешить, когда медведь обложен на большом кругу, ни в каком случае не следует; торопливость тут нужна менее всего. Поспешишь — людей насмешишь, а главное — дела не сделаешь!