Каждый охотпользователь на закрепленной за ним территории проводит изъятие зверей, сообразуясь со своими интересами: одни делают упор на отстрел молодняка, другие стреляют всех подряд, третьи ведут выборочный отстрел трофейных зверей. При этом мало кто задумывается о состоянии популяции в целом. Вполне очевидно, что одни и те же нормативы для всех охотпользователей не подходят, так как условия охоты-промысла и задачи у всех разные.
Считается, что нормы добычи вводятся для сохранения ОЖ от перепромысла. Но на практике соблюсти норму изъятия из популяции неосуществимо по ряду объективных и субъективных причин.
Утвержденные МПР РФ “Нормативы допустимого изъятия охотничьих ресурсов” существенно ограничивают добычу ряда ОЖ. Так, например, в соответствии с этими нормативами одной из общественных организаций охотников Тульской области, насчитывающей в своих рядах около 2 тысяч охотников, на осенне-зимний сезон 2010–2011 г. г. был выделен лимит на отстрел около 50 зайцев и чуть более 100 лисиц (“РОГ” № 11, 2011), что способствует больше браконьерству, чем охоте.
Норматив допустимого изъятия рассчитывается исходя из данных государственного мониторинга охотничьих ресурсов и среды их обитания. Однако опыт регулирования промысла ОЖ с использованием норм добычи, рассчитанных лишь по данным учетов численности, на многих видах себя не оправдал. Современные методы и масштабы учетных работ не дают достаточно достоверных данных по численности ОЖ.
Более того, мы учитываем не там, не то и не тогда. Для рационального использования ОЖ необходимо знать “урожай” охотничьих видов, а не его остатки после промысла.
Вопросы нормирования добычи охотничьих зверей и птиц освещены в научной литературе довольно широко. Но, похоже, что разработчики “Нормативов допустимого изъятия охотничьих ресурсов…” не знакомы с соответствующей литературой. Иначе они могли бы прислушаться к рекомендациям ученых и специалистов из других научных организаций, а не зацикливаться на данных и расчетах лишь ФГУ “ЦОК”.
В научной литературе рекомендации по избирательной добыче даются, как говорится, на все случаи жизни. Для увеличения общего количества добываемых лосей необходима добыча до 50% телят от выделенной квоты. Наибольшая продуктивность популяции достигается путем сохранения в стаде половозрелых самок. Для получения максимального урожая (мясной продукции) зимняя популяция лося должна состоять из 25% самцов и 75% самок. А для обеспечения “трофейной” охоты соотношение полов в зимнем стаде должно быть примерно 2:1 в пользу самцов. При этом в течение года необходимо вести селективный отстрел больных, недоразвитых, травмированных и дефективных животных. Все бы хорошо, но не говорится, как это сделать на практике. Тем более что возрастные категории даже у копытных в природе визуально могут быть определены нечасто и с большим трудом. К тому же в результате сезонных миграций плотность населения лосей на стойбищах зимой в сравнении с летом меняется в два раза и более.
На фоне комментария МПР РФ (“РОГ” № 3, 2011) о том, что политика его департамента охоты направлена на предотвращение распределения квот, на установление “правил игры”, когда охотпользователь на основании четких понятных нормативов определяет сам объем добычи, охота на массовые и социально значимые виды регулируется сроками и пропускной способностью угодий.
Сейчас, когда нет опасений за численность многих хищников семейства куньих и кошачьих, интерес к добыче которых угас в связи с падением цен на шкурки”, можно отметить, что “нормативы допустимого изъятия охотничьих ресурсов…”, утвержденные приказом МПР РФ от 30.04.2010 г. № 138, носят декларативный характер. Непонятно значение выражения “допустимого изъятия”. С одной стороны это можно трактовать как недопущение превышения верхнего предела добычи — например, 70% от поголовья волка в конце зимы. С другой стороны, добыча всего 10–20% этого поголовья может считаться допустимой (но недостаточной для проводимой политики сокращения поголовья волка). В таком случае лукавые цифры допустимого изъятия в отношении волка дают органам охотуправления возможность (право) предъявлять охотпользователю претензию как за превышение “нормы” (например, при добыче всех пяти волков, зашедших на территорию охотхозяйства), так и за недостаточную борьбу с волками при добыче из этих пяти всего одного-двух зверей. Создается впечатление, что современные нормативы допустимого изъятия охотничьих ресурсов являются не столько мерой управления популяциями ОЖ, сколько мерой управления охотпользователями. Не зря М. Д. Перовский назвал их “заготовкой на все случаи жизни”. Департамент охоты делает вид, что управляет ресурсами — утверждает нормативы допустимого изъятия и для видов, которые в нормировании не нуждаются. Практика же показывает, что на большей части страны, где отмечается хронический недопромысел, происходит саморегулирование численности и промысла. В то же время никакие нормы добычи, ограничения и запреты охоты (в т. ч. и многолетние запреты охоты на ДХЖ в ряде регионов) не помогают поднять численность зайца, белки, боровой дичи, уток и других видов, поголовье которых заметно сократилось в последние годы во многих субъектах РФ. Вполне очевидно, что состояние поголовья многих видов ОЖ, в т. ч. и ДКЖ, нормой добычи не регулируется: большая часть животных гибнет от стихийных бездействий, хищников и браконьерства.
Процедура установления лимитов изъятия ОЖ в настоящее время представляет собой “испорченный телефон”, когда заявка охотпользователя на любом этапе продвижения ее по инстанции и обратно может быть “откорректирована” в сторону занижения. Между тем на практике определяется некая величина допустимого объема добычи, которая в зависимости от фазы динамики численности, погодных и кормовых условий, степени промыслового усилия и коэффициента успешности охот и прошедшего промыслового сезона может быть уточнена для очередного сезона охоты. Вот эта квота изъятия и должна окончательно согласовываться с региональными органами охотуправления. А согласованная в регионе квота идет в центр не для согласования с ним, а лишь для определения (путем суммирования всех региональных заявок) общей квоты добычи по стране по основным промысловым видам. Тогда волокиты и задержек с получением квот охотпользователями не будет, а квота добычи будет ближе к реальной.
Откуда взялось первоапрельское поголовье ОЖ, если учеты ЗМУ проводятся с 25 января, а охотуправления регионов торопят охотпользователей провести учетные работы до 10 февраля с тем, чтобы успеть отчитаться в итогах уже к 15 февраля?
Для снижения масштаба браконьерства (отстрела по одной лицензии в течение промыслового сезона нескольких зверей) целесообразно срок действия лицензии на добычу ДКЖ и медведя сократить до 1 месяца. Но продавать их в большем количестве, большему числу охотников и по более низкой стоимости. Т. е. продавать лицензий больше лимита добычи в 1,5–2 раза! При этом обязать охотпользователей, получивших лицензии, отчитываться перед органом, выдавшим лицензии, о ходе отстрела еженедельно, чтобы они были в курсе событий и, в случае необходимости, могли внести коррективы в ход промысла. Принцип конкуренции в добыче — кто быстрее добудет, реализует выделенный лимит, вынудит охотпользователей лучше организовывать процесс охоты и сократить срок промысла. А это будет способствовать снижению потерь продукции, фактора беспокойства, создаст более благоприятные условия для зимовки популяции. Более раннее окончание охоты на копытных (лося) позволит переключиться на добычу других промысловых видов и вплотную заняться регулированием численности нежелательных в охотничьем хозяйстве видов.
Следует заметить, что до тех пор, пока не будет четкого определения понятия “охотничье хозяйство”, целей, задач и критериев оценки его деятельности, пока не будет найден баланс интересов между государством (охотуправлениями субъектов, охотпользователями) и охотниками, — до тех пор ни о каком совместном ведении и развитии охотничьего хозяйства в России не может быть и речи. И все будут действовать по принципу “кто в лес, кто по дрова”.