Дом егеря Буренкова – третий от края деревни Грибчиха, упиравшейся в огромное пахотное поле Белавинской птицефабрики. Кукуруза, рожь, овес, картошка ежегодно что-нибудь да росло на нем. Рано утро, подъехав к его дому, мы вежливо постучали. В крайнем окне от двора загорелся свет, кто-то вышел в сени. – Кто там? – Нам Ивана Буренкова, охотники мы.
Наконец, появился и сам егерь, которому мы объяснили, зачем приехали. В планах на эту субботу мы у Ивана, конечно, не были и свалились как снег на голову. Уладив наскоро свои дела, он вышел к нам, и мы гурьбой, перейдя заснеженное поле с остатками ботвы от картофеля, вошли в лес, оставив машину в деревне. Егерь уверенно на опушке леса находил устроенные им кормушки, в которых нетронутыми лежал замерзший картофель, корки хлеба и еще что-то, присыпанное снежком.
Обшаривая участки леса, дошли мы и до забора зоны Б Белавинской птицефабрики. Выполняя грандиозные планы продовольственной программы в районе деревни Грибчиха и была построена целая птицефабрика с огромными по площади корпусами зоны А и Б, котельной на привозном мазуте, гаражом, пожарным боксом и, конечно, конторой.
Обойдя вдоль забора зону Б, мы так и не нашли, чего искали. Свежих следов кабанов не было. К этим заборам частенько наведывались кабаны в поисках дохлых кур, которых выбрасывали за забор. Да и Иван говорил нам, что были случаи – он собирал под забором частенько расклеванных воронами и воронами кур, нес их в кормушки. Не найдя кабанов, было принято решение послать в деревню за машиной и ехать дальше. Команда в этот раз была в полном составе: 11 человек и егерь –12-й. В ней были лесники, шофера, мастер леса, рабочий с пилорамы, машинист тепловоза.
Благополучно доехали до деревянного моста через речку Сеньга (Ржавка). Машину оставили возле остатков шалаша на краю обширной поляны. В нем в свое время жила бригада косцов по заготовке сена – шефов Белавинской птицефабрики, какой-то фабрики или завода города. Наш егерь хорошо знал границы вверенного ему обхода, уверенно вел нас за собой по просеке. Идти было нелегко. Снег почти по колено, осадку еще не давал, и приходилось в этом сыпучем месиве часто менять впередиидущего.
Прошли один квартальный перекресток, второй, а егерь все шел и шел вперед. Послышался первый ропот идущих. Внезапно идущие впереди остановились и что-то там разглядывали справа и слева нашей просеки. Остановила их глубокая колея в снегу поперек просеки – кабаний переход и, как определили знатоки, слева направо прошло целое стадо. После недолгого совещания было решено сделать так называемый «слепой загон». На всякий случай у тропы оставили самого надежного стрелка.
Осторожно продвигаясь вперед, через каждые 30-40 метров на просеке были расставлены остальные 8 человек. Получилась линия стрелков на 300-350 метров. Поставив на номер последнего охотника, егерь вернулся к входному следу.
Он впереди, я следом сошли с просеки и пошли по глубокой колее, проложенной кабанами. Но недолго мы шли по колее. Отойдя от открытой просеки, кабаны разошлись в разные стороны, и их следов стало много, очень много. Впереди что-то зашумело, затрещали сучки и удаляющийся шум бегущих кабанов.
Продвинувшись вперед, мы увидели под кроной огромной ели большой круг голой земли – лежки кабанов. Вдоль выступающих на поверхности корней ели – небольшие углубления от лежек каждого кабана. Куда рванулись от нас кабаны, сколько их, мы не видели, но, судя по кругу голой земли и лежек, – много. Где-то слева от нас гремит дуплет, через мгновение – еще одиночный выстрел, и началась беспорядочная стрельба то в одной стороне леса, то в другой.
Сорвавшись с места, Иван и я в один голос, напрягая все голосовые связки, заорали, что было мочи: «Прекратите...» Не стрелять...» Навряд ли слышали наши вопли разгоряченные охотники с ружьями в руках. Продолжая орать: “Сволочи, что вы делаете”, отворачивая от хлеставших лицо и руки промороженных веток, мы рвемся в сторону прозвучавших выстрелов. Натыкаемся на одного из охотников, стоящего с опущенными вниз стволами ружья. Оказалось, он с последнего номера, сошел с него.
– Что у вас тут? – орем на него.
– Кабаны!
– Где?
– Там – и он манит рукой в сторону оставленной им просеки.
– А чего стрелял?
– Да вон! – и он указал на лежащего, прислоненного к небольшой осинке подсвинка.
Впопыхах от бега по глубокому снегу и постоянного крика ни я, ни Иван и не заметили лежащего в снегу кабана. Егерь не успел сделать несколько шагов к лежащему кабану, как тот вскочил и бросился на него. Каким-то чудом Иван успел схватить того за ухо, отвернул его морду от своих ног, выхватил из-за голенища нож и ударил им чуть дальше лопатки. По следам на снегу охотники вышли на просеку.
Все давно сошли с номеров, некоторые стояли по двое и оживленно показывали руками то в одну сторону, то в другую, взмахи надо было понимать: вот оттуда выскочил кабан или кабаны; после выстрела скрылись там... Справа из-за деревьев показались двое, которые, закинув за спину ружья, волочили по снегу за ноги кабана. Еще один кабан уже был также вытащен из леса или упал прямо посередине просеки. – Ну что, все? – спросил егерь.
Охотник промолчал, и Иван решительно направился в сторону первого номера на входной тропе. Там тоже лежала туша кабана, зачем-то присыпанная снегом. Вы, что, одурели что ли? – не выдержав, закричал я. Стало тихо, и тут я услышал далеко-далеко монотонный, надрывный гул мотора автомашины... «Ну, все! Это с базы Сеньга пробивается на наши выстрелы Саркисов...»
Узнав о количестве кабанов, павших от их выстрелов, все были молчаливы и ждали указаний, что дальше делать. Подходя к каждому номеру, егерь спрашивал: «Ну что, все, нет больше?» Ему отвечали с некоторой долей вины – нет, но Иван все же проверял походя, по краям просеки. И только Василий Иванович все никак не мог успокоиться, все чего-то искал «Нет, – говорил он, – еще должен быть один».
Среди нас, молодых, Василий Иванович, вдвое нас старше – работал лесником, жил в сторожке, участник Великой Отечественной войны. На войне он был ранен, плохо слышал и потерял там правую руку. Пустой рукав куртки лесника он всегда придерживал левой рукой, беседуя с кем-нибудь. Охотником он был от Бога, стрелком – отменным. Стрелял по цели он всегда с левого плеча. Навскидку левой рукой он прижимал приклад ружья к плечу, обрубком правого предплечья поддерживал его под цевье и бил без промаха.
Вот и сейчас Василий Иванович все ходил по истоптанному людьми и кабанами снегу – искал. «Василий Иванович! – вновь спрашивал кто-нибудь. – Чего ищешь?» – Да должен быть еще один! – неизменно отвечал он опять. Ну никак он не мог поверить, что промахнулся. Некоторые, в том числе и я, тоже стали искать. По обе стороны просеки обшарили все кругом. В двух местах пятна крови на снегу и следы волочения туш. Просто кто-то из молодых охотников в этой неразберихе выволок его кабана на просеку и промолчал.
Наконец, все успокоились и от пережитого, и от содеянного, разбрелись по лесу в поисках подходящих жердей для переноски кабанов к автомашине. Всю дорогу я ворчал на своих охотников, которые, шатаясь и спотыкаясь, то и дело перекладывали конец жердей с одного плеча на другое с висящими кабанами: «Навалили? Вот теперь и тащите». – Василич! А что нам теперь будет? – «Надеюсь, что ничего не будет, если Иван сумеет договориться с Манушиным принять лишние, как товарные».
Спустя примерно неделю, увидел меня в обществе охотников Щедрин Н.В. спросил: «Чего вы там в прошлую субботу столько стреляли?» – Да кабан прошел вдоль номеров, – скороговоркой ответил я и умолк... Оказалось, это их команда от завода «Карболит» была на охоте и это их «Урал», полученный не то от нефтяников, не то от геологов, так напугал меня. Их команда охотников во главе с руководством завода на охотбазе “Сеньга” всегда были желанными гостями. От нас в тот день были совсем недалеко...