Было пасмурное осеннее утро, туман стоял такой, что в 10 метрах невозможно было разглядеть собаку. Погода перепутала нам все карты. Мы собрались у дома товарища и решили ждать. Пили чай, обсуждали планы, намечали места. За живым разговором время шло незаметно, и в девять мы поняли, что сидеть дальше не имеет смысла: приедем на место и там разберемся – авось туман рассеется.
Так и вышло. За городом можно было спокойно различать предметы на расстоянии ста метров. Мы живо разделились на две группы. Загонщики с собаками пошли в одну сторону, остальные – и я вместе с ними – поспешили расставляться на номера. Образовавшаяся на траве изморось четко показывала ночные переходы зверя. Так мы увидели, что два лося вышли из загона. Однако время не ждало, и вот уже последний стрелок занял свою позицию, оповещая по рации о начале охоты.
С этой минуты наши сердца забились чаще. Я старался слиться с окружающим пейзажем, замер и уже не обращал внимания ни на сырость, которая пробиралась за шиворот, ни на выстрелы, которые слышались далеко за спиной, ни на синиц, кокетливо крутившихся рядом. Птички, видно, приняли меня за старый трухлявый пень и с любопытством обследовали меня в поисках насекомых. Мы простояли в напряжении около получаса. Я понял, что зверя нет, когда увидел собак. Лайма подбежала ко мне, бодро виляя хвостом и ласкаясь, как ручная кошка. Ее хозяин, напротив, был угрюм.
– Так и знал, что зверя тут не будет, – вздохнул он.
– А чего ж тогда загон делали? – подхватил я на волне недовольства.
– А кто его разберет! Надежда – это ж такая штука… Не сделали бы – душа б болела. Да и дело ведь не в наживе.
С этим все молчаливо согласились и расселись по машинам. Объехав лесной массив и кинув «Нивы» в канаве, мы стали расставляться еще быстрее. Явное присутствие зверя выдавала обгрызенная кора осины – даже верхушки молодых деревьев были объедены. Первое разочарование тут же отошло на второй план.
Дядя Саша встал на опушке, Максим – в низинке на переходе из болотистых крепей, откуда мы гнали зверя в старый лесной массив. Я остановился в молодом березняке, а Андрей со своим карабином перекрывал большую поляну в двести метров длиной. Дали команду по рации, и началось томительное ожидание в звенящей тишине. Я даже слышал, как облачко тумана, зацепившись за ветку и скользнув по ней, падало каплей вниз.
Все напряженно вслушивались. Вдруг вдалеке раздалось «тяв», следом уже более грубое «тяв-тяв». Видно, зацепила Лайма – подхватил Койот. Работа собак продолжалась недолго: минута-другая, и снова тишина. Я недоумевал. Впрочем, сгорали от нетерпения и любопытства все. От чего лайки, вязкие и злобные, могли резко замолкнуть? Ведь не гончаки же они, чтобы брехать попусту, почуяв свежий след. Может, зверь пошел гоном, но его в таких крепях было бы слышно?
Напряжение возрастало. Вот справа Андрей махнул мне рукой, мол, снимаемся, и пошел вдоль линии стрелков, сообщая всем остальным, что загон окончен. Мне не терпелось расспросить их, что же произошло. Подошедший дядя Вася тоже не смог толком объяснить нам причину. Шагах в 50 он услышал собак, поспешил к ним, но вдруг они смолкли; а еще через 50 метров он увидел, как Лайма с Койотом спокойно обшаривали кусты. Но мало ли что – отвлеклись на мелочь! Кто их разберет!
Мы подождали собак и поехали к большому заброшенному полю, за несколько лет обросшему молодым березняком. Здесь часто задерживались на дневку лоси и дикие козы. По центру, пересекая поле пополам, проходила еле заметная, поросшая травой колея, по которой местные жители возили на телегах дрова из ольшаника. На ней и были расставлены стрелки. Сначала дядя Вася прогнал одну сторону, затем с намерением проработать вторую половину обошел поле скраю. Собаки тем временем унеслись вперед, распутывая ночные наброды. Первой подала голос Лайма, ее подхватил Койот, и началось – закрутилось, завертелось! Шум ломающихся веток, повизгивание собак, и весь этот ураган приближался к нам. Оставалось каких-то 30 метров, но в густом березняке и с пяти шагов ничего не разберешь. Я ждал, когда вся эта компания вывалит на дорогу.
Тут уж мои мысли не удержались и понеслись наперегонки: «Неужели?! Моя первая коллективная охота – и такая удача?! Прямо на меня!» Руки дрожали, все тело бил озноб. В голове застряло одно: только бы не промазать, не подвести коллектив!
Зверь остановился и не двигался с места – видно, прислушивался, оценивал обстановку. Возня продолжалась минут пять. Мне бы сместиться. Подбежать. Но всем известно, что уходить с номера нельзя.
Тут лось, будто почуяв опасность, круто развернулся и ушел в обратную сторону через загонщиков. Такого не ждал никто. По всем правилам и логике зверь просто обязан был пересечь нашу стрелковую линию. Кабан иногда выкидывает подобные номера, но только если выдашь себя. Но лось! Подшуметь его мы не могли, ветра тоже не было. Так и осталось его поведение для нас загадкой. Видно, фортуна в тот день щедро улыбалась другим, у нас же не заладилось с утра.
Решили перекусить. Достали термос с чаем, сальце, чеснок, яйца и бутерброды. Ели молча. Никто не знал, с чего начать, как объяснить, почему зверь, который был у нас почти в руках, так себя повел. Мы еще долго ждали собак после обеда. До темноты оставалось часа три. Решили сделать еще одну попытку.
Между двумя массивами был широкий, но неглубокий овраг, поросший молодой ольхой. Он тянулся на 200 метров в длину, и там частенько находили кабанов и лосей. Вот эту полосу мы и решили прогнать. Но, к сожалению, так никого и не добыли – не задалось. Правда, нам достался утешительный приз – фотографии енота, который, испугавшись загонщиков и собак, притворился мертвым (этот нелепый прием многим знаком). Сделав несколько снимков, мы положили циркача на место.
Незаметно подступили сумерки, моросил дождик, давала о себе знать усталость, в машине нас клонило в сон.
На следующий день охота длилась не дольше часа. Мы вернулись на то же заброшенное поле. Двухгодовалый лось, как и вчера, остановился, не дойдя до дороги метров сорок. Пока он мешкал, крайний номер, учтя вчерашний печальный опыт, сместился в сторону и положил пулю в убойное место, не оставив лосю ни шанса. Эмоции, обсуждения, поздравления – радость переполняла меня. Теперь мой первый выход в лес запомнится навсегда.