Причалил к берегу.
Впереди, метрах в трехстах от реки, пес азартно залаял вновь.
Я двинулся по высохшей протоке и вскоре сквозь частокол молодых ив увидел двух лосей.
Один своим видом напоминал доисторического исполинского зверя с гигантскими рогами.
Ничего подобного ни в природе, ни в специальной литературе о современном лосе я еще не встречал. Звери стояли в воде, доходящей им до живота.
Пес слышал, где я, и носился по отмели, нетерпеливо оглядываясь в мою сторону. И вдруг бросился в воду, направляясь к лосям.
Если подплывет к ним, псу конец — с этой мыслью я поднял винтовку. Два выстрела прогремели один за другим.
Немного погодя на реке запели моторы. В протоку зашли ребята, прихватив и мою лодку. Мы вытащили зверей из воды, сняли промеры, обработали.
Большого рогача даже взвесили — отдельно органы, мясо, шкуру. Пока ребята завершали работу, я вернулся и рассмотрел следы. Зверь, уходя от собаки, продирался сквозь поросль ив толщиной четыре-пять сантиметров.
Деревца расступались перед ним и стукались о рога. Иногда лось, преодолевая заросли, поднимал переднюю часть туловища вверх, и стволики ив под его весом пригибались к земле.
Ребята бухтели: я задерживал их своими измерениями, взвешиваниями и исследованиями. Но наконец мы загрузились и пошли вниз.
Мы возвращались из трехдневной поездки на лосиную охоту — первую, разрешенную уже не с научной, а с промысловой целью, по лицензиям, выданным госпромхозу «Пенжинский».
По правилам тех лет хозяйства не претендовали на такие трофеи, как рога, которые чаще всего выбрасывались во время промысла, или охотник, убивший зверя, забирал их себе. А тут нас «поймали» охранники природы во главе с директором Аянкинского оленеводческого совхоза «Полярная звезда» и местным участковым инспектором милиции.
С вертолета нам дали команду остановиться. Когда у вас на руках все необходимые разрешительные документы на охоту и оружие, проверки не вызывают возражений или досады. К тому же проверяющие помогли нам.
Лодки шли перегруженные мясом добытых лосей, и я был лишним. Так что попросился в вертолет и через пятнадцать-двадцать минут полета выгрузился в Аянке со своим главным в жизни охотничьим трофеем.
Ребята не без приключений пришли уже в темноте, сумев преодолеть заломы, перекаты и иные препятствия.
Проблемы с моим трофеем начались буквально с первой попытки транспортировки. Рога не прошли в двери самолета — значит, жди грузовой вариант. Кое-как довез их до города. Хорошо, что в аэропорту встретил приятеля, который в то время возил председателя облисполкома.
Он позвонил, чтобы за ним прислали транспорт, а заодно и бортовой уазик под рога (кроме своих, я вез для института еще три пары других, а также шкуры, черепа самок).
Тем временем события разворачивались своим чередом. У здания камеры хранения, где я «выставил» трофеи на всеобщее обозрение, собрался народ. Среди зевак оказались «крупные знатоки».
Глубокомысленное утверждение одного из них, что такие рога способен носить только сайгак, вызвало всеобщий хохот. Поинтересовалась мной и родная милиция. Проверили документы. Все оказалось в норме.
Затем появились сотрудники уже более серьезного ведомства, кто проносит свои документы перед глазами «подозреваемого» быстрым движением, видимо, в целях произвести неотразимое впечатление словом «Госбезопасность».
Эти приступили «с подходцем»: мол, «ихний» генерал — ценитель трофеев, было бы здорово сделать ему подарок. Почему не сделать? Сделайте! Это ваша проблема…
Трофеи погружены на машину. Но милиция все крутилась около водителя, задерживая отъезд. Тут на площади развернулась «Чайка» и остановилась около нас. Мы благополучно уселись в нее.
Надо было видеть, как милиция и «более серьезные ребята» встретили и проводили «членовоз» регионального масштаба — под козырек. Что же, честь приходится отдавать если не первому лицу области, то хотя бы железке, на которой его возят.
Впрочем, понять работников милиции и ГБ можно. Мы в штормовках, сапогах — обычной полевой одежде тех времен. Где как не у нас встречают по одежке? Таковы правила. Сохранились они и поныне.
Атака на принадлежность мне моего трофея началась буквально на следующий день после появления на работе. Ты, говорили мне, ездил в командировку от института, за период командировки ежедневно получал зарплату и «полевые», значит, все, что добыл в это время, принадлежит институту. Сдай рога в коллекцию!
Возражение, что зверь добыт по лицензии госпромхоза в нерабочие дни, субботу и воскресенье, когда заработная плата не начисляется и я волен использовать выходные по своему усмотрению, не принималось.
Ты в эти дни получал «полевые», напоминали мне. Удержите их (а это аж по два с полтиной рубля в сутки!) при утверждении авансового отчета, отвечал я. Ты оплатил провоз трофея с севера до города за счет института, говорили мне.
Это не так, утверждал я, внимательнее смотрите авансовый отчет. И только один мой аргумент остался без ответа.
А если я в субботу или воскресенье где-нибудь «схожу налево» и после этого появится ребенок, чей он будет — мой или институтский? Ответить «институтский» язык не повернулся. В этом наши позиции совпадали.
Кстати, вскоре представился случай это подтвердить, но при этом институт, надо отдать ему должное, «в лице старших товарищей» проявил лучшие свои качества. Когда у молоденькой лаборантки родился ребенок, институт взял на собственный кошт и своего «проштрафившегося» сотрудника, и мать его детей.
А мой трофей после длительной демонстрации в местном краеведческом музее отправился покорять мир — сначала на ВДНХ СССР, затем в другие края и веси. Уже в Москве на выставке охотничьих трофеев я узнал о его высокой материальной стоимости.
Один из участников проходившего тогда Первого международного конгресса териологов, увидев эти рога, предложил мне их продать за пятьдесят тысяч зеленых. В ответ я промямлил, что в переводе на рубли это сущие копейки, что самому трофей дороже стоил. Покупатель быстро сообразил что к чему и дальше торговаться не стал. Впрочем, это, скорее всего, был некий «пробный камень».
В то время я, как и многие, находился под впечатлением ходившего по Москве рассказа о том, как один из коллег на выставке охотничьих трофеев за рубежом попал в пренеприятнейшую историю.
Чтобы отвязаться от приставшего к нему дипломата, любителя рогов, он согласился обменять свой трофей на его «Мерседес». В нашем посольстве ему объяснили, что «рога-то его, но трофей — достояние славной страны и торговать собственностью Родины никому не позволено».
И в дальнейшем этот трофей как моя собственность не давал многим покоя. Так, один из руководителей Росохотрыболовсоюза решил проявить непозволительную по тем временам щедрость и за передачу трофея в собственность музея этой организации вознамерился премировать меня 500 рублями за заслуги перед охотничьим хозяйством страны, «в порядке исключения».
Были, конечно, и серьезные предложения в частном порядке. Например, предлагали «Волгу» прямо с завода. Но отсутствие водительских прав (да и времени) не позволило согласиться с достаточно заманчивым по тем временам предложением.
Думаю, сейчас уместно дать маленькую справку: лосиные рога такого размера, мощи и красоты, как у моего трофея, появились в нашей стране впервые. Это позднее, когда по стране развезли десятки трофеев, в том числе и более высокого качества, цены и само отношение к ним девальвировались…
И все же я согласился передать свой замечательный трофей на постоянное хранение в музее нашего головного института — в ответ на просьбу его директора. Конечно, никакой речи об оформлении данного факта юридически не шло.
Для меня важнее было честное слово бывшего секретаря райкома КПСС, а тогда директора нашего института, сказавшего мне: «Такой трофей хранить дома неприлично, в институте — другое дело».
Этого мне хватило, я согласился. К сожалению, свои слова и обязательства даже директора институтов порой не выполняют, а тем более его последователи…
Как писала мне в письме директриса музея, мой трофей привезли в институт не без приключений. В том же письме в заключение она выражала благодарность за столь «щедрый и ценный подарок» музею.
Пришлось и мне высказать свою признательность за оценку трофея, но поправить ее заблуждение в том, что это подарок. Рога передавались в музей на постоянное хранение.
В ответ уже от директора института я получил уведомление, что «рога поставлены на материальный баланс института по фактическим расходам на транспортировку от Москвы до Кирова, а позднее и на какую-то зарубежную выставку.
Сняли. Но пошли своим путем. И в первую очередь сняли ярлык, уведомляющий, кем был добыт трофей и кому принадлежит. Оставили, конечно, принадлежность институту.
После сняли тематику исследований копытных животных Камчатки, ну а исполнителя, конечно, решили выгнать, то есть сократить. Все пришло на круги своя.
Я лишний раз убедился, что желательно хоть иногда верить умным и опытным людям, которые предупреждали: «Не вздумай отдавать рога институту. Наши научные бандерлоги обязательно надуют, не могут они иначе: потребко-операция, торгаши».
Теперь трофей, который до недавних пор носил титул чемпиона мира в номинации «Рога лося», висит в кабинете нынешнего директора ВНИИОЗа (ранее это был всесоюзный, ныне всероссийский институт охоты и звероводства), украшает «лобное» научное место.
Недавно возникли отголоски той институтской «антироговой» кампании. Мой коллега, обсуждая проблему «реквизиции» у меня трофея, вдруг заявил: «Вероятно, ты не был настойчив в возвращении лосиных рогов, потому что не сам добыл того лося».
Ну что ответишь на такое?