Какой бы ни была охота, удачной или не очень, возвращаться с нее всегда грустно. За окном машины проплывают сказочные пейзажи золотой осени, соблазняя остаться еще на денек. Но отпуск, которого ждал весь год, потрачен до конца, и надо возвращаться в город, к отложенным на время делам и заботам.
Проезжая с другом Володей приметные места, я невольно вспоминал, о чем мы с ним здесь говорили девять дней назад, предвкушая скорую охоту и торопясь в далекую деревеньку, затерявшуюся где-то на просторах Кировской области. Спидометр наматывает километры на счетчик, но кажется, что идет обратный отсчет нашему маленькому приключению и он полностью обнулится, когда машина остановится у подъезда дома глубокой ночью. И останется только вспоминать о прошедшей охоте...
С ружьем наготове я пробираюсь сквозь ивовый подрост, стараясь не потерять из виду плывущую на потяжках легавую. В каждом ее движении осторожность и какая-то напряженная вдумчивость. Вот она прокралась еще несколько метров по невидимой ниточке волнующего запаха вальдшнепа и, приподняв переднюю лапу, замерла на стойке, азартно сверля горящим взглядом что-то скрытое за раскидистым ракитовым кустом...
В первый же день я повел Володю в заветное место, где в прошлом году мы с Цуной наткнулись на хорошую высыпку вальдшнепов. Раньше на окраине заброшенного поля, поросшего лозняком, за полчаса мы поднимали с десяток птиц. Однако из-за густой листвы удавалось выстрелить всего пару раз и взять лишь одного кулика. Но на этот раз было все по-другому.
Середина сентября, ивовый лист пожелтел, частично опал и шелестит под ногами. Стрелять будет гораздо легче. А главное, охотников теперь двое. И Володя, идущий по краю зарослей, надежно прикрывал правый фланг, куда зачастую уходят поднятые птицы.
– Цуна, вперед!
Мелькнув тенью среди сплетения ветвей, вальдшнеп резко заложил вправо и в доли секунды скрылся из виду. Тут же в стороне грохнул Володин дуплет, и радостное «Готов!» оповестило округу, что выстрел достиг цели.
– С полем, Вова!
Принял у собаки еще теплого упитанного осеннего вальдшнепа... Я был очень рад, что мой товарищ оказался хорошим стрелком, так как сам стреляю весьма посредственно, нередко зарабатывая презрительные взгляды Цуны после очередного пуделя. В компании же с Володей курцхаар не остался без работы, апортируя битую дичь – от перепелки до зайца.
Но больше всего я был благодарен Володе не за меткие выстрелы и не за выносливость на ходовых охотах, а за его кулинарный талант и негасимый энтузиазм что-нибудь приготовить, лишь только выпадала свободная минутка. Дымящаяся яичница с утра, всевозможные салаты, настоящий украинский борщ... А плов! Об этом надо рассказать отдельно.
День был солнечным и тихим с самого утра. По лазурном небосклону медленно брели белые барашки кучевых облаков. Стояла теплая пора «бабьего лета». Разомлев на завалинке, я наблюдал, как Володя готовил. Хотя нет! Он не готовил – творил! В разогретом на открытом огне казане, шипя, скворчал курдючный жир, обжарки которого, присыпанные солью, стали чуть позже отличной закуской. Затем Володя достал из припасенных заранее мисочек мелко порезанную морковку, лучок, слегка отваренный рис, барбарис, зиру и другие специи.
Откуда-то появилась лопатка косули, забитой еще в Беларуси. Все это резалось, перемешивалось, солилось, перчилось, обжаривалось в строгой последовательности и в строго определенное время, известное лишь одному повару. Куски мяса покрывались румяной корочкой, сквозь толстый слой желтовато-оранжевого риса прорывались фонтанчики кипящего масла.
Над казаном поднимался густой ароматный дым, вызывая журчание в пустом желудке. И вот наконец наступил кульминационный момент: Володя протянул мне ложку, полную рассыпчатого горячего плова, и под холодную стопочку я попробовал его шедевр. Нет, это нельзя передать словами! Это надо есть!
Однако пора вспомнить и об охоте...
К обеду погода совсем испортилась. С севера наползли низкие свинцовые тучи, небо заволокло серой хмарью. Временами шел мелкий дождь, и ветер тревожно шумел в кронах деревьев. Не торопясь, я шел по лесной дороге, укрытой опавшими листьями, размышляя, решится ли выйти зверь на поле в такое ненастье?
Еще думалось, что охота на овсах сродни весенним охотам на токах или на тяге, похожих на хорошо поставленный спектакль, в котором актеры – охотник и дичь – из года в год играют отведенные им роли.
Вот и сейчас на сцене, в полтретьего дня, появился Охотник. Он остановился на опушке леса. Прислушался и осмотрелся. Впереди на зарастающем березняком и редкими елочками поле виднелась вышка, сразу за которой начинались посевы овса. Шуметь больше нельзя. Охотник тихо, выверяя каждое движение, забрался на засидку.
Отстегнул погон от карабина и поставил ружье в угол. Притороченные к солдатскому вещмешку суконные штаны и куртку положил в сторонке. Достал шапку, сидушку, термос, пустую бутылку Nestea. Промерил дальномером дистанции, на которых может вестись стрельба. Посидев минут десять и остыв от ходьбы, переоделся в теплое и замер, прислушиваясь к лесным шорохам.
Медведь появился в четыре часа дня. Он поднялся из глубокого, захламленного лога, неосторожно треснув сушиной и, как и положено медведю, залег у опушки леса, вслушиваясь в то, что творится на поле. Охотник о нем узнал из истеричной трескотни пестрых соек, снующих по веткам у самой земли и, кажется, готовых заклевать потревожившего их зверя. От накатившего волнения в висках Охотника застучали молоточки, сердце бешено забилось. «Он здесь, он пришел!» – вертелось в его голове…
Волнение ушло так же резко, как и появилось. Сойки успокоились и разлетелись по своим делам. Прошел час. По-прежнему моросило. Небо, затянутое до горизонта дождевыми облаками, ничего хорошего не сулило. Над перелеском в низинке лег дымкой туман. Налетающие временами порывы ветра рвали его, бросали клочьями вверх, разнося по окрестностям тающие лоскутки. Но стоило ветру стихнуть, туман наползал снова, с упрямой настойчивостью отвоевывая себе жизненное пространство. К ночи он окутает все кругом непроглядной пеленой, и караулить зверя дальше не будет смысла. И Охотник стал просить Бога послать ему хорошую погоду.
Господь, обычно безучастный к его увлечению охотой, на этот раз внял молитвам и сотворил маленькое чудо. Дождь, как по щелчку выключателя, закончился. В облаках, гонимых на юг, стали появляться просветы, и вскоре небо слегка очистилось от туч. Бушевавший ветер стих, лишь пожелтевшие монетки березовой листвы на верхушках деревьев слегка дрожали от его дыхания. У Охотника появился шанс.
Откуда можно ждать появления зверя? Слева от засидки овес был уже хорошо укатан, так что образовалась ровная площадка метров десять шириной, но справа, подходя вплотную к лесу, он был еще нетронутым. Если Медведь решит выйти по-светлому, то непременно появится здесь, чтобы иметь возможность в случае опасности сразу же скрыться в чаще.
Неожиданно тишину, повисшую над полем, нарушил шум крыльев. Стая тетеревов пролетела в двадцати метрах от вышки и расселась на березах напротив. Косачи уже полностью перелиняли в зимне-весенний наряд. Они резко выделялись черными угольками на желтом фоне осеннего леса.
Посидев немного, черныши призывно забормотали, зачуфыкали. Но пестреньких тетерок сейчас интересовал хлеб насущный, а не любовные серенады, и птицы одна за другой спланировали на поле. Чуть погодя осторожные петухи последовали их примеру. Тетерева деловито прохаживались по земле, склевывая упавшие зерна. Но идиллия длилась недолго. Откуда ни возьмись над полем серой тенью пронесся ястреб-тетеревятник. В мгновение ока тетерева бросились врассыпную под защиту леса, взлетев не более чем на метр-два от земли. Хищник, оставшись ни с чем, сделал круг над полем и не спеша, с достоинством, удалился. Где-то высоко в небе загудел турбинами пролетающий самолет. Под его шум Охотник потянулся, расправил затекшую от долгого сиденья спину и снова замер.
Тетерева вернулись минут через сорок. Посидев на верхушках деревьев дольше обычного, птицы слетели в овес справа от вышки – рядом с тем местом, где Охотник ожидал выхода зверя. Имея теперь в своем распоряжении надежных сторожей, которые непременно предупредят его о появлении Медведя, Охотник закрыл глаза и погрузился в полудрему…
Разбудил его громкий треск крыльев поднявшейся стаи. Медведь прослушал поле и, не обнаружив опасности, стал обходить его краем леса. Он шел уже не таясь, уверенный, что ему ничто не угрожает. И вот тут, Охотник, не зевай: развязка близка! В елочках, у края поля, зашелестела пожухлая трава, и через мгновение из ельника вывалилась массивная черная туша зверя. Медведь, подняв вверх лобастую голову, напряженно ловил носом потоки воздуха. Тихо сбросив варежки на шинель, постеленную под ноги, Охотник покосился на стоящий в углу карабин. Помявшись на краю несколько минут, Медведь уверенно, как хозяин, смело вышел на поле. Его густая, черная как смоль шкура колыхалась и вздрагивала при каждом шаге...
Ружье уже в руках. Теперь надо терпеливо ждать, когда кормящийся зверь подставится под верный выстрел. Медведь, занятый овсом, неспешно двигался мохнатой, горбатой горой вдоль кромки поля. Но вот он остановился и, опустив голову, повернулся боком. Привстав с сидушки, Охотник положил карабин на перила вышки и навел крестик прицела за лопатку зверя. От выстрела, разорвавшего вечернюю тишину, Медведь подпрыгнул и как-то неуклюже, медленно бросился в лес. Перезарядившись, Охотник успел послать ему вслед вторую пулю. Все, спектакль окончен...
...В наступившей тишине я ловил каждый шорох. Но не слышал ни предсмертного хрипа, ни бьющегося в агонии тела. Для меня это самое мучительное время: выстрелить и не знать, добыт трофей или нет. Или, что еще хуже, выстрелить, но не найти добычу. И хотя я на 200% был уверен, что мертвый медведь лежит где-то в логу, в голову лезли сомнения и недобрые мысли.
Снова закапал дождик и поднялся ветер. До наступления темноты оставалось около часа, и я решил не ждать егеря, который должен заехать за мной только в 11 вечера. Переодевшись в легкую одежду и оставив на засидке все вещи, кроме карабина, я поспешил в деревню. Накрапывающий дождик обрушился ливнем, лишая надежды найти подранка по крови. Домой я пришел в глубоких сумерках, вымокнув до нитки. Прикрутив к дробовику фонарик, мы забрали молодую лайку, для которой поиск моего медведя будет первой работой по зверю, и тронулись в путь.
На раскисшей дороге, изрезанной глубокими колеями, уазик засел, и до вышки мы добрались уже в полной темноте. Поиски на поле ничего не дали. Если и была кровь, то ее давно смыло дождем. Спустили собаку с поводка рядом с тем местом, где медведь влетел в лес. Лайчонка, виляя «баранкой» и, видимо, расценивая происходящее как игру, покрутилась в ногах и наконец исчезла в чаще. Прошло минут пять – ни звука. Перекрестившись, плечом к плечу, с ружьями на изготовку, мы с егерем зашли в лес и... облегченно вздохнули: луч фонарика выхватил из тьмы темную тушу зверя, уже припорошенную опавшей листвой...
Утром последнего дня, измученный бессонными ночами, после очередной неудачной попытки подманить лося, я решил развеяться и прогуляться в ближайший лес за рябчиками. Уже не раз я слышал в тех местах их мелодичный пересвист, да и Цунка по дороге на охоту, бывало, поднимала выводок, шумно вспархивающий с земли. Однако в то утро рябчики либо куда-то перелетели, либо у них не было настроения отвечать на мой пищик, но никого я так и не подстрелил. Вконец расстроенный, в грустных мыслях я потопал назад и на крутом угоре остановился перевести дух. И тут я словно прозрел. Вокруг, окутанная утренней дымкой, стояла тихая золотая осень. Над еще сонной тайгой, простирающейся на многие километры палитрой желто-зеленых красок, стоял негромкий говорок тетеревиного тока. Березы уже наполовину сбросили листву и в легкой грусти белели пестрыми стволами среди осеннего леса. Пахло утренней свежестью, палой листвой и хвоей соснового бора. Какая же это была красота! Мне ли о чем-то жалеть в это прекрасное утро?! Я вспомнил все хорошее, что было за эту охоту: добытого медведя, красивую и страстную работу легавой, треск и грохот приближающегося лося, тихую глухариную песню на дальней вырубке, медведицу с медвежонком, беспечно кормящихся на овсяном поле, осеннюю тягу вальдшнепов, душевные посиделки с друзьями в бане и многое, многое другое...
Я еще раз окинул взглядом осенний лес, стараясь зафиксировать в памяти этот момент, унести с собой на всю жизнь неброскую тихую красоту Родины. Постояв немного и поправив ружейный погон, я поковылял вниз к деревне, снова погружаясь в раздумья...
Жаль только, что Володя так и не взял своего медведя. Но ничего, на следующий год точно возьмет!