Но к тому времени, когда я освоила охотничье ружье, кабан обжил Вологодские леса, потеснив в плане охоты не только медведя, но и лося. Перепаханные лесные поляны, взрытая почва у корневищ елей, заставляли грибников с опаской обходить еловое мелколесье, куда вели звериные тропы. Испорченные посевы вызывали справедливую досаду сельчан, уже не рассчитывающих на хороший урожай, после набегов кабаньего стада.
Песчаные дороги между деревнями, как визитная карточка, сохраняли ночные следы многочисленного кабаньего поголовья. Отпечатки крупных копыт, мелкие следки поросят вели со стороны заболоченных заросших низин в сторону полей. Никакие загородки не спасали сельхозугодья от набегов хрюкающих разбойников.
Процветали в те времена колхозы и совхозы или нет сказать трудно, но поля засевали озимыми, яровыми и картофелем повсеместно, что обеспечивало безусловное процветание кабанов. Да еще зимняя подкормка в охотничьих хозяйствах, в общем, стоило утром или вечером выбраться на любое колхозное поле, и можно было видеть уже в конце мая – начале июня темные пятна шкур кормящегося кабаньего гурта.
Как решался в административном плане летний отстрел сельскохозяйственных вредителей, меня с мужем не интересовало. Похоже, решения сельсовета, председателя совхоза и начальника охотхозяйства было достаточно, чтобы после охоты на потравах в сельском магазине появилось в продаже мясо кабана. С учетом тогдашней традиционной бедности провинциальных прилавков, подобная прибавка была маленьким праздником, да и после отстрела посевы получали относительно длительную передышку.
Здешние места для моего мужа с юношеских лет стали второй родиной, а мне оставалось вначале приучиться к охоте, затем освоить стрельбу, а не прикипеть к прекрасной северной природе было уже просто невозможно.
Хотя я не стала чрезмерно заядлой охотницей, но была всегда благодарна навязанному мне увлечению, благодаря которому, узнала красоту раннего утра, чарующие вечерние закаты над тихими плесами, приоткрыла, пусть немного, тайны лесной жизни, перестала чувствовать себя в природе чужаком.
Вот и на этот раз, как только появилась свободная неделя, наш семейный дуэт поспешил в заветные места. И хотя весенняя охота давно кончилась, до осенних утиных зорь было ой как далеко, рыба после нереста отдыхала, все равно отказаться порадовать себя посещением любимых мест, имея такую возможность, было сложно. А тут еще такая неожиданная удача – приглашение поохотиться на потравах. Если у супруга был достаточный опыт охоты на кабана, то для меня подобная вылазка была первой, а сам кабан скорее ассоциировался больше со свирепым диким вепрем, чем с домашней свиньей.
Хотя чисто теоретические знания, почерпнутые из литературных источников, у меня присутствовали, но они нисколько не снимали того волнения, которое исподволь охватывало начинающего охотника при одной мысли о предстоящей встрече с лесным зверем.
Межсезонье, поэтому даже мысли не возникло захватить с собой ружья. Начальник хозяйства вооружает меня двустволкой ИЖ-54, а что досталось мужу, не то чтобы забыла, а просто тогда не обратила внимания. Не было в этой раздаче ружей в то время ничего предосудительного, это сейчас охотников обложили различными лицензиями, заставляя улыбаться работникам разрешительной системы, стоять в очередях в различные медкомиссии, трепля себе нервы, понимая свою зависимость от настроения чиновничьих душ.
Конец мая, начало белых ночей в северных областях. Десять вечера солнце светит вовсю, к полуночи смеркается, но темнота не наступает, а через пару часов уже совсем светлый восток возвещает о наступлении нового дня. Поэтому наблюдать и стрелять можно будет без помех, но и охотник не сможет воспользоваться темнотой как маскировкой.
Ближе к вечеру выехали на поля, где больше всего набедокурили кабаны. Глядя на их работу, удивило отсутствие растительности на полях. Невысокая озимь, чуть появившиеся ростки картошки. Если на картофельном поле кабанов мог привлечь посадочный клубень, то непонятно, что интересовало диких свиней на полях зерновых. Но перепаханные кабаньими рылами большущие участки посадок, следы мелкие, крупные и очень большие, безошибочно указывали на привлекательность колхозных полей для кабанов.
Но удивило по-настоящему, а точнее даже испугало, отсутствие лабазов, так живописно описываемых авторами охотничьих рассказов. Когда мне указали на остатки то ли прошлогодней соломы вперемешку со старой ботвой, то ли сгнившего сена как на место засидки, меня расстроила не возможность перепачкаться отходами сельскохозяйственной деятельности, а перспектива оказаться на одном уровне со свирепыми секачами и кровожадными свиньями, готовыми разорвать охотника, покусившегося на их потомство.
Жалобно взглянув на мужа, мол, может, будем стеречь зверя вдвоем, и не найдя в его глазах понимания, замаскировалась, успокаивая себя, если не стрелять, то кабаны меня не заметят и, как следствие, не тронут. «Не волнуйся, – на прощанье прошептал супруг, – помни, любой зверь боится тебя в несколько раз больше, чем ты его».
Воздух наполнился прохладой, глянула на часы – время к одиннадцати. Протянул вальдшнеп, за ним второй, третий... Если бы не приторный запах отцветающей черемухи, можно было бы подумать, что на дворе середина апреля. Южный край поля потемнел, и я не сразу заметила, как из тени от почти упавшего за лес солнца, вышло стадо кабанов. Черными буграми возвышались три крупные свиньи, вокруг которых крутились разнокалиберные полосатики.
С десяток кабанчиков с собаку величиной, видимо, потомство прошлого года. Через некоторое время на поле вышли еще кабаны. Крупные и не очень, высокие на ногах, ловко перебегали с одного места на другое, своей подвижностью и атлетическим сложением мало напоминая домашних сородичей.
Время за полночь, вокруг кабаны деловито приводят в «порядок» картофельное поле, десятка три, не считая молодняк, похрюкивая и временами обиженно повизгивая, роют землю вокруг моей засидки.
Любопытство прогнало страх, с нескрываемым интересом наблюдаю за ночной жизнью стада. Тихонько несколько раз я поднимала ружье, прицеливаясь. Но нарушать выстрелом кабанью идиллию рука не поднималась, хотя прекрасно понимала цель ночного бдения. Неожиданно кабаны насторожились, собравшись у края поля, совсем близко к моему схрону. От леса метнулись две тени. Старые свиньи сердито буркнули, собирая потомство. Кабаны помельче заметались, чувствуя опасность, но не зная куда бежать.
Какие-то секунды и два крупных ловких зверя закружили кабанов. Часть стада ломанулась в сторону леса, другие кабаны в беспорядке, натыкаясь друг на друга, откатились к моей засидке. «Волки», – пронеслось в голове. Привстав, в пылу заварушки оставаясь незамеченной кабанами и волками, пыталась поймать на мушку серого разбойника.
Наконец стадо разобралось, рвануло к лесу, несясь мимо меня в нескольких шагах. Мелочь едва поспевала за взрослыми. Пронзительный визг, схваченного волком поросенка, заставил свинью остановиться. В нерешительности, испуганно хрюкая, кабаниха боялась атаковать волка и вместе с тем не могла оставить свое визжащее дитя. Развязка наступила неожиданно для кабана и волка. Прозвучал выстрел моего ружья, поросенок, припадая на заднюю ногу, вместе со свиньей пустились наутек, а волк, отброшенный пулей на пару метров, уткнулся открытой пастью в перекопанную кабанами землю.
Второй волчище, видя такую развязку, на махах помчал по полю. После выстрела крутанулся, хватая зубами себя за крестец, видимо, туда попал снаряд, и, волоча задние лапы, скрылся в кустах.
Утренний разбор охоты, где я чувствовала себя, если не героем, то по праву опытным охотником, проходил под одобрительные голоса моих компаньонов. Второго стрелянного мной волка добрали в тот же день. Больше в этот выезд на потравах я не охотилась. Ведь по ошибке можно взять свинью, осиротив полосатиков. Пусть подрастут. Вот когда поднимутся овсы, ближе к осени, можно будет еще раз попытать счастья.